Слово священномученика Анатолия Жураковского (+1937г.)
в день памяти святителя Иоанна Златоуста
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
«Величаем тя, святителю отче Иоанне Златоусте, и чтим святую память твою».
Святой, память которого мы поминаем сегодня, — великий святой Иоанн Златоуст. Он особенно близок нам. Не потому только он близок нам, что под сводами его святого храма мы, многие из нас, провели часы и дни, о которых мы никогда не забудем, дни, когда мы молились вместе нашему великому Святителю. Не потому только так особенно дорог нам он и его страдальческий трудный путь, так особенно понятен он нам, так особенно ранит наше сердце. Он близок нам всем своим служением, всем своим устремлением, всем своим горением, всем тем, чем он жил и ради чего он умер. Его жизнь, его мысли, его подвиги были устремлены на то, что так нас всех мучает, что нас волнует, на разрешение того, что мы должны разрешить, чтобы жить.
Великий святой Иоанн Златоуст был не просто верующим человеком. Он был хоругвеносцем веры, знаменосцем ее. Он нес знамя, и на этом знамени были начертаны слова о верности Христу и Его святому Евангелию — воистину в истории Церкви со времен апостольских не было и, быть может, никогда более не будет так возлюбившего Евангелие, более горевшего этой любовью, чем великий святой Иоанн Златоуст. И даже теперь путь к святому Евангелию легче через духовный опыт, через творения святого Иоанна Златоуста.
Евангелие — страшная книга. Творения дерзновеннейших мечтателей, дерзновеннейших учителей человечества, самых великих утопистов — они кажутся наивными и немощными перед одной страницей Нагорной проповеди. Евангелие — страшная книга. «Оставь отца и мать, не заботься о завтрашнем дне, будь как птицы, как полевые лилии, будь как солнце, не различающее добрых и злых. Возненавидь самую жизнь и иди за Мной… Никого не называй учителем, кроме Меня, никого не называй отцом, кроме Бога, и иди за Мной… Тебя будут гнать, тебя будут преследовать, тебя поведут на судилище, тебя убьют, но ты иди, иди на гонения, на преследования — иди за Мной…» Эти слова написаны в Евангелии. Это Евангелие говорит нам эти страшные слова. И этими словами оно, братья и сестры, потрясло мир.
Когда эти слова прозвучали над миром, мир разделился надвое. Одни пошли за Ним, куда бы Он ни пошел. Но их было немного. А другие (и это — мы все) — отступили от Него. Но одни отступили явно, они явно сказали, что Он был лжецом, что Он не был Богом, они подняли знамя борьбы против Него — это Его явные враги. Другие же отступили от Него с великим лукавством. Они назвали Его Богом и Его Книгу — Божественной. Эту Книгу они облачили в дорогие одежды и положили на своих престолах. Перед этой Книгой они склоняют свои колени, но в глубине души своей они не верят этой Книге. Они между этой Книгой и своей жизнью воздвигли непроницаемую стену. Они думают — и это не они, а мы, — и мы думаем, что эта Книга — преувеличение, что в нашей жизни ее заветов выполнить до конца нельзя. Надо сначала острие евангельского меча, этого страшного обоюдоострого меча, притупить, чтобы мы могли принять его.
И вот, братья и сестры, веками мы притупляем этот меч, веками мы изобретаем, создаем разные уловки, мы веками научились думать, что Евангелие только для тех, кто ушел из мира, — для отшельников, для аскетов и монахов; а для нас Евангелие — слишком строгая, слишком страшная книга. Но вот святой Иоанн Златоуст, которого мы сегодня величали, служит нам живым укором, ибо он не был отшельником или, вернее, был, но оставил путь отшельника для мира; он вернулся из отшельничества в мир, чтобы в мире исполнить заповеди Божьи.
Он был уверен и всей жизнью своей свидетельствовал о том, что эти заповеди не только для отшельников, для монахов, а что они и для мира. Он доказал это, и в этом смысл всего его учения, его жизни и его смерти. Он болел одной болью, болью о том, что люди не идут за Христом, не только те не идут, которые открыто отрекаются от Него, но не идут и те, которые называют себя верующими. Если бы, говорил он, кто‑нибудь пришел в наш мир, узнал бы учение Христа, и узнал бы нашу жизнь, и сравнил бы эту жизнь и Его учение, то он бы счел нас не христианами, а самыми жестокими врагами Христа, потому что наш путь не с Ним, а против Него. «Мы, — говорил он, — мы умертвили Его тело».
Когда в прошлом столетии Достоевский сказал, что наша Церковь находится в параличе, многие испугались, но они не знали, что полторы тысячи лет тому назад Златоуст сказал более страшные слова: «Мы сделали Его тело мертвым». Страшно это говорить, но еще страшнее сознавать и видеть. Но, братья, он утверждал, что эта измена Его духу, что это отступление вовсе не закон. «Нет, — говорил он, — исполнить Его заповеди можно и нужно. Христос не заповедал нам ничего невозможного, ничего неосуществимого. Если бы Он заповедал нам переставлять горы, перелетать через моря, если бы Он заповедал что‑нибудь противоестественное, сказал: люди, любите зверей, диких зверей, — тогда Его заповеди, может быть, были бы неосуществимы. Но он не заповедал этого. Он заповедал простое и легкое: «Любите друг друга». Воистину это закон жизни, и по этому закону можно и должно жить…
И вот, братья и сестры, святой Иоанн Златоуст начинает творить свое служение во имя Распятого и творит его с той целью, чтобы уверить людей, что по закону евангельскому можно жить, можно, и нужно, и легко.
Он выступил на служение в то время, когда языческий мир просыпался от долгого сна и во сне язычества еще грезил по–язычески. Эти грезы проявились и в философии, и в жизни, и с ними боролась тогда Церковь. Одни боролись с ересями на почве умозрений, а другие, и среди них первый Иоанн Златоуст, хотели прежде всего обратить ко Христу сердца и жизнь верных. Мы видим, как в Антиохии он пасет свою паству и требует от нее верности Евангелию. Затем в Константинополе он устремляет свои взоры уже на всю вселенную.
Когда на заре Возрождения итальянский монах Савонарола хотел во Флоренции устроить республику Христа, он внешне подошел к осуществлению этой задачи, и из его попытки не вышло ничего поучительного; про Златоуста можно сказать, что весь мир хотел он сделать царством Христа, где бы святое Евангелие было единственным законом жизни. Он требовал низложения всего того, что делало жизнь тяжкой. Он говорил: «Все верующие, принесите свои имущества к ногам церковным, мы распределим их справедливо, и тогда мы Небо сведем на землю». Это его слова.
Когда ему возражали, что есть неверующие, что есть язычники, которые не пойдут за ними, он говорил, что этих неверующих мы должны обратить к подвигам жизни. «Если, — говорил Он, — мы будем жить так, как жили христиане в Иерусалиме, тогда весь мир обратится и падет к ногам Распятого». Он хотел расширить, раздвинуть стены храма на весь мир. Он говорил, что жертвенник, алтарь и престол не только в храме, но в сердце каждого из нас, — жертвенник, который мы можем всюду воздвигнуть и там приносить живые жертвы Богу; и не только жертвенником является сердце каждого из нас, но каждый наш ближний — тоже жертвенник. Вся наша жизнь — личная и общественная, наше личное служение и общение с ближними, — все должно сделаться богослужением единому Спасителю. «Тогда, братья, мы сведем Небо на землю, тогда воцарится Христос, и Евангелие станет законом».
Так учил и думал святитель, но жизнь наносила тяжелые удары и испытания его вере, его надежде. То его не понимали, когда он проповедовал, то богатые восставали на него, потому что он хотел лишить их богатства, власти считали его бунтовщиком, священники и епископы сочли его опасным мечтателем. Верующие, которые и слушали его и как будто любили, — на самом деле не понимали его, не понимали тайны его служения, его жизни. Когда он горел перед ними, как свеча, открывал им свое сердце, они ему аплодировали, как артисту. Это непонимание становилось все более жгучим. Но Златоуст сам говорил о себе: «Я утвердил ноги свои на камне».
И вот мы видим: одна ссылка, скорое возвращение из нее, затем другая ссылка, наконец, многострадальный последний путь — третья ссылка на смерть; одинокая смерть в пути. Но последние его слова — слова хвалы: «Слава Богу за все».
Да, он утвердил ноги свои на камне, он мог сказать вместе с апостолом Павлом: «Я знаю, в Кого я уверовал». Когда его лучший друг диаконисса Олимпиада писала ему в ссылку послания, полные отчаяния, когда она ему — этому страдальцу и мученику — говорила, что не может долее терпеть, — он не падал духом от этого малодушия, он взирал на распятого Бога и знал, что если Распятый воскрес, то воскреснем и мы; те, которые распинаются с Ним, с Ним и воскреснут. Здесь или там, в этом ли мире или за его пределами, но Святыня восторжествует, закон ангельский станет законом жизни, и Христос воцарится в Своей Церкви. И тогда, братья и сестры, тогда Он Сам снимет венец терновый с чела Церкви — своей многострадальной Невесты, убелит Ее одежды и облечет Ее в ризы славы.
Так веровал Златоуст и в этой вере умер. Сегодня, братья, мы почитаем его память. Образ его — великая помощь и великое утешение нам — слабым и немощным. Великое утешение, но и укор, и призыв. «Величаем», — поем мы. Но если «величаем», то значит, и становимся под его знамя, а на этом знамени — верность Христу и Евангелию, верность до самой смерти. Если величаем, если становимся под его знамя, то его путь должен стать нашим путем, его горение — нашим горением и его страдания — нашими страданиями.
И вот, братья и сестры, сегодня, в этот праздник, в день этого торжества мы не только получаем утешение, но мы и даем обет, потому что каждое слово, которое мы повторяем в церковном богослужении, — это великая помощь, великое утешение, но всегда и обет.
«Величаем тя, святителю отче Иоанне Златоусте, и чтим святую память твою, ты бо молиши за нас Христа Бога нашего».
27 января 1925 г.
Проповедь игумена Леонтия (Козлова) в день праздника святителя Иоанна Златоуста
«Аз есмь дверь»
Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь (Ин. 10, 9-16).
Сегодня мы празднуем память великого Пастыря, святителя Иоанна Златоуста, непревзойденного в слове, неутомимого в трудах на ниве Господней, неустрашимого защитника словесных Христовых овец. Он стал примером для православных пастырей на все времена, а его творения — неиссякаемым источником боговдохновенной мудрости для всех поколений христиан. В день памяти святителей Церковь предлагает Евангельские слова Христа об овцах и пастырях, чтобы мы могли размышлять о теме нашего спасения во Христе.
У одного доброго господина было много овец, о которых он нежно заботился, подавая им все необходимое, и эта его любовь держала их вместе на изобильных пастбищах. Однажды злой человек научил их уйти искать свободы и чего-то лучшего, и тогда они перешли единственную запретную черту, рассеялись по миру и одичали. У них появилось много свободы, но они столкнулись с лишениями, жестокостью и несправедливостью, и многие из них превратились в хищных зверей, пожирающих друг друга. Но всегда оставались среди них кроткие овцы, которые помнили голос доброго господина и жили надеждой на то, что они снова с ним соединятся.
Овцы, как вы догадались, это души человеческие, в которых не угас огонь божества, которые живут по изначально заложенному в них закону добра. Нравственный закон, совесть, способная различать добро и зло, — есть голос Бога в сердце каждого. И эти внутренние ограничения были слабой оградой от зла, которая объединяла их в чаянии грядущего Доброго Пастыря.
И вот, этот Избавитель приходит на землю и собирает Своих овец. Он ограждает их двор от зла рвом предписаний Ветхого Завета и высокой стеной новозаветных заповедей, а внутри устраивает изобильную духовную трапезу. Войти в этот двор Христов, в Его Церковь, можно только одним путем, через преддверие веры и любви. Сам Господь входит через эту дверь в каждое сердце, и «придверник» — внутреннее духовное чувство — отворяет Ему, потому что Христос свой для души и сроден ей. Овцы узнают Его голос, голос любящего Отца, они исполняются радости и готовы идти за Ним, куда бы Он ни пошел. А чужого, проникающего во двор иными путями ради своей выгоды, чтобы обмануть, украсть и убить, они боятся, потому что его льстивый и жестокий дух, дух эгоизма и своекорыстия глубоко чужд им.
Наш добрый Пастырь говорит нам: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет». В Церковь мы входим через Христа, через дверь смирения и послушания, и здесь наша свобода ограничивается заповедями и служением другим. Это дает нам надежную защиту от зла и возможность исцелиться и окрепнуть, питаясь духовным млеком. Но этой же дверью смирения и любви мы и исходим в мир вслед за своим Пастырем: «И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его» (Ин. 10, 4). Когда мы со Христом, нам ничего не страшно, никакие соблазны. Он делает нас духовно свободными и ведет на пажити творения добра. Любящий не связан законом и не нуждается в ограде заповедей, ибо справедливо сказано: люби и делай, что хочешь. Сама любовь оградит его от греха, который есть попадание мимо цели, и кратчайшим путем проведет ко спасению.
Пастырь — это полная противоположность разбойнику и вору, потому что он не ищет выгоды от овец, но готов отдать и саму свою жизнь ради их блага. Есть еще и наемник, который, как и пастырь, заботится о благе стада, но с той разницей, что для него это работа ради вознаграждения. Овцы для него не свои, им не движет любовь, готовая на жертву, и потому, когда возникает опасность, он сразу убегает. Он боится за свою жизнь и оставляет овец в опасности, тем самым удаляясь и от Самого Христа, Который остается с ними. Много было в истории истинных пастырей, которые своими трудами и писаниями заградили путь в Церковь ересям и заблуждениям, есть они и сейчас, но даже если никого не останется, самый главный Пастырь всегда с нами. Христос и поныне обращается к сердцу каждого, и «всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Рим. 10, 13).
Эта притча напоминает священникам, что «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец», а без этого остается одна видимость, которая улетучивается в сложной ситуации. Где есть любовь, в критический момент появляются великие силы и дерзновение, а где ее нет, предательский страх отнимет и последние крохи самообладания. Образ овцы — это напоминание христианам о качествах, угодных Господу: о здравом духовном чувстве, беззлобии, смирении и послушании пастырям. Настоящие овцы часто бывают пастырями, потому что в мире, куда выводит нас Господь, много заблудших овец, а истинные пастыри, прежде всего, сами должны быть овцами. Но никто из нас не должен быть наемником на службе у Христа, Который отдает всего Себя. И хотя допустимо поначалу трудиться ради награды, будем стремиться к бескорыстному служению, чтобы добро стало природой, а любовь потребностью. Христос полагает жизнь за овец, и мы будем учиться жертвовать малым ради ближнего. Тогда мы станем достойными последователями Спасителя и наследуем жизнь, причем «с избытком» — блаженную вечность, и будет одно стадо и один Пастырь, Иисус Христос во славу Бога Отца. Аминь.
Сказано 26 ноября 2015г. в храме мученицы царицы Александры в Иерусалиме
