Поучение протоиерея Анатолия Правдолюбова (+1981г.) в Неделю Крестопоклонную
Ныне Святая Церковь положила совершать поклонение Честному Кресту, который для этого с особыми священными обрядами, с нарочитою торжественностью износится ныне священником на средину храма.
Для чего это Церковь установила?
I. Прежде всего для того, чтобы ободрить нас, изнемогающих под бременем поста и усиленной молитвы. Предлагается Крест — наглядное изображение Божественного Страдальца Христа, ради нас человек и нашего ради спасения такую ужасную, невыразимо тяжелую подъявшего кончину, взяв на Себя грехи всего человечества. Если Он так пострадал, то неужели велик наш подвиг постный настолько, что мы изнемогаем, и уже готовы оставить его? Ободримся, не дастся нам испытания свыше сил, стало быть, можем и мы докончить вторую половину постного подвига, укрепляемые Крестом во Имя Распятого на нем.
А. Святая Церковь сравнивает ныне выносимый Крест с деревом раскидистым и тенистым среди жаркой бесплодной пустыни. Путники изнемогли от пустынного жара и сухости, жажда их морит, они совсем ослабели.
Но вот видят вдали это насажденное посреди дерево. Какая радость охватывает их! С неизвестно откуда явившейся силой спешат они под Спасительное Древо, и, отдохнувши, подкрепившись пищей и питием под животворной тению его, весело и бодро совершают остаток пути.
Б. Еще сравнивает Церковь Крест с тем древом, которое Моисей бросил по Божию повелению в горькие воды Мерры, — источника, найденного измученным израильским народом в пустыне. Из него, увы, кажется было невозможно пить, так он был горек. Какова же была радость израильтян, когда после вложения в источник дерева, указанного Богом, воды Мерры сделались сладкими и приятными, вполне пригодными для утоления жажды.
II. Еще Церковь дает нам ныне достопоклоняемый Крест Христов для того, чтобы лучше приготовить к принятию воскресшего Христа.
Так всегда бывает. — Когда вождь, великий победитель и благодетель народный возвращается с места славной своей победы, пред ним несут знаки его достoинства, трофеи его, его знамя. Так и Царь царствующих, Победитель и Одолетель смерти, шествуя к нам в светлом и всерадостном дне Воскресения, задолго до Своего появления посылает нам скипетр Свой, знамя Свое, Крест Пречестный и Животворящий. На нем Он искупил грехи всего мира, на нем пригвоздил их, убил вражду нашу с Богом. На нем попрал смерть, и мертвой главе Адамовой, с главами и костями всего его потомства, дал великую силу облечься в последний день плотию, явиться в обновленном, тонком и лучезарном теле для вечной жизни с Ним, — Избавителем нашим, Христом. Воистину, это новое Древо Жизни насаждено посреди рая Божия вторым Адамом — Господом Иисусом для того, чтобы даровать им бесконечную жизнь всему человечеству.
III. Церковь ныне велит нарочито покланяться Святому Кресту и для того, чтобы напомнить нам сильнее великое его значение в нашей личной жизни и в жизни всего человечества, даже больше скажу, всей твари живой и неодушевленной. Четырьмя своими концами Честный Крест освящает все четверочастное нашей жизни:
1. Четыре стихии: Воздух, Огонь, Воду, Землю;
2. Четыре времени года: Весну, Лето, Осень, Зиму;
3. Четыре времени суток: Утро, День, Вечер, Ночь;
4. Четыре времени жизни: Младенчество, Юность, Зрелость, Старость;
5. Четыре стороны света: Восток, Юг, Запад, Север;
6. Четыре наши внутренние: Ум, Сердце, Волю и Мускульные силы.
Невозможно перечислить всего: проще и короче сказать — всех и всё освящает и укрепляет Крест Христов, силою Распятого на Нем.
Будем же ныне с особым благодарным, радостным и благоговейным чувством покланяться Кресту Господню и лобызать его. И да подаст Распятый на нем Господь бодрость и крепость нам грешникам, изнемогающим от тяжести постного подвига.
Да подаст нам такое же утешение, какое видят путешественники под раскидистыми древами оазиса, у исѣточника вод, силою Божию из горьких сделавшихся сладкими.
Да подаст нам Господь, падшим от вкушения плода древесного, восстать и обновиться поклонением и лобызанием нового Древа Жизни посреди Рая Небесного.
Да дарует нам Господь, поклонившимся ныне Его Знамению победы над грехом и смертию, самим побеждать в себе грех, и уготовать себя к достойной встрече грядущего к нам воскресшего Христа Спасителя.
Аминь.
1949 года
Проповедь протоиерея Дмитрия Сазонова в Неделю 3-ю Великого поста
В службе этой недели св. Церковь прославляет св. Крест, вынося его в конце утрени (на всенощной), на середину храма для поклонения. В связи с этим поклонением св. Кресту и неделя называется — Крестопоклонной. В песнопениях дня, Церковь обращается к каждому из нас: «придите вернии, животворящему древу поклонимся, на нем же Христос Царь славы волею руце распростер, вознесе нас на первое блаженство; придите вернии, древу поклонимся, имже сподобихомся невидимых враг сокрушити главы». Св. Церковь выносит св. Крест на середину храма для утешения и ободрения постящихся, т. к. ничто так не может ободрить, вдохновить и утешить ослабевшего духом, как вид божественной любви Спасителя, распятого на Кресте.
Крест, до распятия на нем Господа Иисуса Христа был орудием позорнейшей казни. В ветхозаветных книгах говорится о распятых на кресте: «проклят всякий висящий на древе» (Втор. 21, 23). Павший, в греховном преступлении, образ Божий в человеке, своими крестными страданиями, восстанавливает Сын Божий — второй Адам. С тех пор, — св. Крест — «ангелов слава и демонов язва». Позорное орудие Его смерти служит предметом хвалы для св. апостола Павла (Гал. 6, 14), предметом для благоговейного поклонения христиан, источником Божьей силы и мудрого Промысла Божьего в спасении от греха, проклятия и смерти. Но не для всего человечества он служит знаменем победы над грехом: напр. — для иудеев, распявших ожидаемого Мессию, он служит соблазном, для эллинов — распятый Сын Божий — безумие (1 Кор. 1, 18).
Проходят века и столетия, но слава Креста не умаляется, не меркнет, но растет и ширится. Прочтем слова св. Кирилла Иерусалимского, в которых он так говорит о силе креста и его изображения: «с дерзновением изображаем рукою знамение креста на челе и на всем: на хлебе, который вкушаем, на чашах, из которых пьем; да изображаем его при входах, и выходах, когда ложимся спать или встаем, когда находимся в пути или отдыхаем. Он великое предохранение, данное бедным в дар и слабым без труда. Это благодать Божия, знамение для верных и страх для злых духов». Во имя Креста и в защиту его, и с ним в руке, народы Запада предпринимали далекие походы против неверных. Люди из уважения к Кресту называют себя крестьянами, крестом украшают все дорогое для своего сердца: крест украшает храмы Господни, крест согревает нашу грудь. Осеняя себя крестом, мы начинаем и оканчиваем всякое дело, крестом прогоняем супостата — дьявола, крестом благословляем детей, крестом осеняем рожденного младенца и благословением крестным провожаем умершего к месту последнего упокоения. Крестом украшаем и саму могилу человека.
Крест Христов — свидетельство нашего спасения, орудие страданий Богочеловека, которым прощены наши грехи, была разрушена вечная смерть и мы ожили.
Слава, Господи, Кресту Твоему честному!
В воскресный день Крестопоклонной седмицы, в церкви читается Евангелие о ношении каждым из нас собственного креста — наших жизненных страданий и скорбей, неразлучных в этом мире для последователей Христа. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мною». (Мк. 8, 34).
Господь призывает нас отречься от себя, от действующего в нас греха и служения ему, от всей своей гордыни — взять крест свой, т.е. терпеть и с верой переносить все наши неизбежные в этом мире болезни, страдания и скорби. Если Христовы — плоть распять с ее страстями и похотям. Терпя, «спасти душу», зная, что все это посылается нам для нашего вразумления, укрепления в добродетели и спасения.
Крест Господень да будет нам помощником, силой Распятого на нем!
Проповедь протоиерея Иоанна Сазонова (+1994г.) в Неделю Крестопоклонную
«Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя,
Возьми крест свой и следуй за Мной» (Мф. 16, 24)
Куда и зачем зовет нас Спаситель? Какой дорогой нам надлежит идти, чтобы исполнить завет, к которому призывает нас Господь?
На все эти вопросы, братия и сестры, мы найдем ответ в прочитанном сегодня евангельском отрывке в Неделю 3-ю Великого поста, Крестопоклонную.
Сам безгрешный, Спаситель взял на Себя бремя грехов всего человечества. С полной покорностью воле Бога Отца понес он тяжелое бремя грехов всех людей крестным, кровавым путем, понес под разъяренный крик озверевшей толпы на Гологофу и там, вознес «людское бремя тяжкое греховное» на Крест и кровию Своею Честною омыл наш первородный грех.
Господь Сам показал нам пример несения креста. С тех пор, позорное орудие казни — крест — стал символом победы над смертью, победой над злом, над грехом.
Крест стал нашим неразлучным спутником с самой колыбели, когда на нас, крещеных во Христа, надели впервые нательный крест. Он сопровождает нас всю жизнь — в крестах на куполах церквей, крестом в нашем домашнем иконостасе, в крестном знамении, которым мы ограждаемся от нападений диавола, в придорожных поклонных крестах. Крест завершает наш земной путь свидетельством воскресения — крестом на нашей могиле.
Церковь обращает наш взор от земли на небо, выше всего земного, и в своих гимнах говорит о кресте осеняющем всю вселенную, о кресте оружии против демонов: «Крест хранитель всея вселенныя, крест красота Церкви, крест царей держава, крест верных утверждение, крест ангелов слава и демонов язва» (Екзапостиларий в среду и пятницу недельного богослужебного круга). Слушая слова о кресте как центре мироздания — символе смерти и воскресения Христа, каждый христианин вспоминает слова, сказанные Спасителем: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мной» (Мф. 16, 24).
Следуя за Христом, как за Спасителем своим, каждый христианин проходит крестный путь, которым шел Господь. Он говорит, что крест скорбей и страданий — неизбежный наш спутник, он невидимо сопровождает каждого из нас. «Пусть каждый возьмет крест свой» — обращается к нам Спаситель. Все дело в том, как возьмем ли мы свой крест: как взял Он, или будем жаловаться, и задавать все те же неизменные вопросы: «За что? За что Ты нас наказал, за что Ты допустил наши скорби, за что нам так тяжело, почему мы страдаем?
А Он, послушный воле Отца, указывает нам на Свой Крестный путь и говорит: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22). Другого пути нет у христианина. «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся», то есть крестившиеся во имя Христа и Святыя Троицы облеклись во Христа духовно: в Его правду, святость, кротость, смирение, послушание, терпение, воздержание, в Его крестоношение — словом в Христово совершенство, в Христов образ, во всякую благодать Христову — «в новаго человека, созданнаго по Богу в правде и преподобии истины» (Ефес. 4, 24).
Облеклись ли мы во Христа? Спросим себя и ответим себе искренно — готовы ли мы понести за Ним свой крест? А если не облеклись, если не готовы, то мы и не Христовы. Ибо Апостол говорит, что кто Духа Христова не имеет, тот и не Его (Рим. 8, 9).
Братия и сестры! Настоящая неделя называется Крестопоклонной в честь прославления Креста Христова и поклонения ему. Она служит нам не только напоминанием о Крестоношении Господа нашего, она служит нам онтологической помощью в прохождении поста и его понимании. Крест дан для поклонения в посту как помощь для немощных, чтобы мы, взирая на него и на нем Распятого укреплялись духом. Он полагается посреди храма на аналое, и служит нам указателем пути поста, его высшим смыслом: «Кресту Твоему поклоняемся Владыко и Святое воскресение твое поем и славим».
Взирая на Крест, преободримся и мы духовно, чтобы в терпении и молитве, с верой и любовью пройти нам поприще поста для пользы нашей бессмертной души: «Помогай нам, пречестный Крест Господень, на нем же распят был Царь и Господь!»
«Приидите вернии, Животворящему древу поклонимся!» Аминь.
01.04.1973г. Воскресенский кафедральный собор. г. Кострома.
Поучение протоиерея Валентина Мордасова (+1998г.) в Неделю Крестопоклонную
Братие возлюбленные! У каждого из нас, кто бы мы ни были и какова бы ни была наша жизнь, свой крест, и мы несем, должны нести этот свои крест — часто от средней молодости, едва не с самого детства до старости, до могилы. Крест жизни каждого из нас — эта все, что отягощает нашу жизнь, что тревожит и мучит наш дух, что терзает наше сердце. Для одних таким Крестом является бедность и нищета, с которой они тщетно борются всю жизнь; для других — болезни, семейные невзгоды, потери близких и дорогих. И нет людей, нет ни одного человека, который бы не переносил в жизни страдании, не испытывал лишении — одним словом, не нес бы Богом ему назначенного креста. Богу ведома тяжесть этих крестов; но мы знаем, что часто золотой крест богачей бывает тяжелее креста бедняка, а крест, поднятый до царского престола и несомый лицом в царской порфире, бывает невыносимее, чем крест раба, наемника, работника. И дело, братие, не в том, каков у каждого из нас крест, какие невзгоды и скорби посылаются нам Господом; а дела в том, как, с какими мыслями несем мы свой крест, переносим свои страдания.
Обращаем ли мы внимание на то, чего обычно мы свой печали, скорби, невзгоды — словом, свои жизненный крест — считаем самыми большими, самыми тяжелыми; а беды и несчастья своих ближних мы считаем всегда более легкими, более терпимыми? Когда мы видим страдающими ближних, то эти страдания едва вызывают у нас сочувствие; а когда такое же и даже меньшее страдание постигнет нас или такая же беда случится с нами, то мы, считая эту беду едва ли не самою великою, раздражаемся, возмущаемся, начинаем роптать на людей и часто на самого Бога.
Не значит ли это, что мы обычно преувеличиваем свои горести, свои невзгоды, свои страдания — словом, тяжести своего креста?
Если бы мы знали, если бы мы тверда верили, что каждому посылается Богом крест по его силам и более тяжелый крест посылается больше могущему перенести, то с меньшим ропотом и с большим терпением мы несли бы свои жизненные кресты — именно свой, а не чужой, не другого крест, как говорит Спаситель.
Тогда, перенося свои невзгоды, свои страдания, мы были бы ближе к Тому, Чьему Кресту мы сегодня поклоняемся. Что наши страдания и наши муки по сравнению со страданиями и муками Христовыми! Что наши маленькие и легкие кресты сравнительно с величавшим и тягчайшим крестом Спасителя, взявшего на Себя грехи всего мира и перенесшего ужасные страдания на Голгофе!
И вот, братие, в минуты величнайшнх своих страданий великий Крестоносец Христос — Бог, но и Человек, — не произнес ни одного слова ропота, ни одного слова жалобы Своему Небесному отцу, а со смирением и кротостью молился Ему: Отче! Не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42); Не как Я хочу, но Как Ты (Мф. 26, 39).
И кто из нас, братие, хочет действительно быть истинным последователем Христовым, идти со своим крестом на своих слабых плечах за великим Крестоносцем — Спасителем, тот так же смиренна, и кротко, и терпеливо, и безропотно должен нести свой крест, переносить свои страдания, свои бедствия.
А для этого отвергнись себя, не думай много о себе, не преувеличивай цены себе; не считай себя лучше других, а считай хуже, считай свои беды не большими, а меньшими, чем горести и несчастья других; думай и заботься больше о других, чем о себе, старайся больше облегчить и умягчить страдания других, чем собственные.
И тогда твой крест будет легким для тебя, твои страдания и невзгоды не будут представляться столь невыносимыми, какими они казались раньше; тогда все реже будет подниматься возмущение в сердце твоем, все реже и реже будет срываться ропот и из уст твоих.
Если же кому из вас, братие, будет слишком тяжело под тяжестью вашего креста, то вспомните о великом и безмерно тягчайшем Кресте Спасителя нашего, со слезами и мольбою приникните к подножию этого Креста. И поверьте слову Божию, которое говорит, что Бог не допустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор. 10, 13).
Слово святителя Илии (Минятия), епископа Кефалонийского (+1714г.), в 3-ю Неделю великого поста
О совести и Божием правосудии
Иже бо аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем,
и Сын Человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми. (Мр. 8, 38).
О суд, о душа! — Так я со стенанием и слезами восклицал, когда говорил о втором пришествии Христовом. И как мне не волноваться, как не ужасаться, когда только вспомню, что настанет час, когда я из гроба услышу трубный звук, глас Божий, призывающий меня на суд? Что я воскресну, облеченный в прежнюю плоть, что у меня в руках будет книга, моя совесть, в которой будет написано подробно все, что я сделал, подумал, сказал в течении всей моей жизни?.. Что за все это я (должен буду) дать отчет без самооправданий и отговорок; что моими свидетелями будут небо и земля, судией — Бог, весь правосудие безо всякаго снисхождения, весь гнев безо всякой милости; что после суда состоится определение или о вечной жизни в раю или о вечной муке в аду?
О суд, о душа! Не ждите, христиане, услышать сегодня от меня слово о втором пришествии Христовом с описанием всех сопутствующих обстоятельств, (не ждите), чтобы я изобразил вам скончание века, торжественность судища, трепет судимых и велелепие Судии. Обо всем этом вы очень часто слышите из церковных священных книг. Сегодня я взошел на этот священный амвон, чтобы возбудить в вас то чувство, какое испытал и я, думая о судном часе, — чтобы вы представили себе, что этот час настал, и что мы стоим пред тем страшным судищем. Обратите внимание только на то, кто здесь подсудимый? Простой человек. А судия? — Бог. Подумайте и о двух предметах — человеческой совести и Божественном правосудии. Итак я желаю вам показать сначала, что человеческая совесть делает обвинение и постановление, а затем, что правосудие Божие совершает суд и воздаяние. Это Христос хотел сказать в сегодняшнем Евангелии: иже бо аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын Человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми. В этой жизни никто не может быть и обвинителем и судьей или судьей и отмстителем. А это будет на грядущем суде: совесть человеческая и правда Божия. Вот это именно и привело меня в волнение и трепет. О суд, о душа!
I.
Одна из самых достоверных истин нашей православной веры (гласит о том), что наступит второе пришествие Христово, когда Он придет судить живых и мертвых. Об этом очень выразительно говорят пророки в Ветхом и Евангелисты в Новом Завете и с великим трепетом — св. отцы Церкви в своих сочинениях. В сей жизни мир полон несправедливости, — часто злые достигают счастья и славы, а добрые живут в несчастии и подвергаются лишениям. Но Бог праведен. Поэтому в будущей жизни произойдет праведный суд и воздаяние: злые подвергнутся должному наказанию, а добрые получат должную награду. Сотворшии благая востанут в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Иоан. 5, 29). В этой жизни Бог наказывает не всех злых и награждает не всех добрых для того, чтобы мы знали, что Он намерен совершить это на будущем суде, в той жизни. Весь мир есть одно заблуждение. Сколько хороших людей в глазах мира кажутся злыми из-за одной только своей свободной и незлобной простоты! И сколько плохих людей в очах мира кажутся добрыми из за своего лукаваго лицемерия! Далее, что делают человеческое насилие и козни! Сколько властвует тираннов, сколько страдает невинных! И хотя Бог, чтобы явить хоть лучь Своей правды, наказывал многих преступников, как фараона и Антиоха, и освобождал многих невинных, как Иосифа и Сусанну; однако большая часть грешников в этой жизни наслаждаются честью и славой, а невинные умирают в безчестии и позоре. Но Бог правосуден. Поэтому когда нибудь на всемирном суде Он должен обнаружить, где истинное зло и где истинная добродетель, дабы возсияла истина вещей. Так об этом пространно размышляют из восточных учителей — Златоуст, а из западных Августин. Чтобы проявилось правосудие, должен наступить будущий суд, и все мы стать пред страшным судищем и подвергнуться суду каждый за свои добрыя и худыя дела. Об этом ясно говорит Павел: всем бо явитися нам подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага или зла (2 Кор. 5, 10). О суд, о душа!
В этот великий день все страшно, как я объяснил вам подробнее (еще) в прошлый раз. Но из всего этого самыми страшными кажутся мне два обстоятельства. Во первых человеческая совесть, которая делает обвинение и постановление, а затем Божие правосудие, совершающее суд и отмщение. О суд! о душа!
Начнем с перваго. Нет ничего безобразнее греха. Даже сам человек дерзнувший совершить грех, не может спокойно смотреть на него: он совершает грех, но старается, по возможности скрыть его. Когда по своей воле он идет сказать о нем духовнику, то или искусно видоизменяет, или же покрывает его отговорками. А все это потому, что хотя он и сделал грех, но не может видеть его. Наша совесть, действительно, есть зеркало, котораго человек волей — неволей должен стыдиться. Женщина при рождении чувствует боль, но потом — радость. Совершенно наоборот душа, когда грешит испытывает удовольствие, а впоследствии — боль и эта боль есть ничто иное, как укоры совести. Пусть снаружи никто ничего не говорит, изнутри осуждает совесть. И это обвинение совести есть самое тяжкое наказание для души. Император Византийский Констанс, — как говорит в своей летописи Георгий Кедрин, — из ревности, свойственной власти, которая не выносит товарищества даже своей тени, вынудил своего младшаго брата Феодосия оставить престол, уйти в монахи и посвятиться в диакона. Он был рукоположен, но этого оказалось недостаточно. Спустя несколько дней по приказанию императора его умертвили. Новый Каин, святотатственный братоубийца думал жить без страха и опасности, царствуя один без брата. Но в туже самую ночь, среди глубокаго мрака, когда тиранн готовился закрыть глаза ко сну, вдруг пред ним представился невинно убитый брат его Феодосий, облеченный в священную диаконскую одежду; в руке он держал чашу теплой, еще дымившейся своей крови и страшным голосом сказал: «пей, брат; я — твой брат Феодосий, убитый тобой, а это — моя кровь, которой ты жаждал: испей ея, утоли свою хищную жажду. Пей, брат!» — От такого видения и слов несчастный император затрепетал, пришел в ужас и оцепенел, как мертвый. Он встал с постели, оставил сон, перешел в другую часть дворца. Переждав, отдохнув немного, он снова ложится спать и снова тоже видение, таже чаша и голос: «пей, брат!» Так сегодня, так и завтра, (это повторялось) каждый день. Каждый раз, как он, собираясь ко сну, закрывал глаза, тотчас приходил брат и приводил его (сердце) в трепет (словами): «пей, брат!» Он выезжал в поля, сады, на охоту, в надежде избавить свою огорченную душу от страшнаго видения, но и там призрак преследовал, пугал его, и там предлагал ему смертоносную чашу: «пей, брат!» Наконец это стало императору не по силам и он решил оставить Константинополь и морем уехать в Сицилию, в надежде, что с переменой места может быть переменится и судьба. Но тщетно. Всюду он находит туже муку, ибо причину этой муки носит в своей совести. Всюду его сопровождает эта мрачная тень (со словами): «пей, брат!» Доколе же все это? Дотоле, пока он, по праведному Божию попущению, прожив в (такой) муке еще недолго, был убит в бане и здесь-то он испил (всю) горькую чашу. Бедный Констанс, несчастный царь! Тебя столько лет приводил в трепет не вооруженный человек, даже не живой, а какой то мертвец, не материальный образ мертвеца, пустая тень, призрак! Да, но это — совершенный им грех, один вид котораго так страшен. Он мог это сделать, но не мог видеть. Это совесть осуждает его, а укоры ея есть невыносимая мука: «пей, брат!»
Кроме того в этой жизни совесть — есть тайный обвинитель, ибо и сам грех укрывается. Ея укоров никто другой, кроме виновника, не слышит. Но в день суда совесть станет явным обвинителем, ибо и сам грех станет явным. Ея укоры услышит и виновный, услышат и все ангелы, люди и демоны. Тогда мы открытыми очами будем видеть не сновидение, не привидение, но действительно того человека, который убит нами собственноручно или по нашему навету; в руках он будет держать полную чашу своей крови и скажет: «пей, брат! Зверь кровожадный, ты умертвил меня и или дарами подкупил судью, или ложью обманул правосудие, так что моя смерть осталась неотмщенной, мои сироты — без пропитания, овдовевшая жена моя и родственники — опечаленными. Вотще они оплакивали меня доселе, но вот теперь пред Божественной справедливостью, пред Богом Судией я подношу тебе мою кровь: испей, брат!» — Тогда увидим, как бедный, обиженный нами, будет кричать нам: «ненасытный богач, владыка неправедный, корыстолюбивый купец, я целую жизнь выплачивал мой долг, но векселя своего назад не получил; я работал, как невольник, и все мои труды, все плоды, весь доход пошел на выплату долга, а он все же еще живет, мое имя еще значится в твоих (долговых) книгах, рост на рост, долг на долг — поглотили все мое имущество. Мои дети питаются подаянием, жена работает по чужим домам, мой дом угас. Я остался наг. Моей крови жаждешь? Так пей ее теперь, выпей, брат!» — Тогда мы узрим, как Сам Иисус Христос, действительно со святой чашею пречистых Своих Таин в руках, будет обличать нас, архиереев и священников: «святотатственный клирик, сколько раз ты осмеливался служить, не подумав предварительно поисповедаться; брать нечистыми руками Мое святое святых; причащаться Моих Таин оскверненными устами; ты оставлял церковь и уходил на рынок, забывал о жертвеннике и заботился о своем доме, торговал Моей благодатью, ты попрал Мою кровь, пей ее, — пей, брат!» Тогда мы увидим младенцев, которых жесткосердыя матери убили еще во чреве; они будут плакать горькими слезами: «детоубийцы — матери, вы причинили нам сугубую смерть или из расчета, чтобы не кормить нас, или же чтобы скрыть свое безчестие: вы лишили нас света жизни и света Божественной славы. Прокляты уста, которыя дали вам этот роковой совет! Проклята рука, подавшая вам это смертоносное зелье! Проклята ваша решимость, убившая нас еще до рождения! Взгляните на чистую и невинную кровь, которою вы осквернили землю! — Матери, пейте ее!» — Боже мой, сколько (чего) передумал наш ум, никогда в течении всей жизни не остававшийся в покое; сколько переговорил наш безпокойный язык; сколько сделала наша воля, так склонная на все злое! Тогда все, в чем мы согрешили — устами, даже до пустого слова (включительно); — умом, даже до мельчайших мыслей, все, что было, со всеми подробностями объявится пред нашими очами и пред очами всего мира. «Пред нами предстанут, свидетельствует Василий Великий, вдруг все наши дела и явятся все создания нашей мысли, с собственными чертами, как что было сказано и сделано». О, что за видение! Тогда обнаружится то, что было показным и казалось добродетелью; что было ненавистью и казалось ревностью; что было кознью и казалось дружбой; что было осуждением и казалось исправлением. Была-ли (здесь) обнаружена подложная подпись? — Тогда обнаружится, какое перо писало ее. Исчез из церкви священный сосуд? — Тогда откроется, какая рука украла его. Был ли злой умысел, донос? — Тогда объявится язык, учинивший его. Обманута ли невинная девушка, скрывается ли виновник, осужден ли невинный? Тогда будет узнан действительный отец ребенка и откроется тот обольститель, котораго мы чтили как святого, тот блудник, котораго мы считали образцом скромности. Тогда будут узнаны волк и овца, сребролюбец и предатель, Иуда и (истинный) Апостол; лукавый Исав и добрый Иаков. О, какой стыд! «Мы вдруг увидим все наши дела как будто в действительности, с их свойственными чертами, как каждое было сказано и сделано». Горе мне, с меня струится холодный пот, я весь волнуюсь от стыда, когда иду открыть свой грех духовнику, который будет хранить его в тайне, (хотя) я и уверен, что он не откроет его, не накажет меня и простит. Как я объявлю свой грех пред очами всех ангелов? Они будут смущаться мною! Пред всеми святыми? Они будут отвращаться от меня! Пред всеми демонами? Они будут смеяться надо мною! О какой стыд, какое смущение! Но ужасаться (еще) обличений своей собственной совести — что за мука! Эти грехи, которые вижу, буду говорить я сам, великие и страшные грехи, все мои. Я не могу скрыть их в этот день, открывающий даже все тайное тьмы, ибо это день откровения. Бог дал мне в сей жизни легчайший способ получить прощение; стоило только сказать мне: «согреших», а духовнику — «отпущаются тебе греси твои» — и я был бы прощен. Но не сделал этого. Мне об этом открыто говорили проповедники, тайно — духовники, — но я не сделал. Я знал об этом, но не сделал. Прожил столько лет, имел время сделать, но не сделал. И есть ли у меня какое-нибудь оправдание? — Но как будто мне было недостаточно моих собственных грехов; нужно было прибавить еще чужие. Этот не хотел ни лжесвидетельствовать, ни убивать, — я побудил его. Та бедная девушка, или честная женщина, по возможности скрывались, — я силой или обманом увлек их в грех. Юноша не знал еще никакого зла, — мои слова и беседы, отравив его слух, развратили его нравы. Я был священником и в соблазне превзошел мирян; был женат и на глазах у жены содержал блудницу, я был отцом — и явился для детей своих учителем всего дурного. Я был примером погибели и еще вращался среди людей. Разве недостаточно было мне самому подвергнуться наказанию и не увлекать других в муку своим советом, примером и соблазном? Теперь чем могу оправдаться? Я каюсь, но совершенно безполезно, ибо время покаяния прошло. Настало время воздаяния. Итак, что мне делать? Я обвиняю и осуждаю самого себя. Боже, нет надобности в (внешнем) суде, — меня осуждает моя совесть. Я охотно спрятался бы в ад, чтобы не видеть своих грехов. Примите же меня, о муки, — рай уже не для меня. Я говорю это и трепещу. Так христиане, обвиняет и осуждает обвинитель и судия — собственная совесть. «Нет, говорит Златоуст, нет судии столь бдительнаго, как наша совесть». Но остановись, грешная душа, остановись, куда ты идешь? В тебе совершила обвинение и осуждение твоя совесть; обожди — еще Божественное правосудие должно совершить суд и воздаяние. О суд, о душа!
Брат, здесь мне следовало бы поступить так же, как поступил некий разумный художник. Он взялся за непосильное дело, — изобразить лицо Елены, совмещавшей в себе всю красоту Природы, — и представил его покрытым покрывалом, представив уму догадаться о том, чего не могла изобразить рука. Следовало бы и мне, сошедши с амвона, обойти молчанием лице Бога судии, пылающее гневом Божественнаго правосудия, предоставив вашему уму разсудить о том, чего не может разъяснить мой язык. Лик Божий, как он страшен для человеческих очей! В другой речи я описал Его подробно, теперь повторю вот что: я знаю, что когда Бог сошел на гору Синай, это место стало страшным, там было пламя огня, там был гром и молния, говорит Свящ. Писание, — так что народ Израильский, стоя издали и внимая, весь трепетал. Но ведь Бог сошел туда не для суда, а (только) для дарования закона. А когда Он придет в славе Своей не за тем чтобы давать закон, а чтобы судить нарушителей этого закона, когда Он придет во всей Своей славе, безо всякаго покрова, чтобы судить со всем гневом, безо всякой милости?! — О, это я скрываю, обхожу молчанием, представив вашему уму постигнуть то, чего не может изречь мой язык! Гнев Божий без милости: Боже мой, кто весть державу гнева Твоего и от страха Твоего ярость Твою исчести? (Пс. 89, 11). Поэтому божественный Златоуст говорит: «невыносимы эта геенна и муки; но и безчисленное множество этих мук ничто если только представить себе светлый (Божий) лик отвратившимся и кроткое око Его не могущим смотреть на нас». Но почему Он тогда — один гнев без милости? — Потому что тогда происходит суд и воздаяние. Подумайте только, — ведь это самое страшное во втором пришествии Христовом!
Бог судит грешника двояким образом. В сей жизни Бог судит грешника, как судия виновника, но смотрит на него как отец на сына, — то есть (судит его) не со всем Своим гневом, поэтому грех может быть заглажен покаянием. Не разжет всего гнева Своего, говорит пророк (Пс. 77, 38). Судит его такою мерою гнева Своего, чтобы грешник, по словам Григория Богослова — «пораженный вразумился и наставленный обратился к Богу». Его правосудие в этой жизни вместе с судом являет и долготерпение. — Он — Судия праведен, крепок и долготерпелив. В будущей же жизни, так как грех уже не может быть заглажен покаянием, (ибо тогда уже нет времени для покаяния), Бог судит грешника, как преступника и смотрит на него как на врага: судит его как виновнаго, воздает ему, как врагу. В этой жизни Бог — Судия и Отец; в той — Судия и Мздовоздатель. Какое же отмщение совершает Бог?
Какой то Скифский царь убил своего сына за то, что тот как то — по ошибке преступил его закон. И с тех пор он приказал тот меч, которым был обезглавлен его сын, вешать в судебной палате всякий раз, как он производил суд; а когда выходил на прогулку, кто-нибудь должен был держать его в руке высоко, чтобы весь народ видел его и боялся. Этим он хотел им сказать: «подданные мои, посмотрите на этот меч и подумайте, какого имеете царя. Чтобы оградить свой закон, я не пожалел даже роднаго сына. Пусть каждый преступник смотрит на этот меч, обагренный кровью моего сына и пусть решит, какое правосудие он найдет в человеке, который, сделавшись судией, позабыл, что он отец».
Так как воплощенный Сын Божий взял на Себя человеческий грех и стал за нас проклятием, как это говорит Апостол, то Небесный Отец определил, чтобы Он умер на кресте. Когда Он возсядет на высоком и превознесенном престоле, чтобы судить живых и мертвых, там перед престолом явится и самый крест. Тогда явится и знамение Сына человеческаго (Мф. 24, 30). Для чего же? Для того, чтобы грешники видели и трепетали. И действительно, они будут трепетать: и тогда восплачутся вся колена земная, когда услышат эти слова Бога и Отца: неблагодарные, жизнь Моего Сына драгоценнее, чем жизнь всех ангелов и всех людей, — Я отдал ее на смерть. Кровь Сына Моего была самым драгоценным сокровищем рая — Я всю ее излил на землю. Моя любовь к Сыну была пламеннее всех Серафимов, — Я отрекся от нея. У меня не было ничего столь любезнаго и дорогого, как Сын, — и Я принес Его в жертву на этот крест. Неужели все это не в состоянии дать вам понять, как ненавистен Мне грех? И вы всетаки с грехами являетесь ко Мне на глаза? На кресте Я вижу смерть Сына Моего, в вас причину Его смерти. Вы Меня вынудили убить Сына Моего за грехи ваши. Теперь Сын понуждает Меня отмстить за Его смерть. Я вместе и Судия и Отец. Как Судия Я совершаю суд, как Отец — Я должен отмстить. Моя правда видит в вас преступников, любовь — врагов. Поэтому идите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф. 25, 41).
Грешные слушатели, это вас не поражает? Не ужасает? Быть и виновным пред Богом и врагом Бога! Если Он Сына Своего не пощаде (Рим. 8, 32), неужели пожалеет Своих врагов? Нет, нет, жалкие! Подумайте — кровь Авеля, человека, взывала об отмщении, тем более будет взывать об отмщении кровь Христова! Кровь Бога, Который, вися на кресте, хотя и молил о прощении — Отче, остави им, не ведят бо, что творят (Лк. 23, 34), но пришедши во славе Своей будет просить об отмщении: суди Мя, Боже Мой, и разсуди прю Мою (Пс. 42, 1). Подумайте, правда Божия судит ваши грехи, любовь Божия мстит за смерть Сына. Таким образом, против вас ополчилась и правда Божия и любовь: над вами совершается одновременно суд и месть. Измерьте Его любовь к Сыну: она безмерна; измерьте Его ненависть ко греху, которая подвигла Его даже на жертву Своего Сына — она безпредельна. От такой великой любви и ненависти какия ждут вас суд и месть! Горе! Кто может представить себе это? О суд о душа!
II.
Пророк Даниил в 7 главе, а Иоанн Богослов в 20-й главе Откровения говорят, что в день суда разгнутся книги. В них написано все, что мы сделали во всю нашу жизнь. Их, я думаю, две. В одной содержатся все злыя наши дела, наши грехи; а в другой — все наши добрыя дела, наши добродетели.
Сначала открывается та, в которой заключены наши грехи. Здесь с одной стороны записан грех со всеми подробностями лица, времени, места и т. д. Если с противоположной стороны помечено, что мы исповедались, покаялись в этом грехе, что мы загладили грех молитвами, постом и милостынями по епитимии, наложенной на нас духовником, правда Божия не потребует с нас отчета за этот грех. Записан долг, но отмечена и уплата. Поэтому, если мы принесем в этой жизни полное раскаяние, нам нечего бояться на будущем суде. Так нас утешает божественный Златоуст, утешение грешных. «Если в настоящей жизни мы исповедью сможем очиститься от наших беззаконий, то отойдем туда чистыми от грехов». Вся суть в том, чтобы исповедь, которую мы приносим, была доброю, — но я знаю, что мы исповедуемся по привычке, а не из сокрушения; — чтобы наше раскаяние было истинно, но я знаю, что в чем мы исповедались в этом году, то же скажем и в будущем, даже и того хуже. Это ясный признак, что мы только говорим их духовнику, а не оставляем. Горе нам, если это так! Ибо в таком случае на будущем суде наш грех будет открыт, долг не выплачен. Мы тогда должны будем дать отчет и во грехе, который совершили, и в исповеди греха, которую принесли неполно.
Вторая книга содержит все, что мы сделали добраго, — наши добродетели. Братья, что если бы Бог оказал нам эту великую милость на втором суде, не судил бы нас по грехам, простил их, а судил только по нашим добрым делам; как вы думаете, оказались ли мы достойны рая, достойны услышать этот блаженный глас: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царство (Мф. 25, 34)? Я думаю совершенно наоборот: Бог нас осудит даже и за то, что мы называем добрыми делами. Посмотрим, что это за совершенныя нами добрыя дела. — В воскресение мы сходили к литургии, — да, мы пошли, но скорее по привычке, чем из благоговения: мы все ожидали, когда эта литургия окончится; когда священник молился и совершал тайну, мы разговаривали о мирских делах. Это ли доброе дело? Мы молились, да; но это молились только уста наши; где же был наш ум? Разве молитва заключается в том, чтобы целый час петь одно песнопение, или в одно мгновение проглотить всю псалтирь? Неужели это доброе дело? Мы подали милостыню, но сколько? Очень немного. Да и то для чего? Скорее для того, чтобы удостоиться похвалы от людей, чем награды от Бога. Это ли доброе дело? О, но мы постимся и это величайшая наша добродетель. Но чем строже мы постимся, тем больше упиваемся. Воздерживаемся от рыбы и мяса, но не сдерживаем своих страстей. Не вкушаем скоромнаго, но поядаем ближняго. Наши подвижники воздерживаются даже от масла; но если бы знали, сколько сатанинскаго лицемерия в их умах, сколько злопамятства и неприличнаго корыстолюбия в их сердцах! Это ли добродетель? И за такия добрыя дела мы надеемся удостоиться рая? Где у нас хоть одно доброе дело без примеси зла, где наше совершенное добро, со всех сторон доброе? Из прожитых нами 40, 50 или 60-ти лет где у нас, хоть один день даже час, безраздельно посвященный Богу? Если у нас нет других добродетелей, кроме этих, которыя нам такими кажутся, то горе нам на втором Христовом пришествии! О суд, о душа!
Слово святителя Платона (Левшина), митрополита Московского и Коломенского (+1812г.), в Неделю 3-ю Великого поста
Иже хощет по мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой. (Мк. 8, 34)
Благочестивейшая Государыня!
Зная, что Ваше Императорское Величество, и вы, примером своея Монархини возбуждаемые, Слушатели, всегда с охотою слышать слово Божие желаете, и что сия спасительная жажда побуждает вас, дабы оную утолять живою учения водою, почерпаемою из источников Израилевых; зная сие, погрешил бы я против самой истинны, ежелиб ничего из Святаго Писания ко удовольствию вашему не представил. Ибо как желания вашего ничто не может быть справедливее, так и духовнаго сего упражнения ничто не может быть приятнее. Какуюж трапезу вашим, алчущим правды, душам представим мы? Дух Святый в ныне чтенном Евангелии изобильное предлагает вам угощение: но угощение странное! Ибо кто желает участником быть сего духовнаго пира, тот должен отрещись самаго себя. Иже хощет по мне итти, да отвержется себе. Чтоб быть истинным последователем начальника веры нашея, надобно совсем себя переменить, надобно вытти из самаго себя. Предложение темное: гадание, запечатленное печатию премудрости Евангельския. Почему молим Тебе, Источниче всякаго просвещения! Отверзи нам ум разумети писания, и научи нас, как отвергшись самих себя, преселиться нам в Божественный Дух Твой?
Отрещись самого себя повидимому есть вещь невозможная; ибо кажется, что в сем заключается некоторое противуречие, чтоб быть мне самому, и отрещись мнеж самого себя. А хотяб и можно было, то опять, кажется, не должно. Ибо отрещись самого себя, видится, что надобно б было отказаться от тех Создателевых законов, на которых движения нашего тела и души основаны. Такия Святаго Писания недовольно ясныя места, естьли надлежаще истолкованы не будут, бывают для других случаем к соблазну. Ибо некоторые мало просвещенные умы, не возмогши, или не хотя взойти в глубину Божественнаго Писания, когда находят в нем некоторыя видимыя противоречия, сумнятся о истинне Богом нам преданнаго слова, и за чтоб должны осуждать свою слабость, в том оскорбляют Духа Святаго, Творца всякия истинны.
Но надобнож признаться, что и худыя толкования много подают случая к развращению и к несправедливому о истинне Святаго Писания заключению. Приведенное нами о отвержении себя Христово слово одни толкуют, что отрещись себя, есть все склонности, не делая между ими справедливаго различия, умерщвлять и изсушать, так сказать, источник человеческих действий. Другие думают, что нельзя отрещись самого себя, разве себя удалить от всякаго с людьми сообщения, и оградиться горами от опасности мирских соблазнов. Иныя, толкуя оноеж слово, разсуждают, что для отвержения себя не довольно исполнять обязательства, какие мы на себя приняли, вступя в число благословленнаго Христианства: но надобно еще себя обременять другим не знаю чем; и для того Христово слово, чтобы отрещись себя, относят не до всех обще Христиан, но токмо до некотораго известнаго людей состояния. Такия и подобныя толкования дают случай остроумным подлинно, но не довольно разсудительным людям, не свято думать о истинне Христианской, вместо того чтоб так думать о несправедливых ея толкователях. Но посмотрим уже, какой есть настоящий и с Евангельским Духом сходный Христова слова разум.
Чтоб истинное о отвержении себя получить нам понятие, надобно наперед уверенным быть (о чем, думаю, никто и сумниться не может), что человек часто предпочитает хуждее лучшему, что не редко последует чувственным склонностям в предосуждение здравому разуму, и что не всегда есть точным исполнителем закона совести; а чрез то выходя из подвладычества добродетели, делает себя невольником порока. Приняв истинну сию за несумнительную, не трудно узнать, в чем состоит отвержение самого себя. Ибо когда идет кто против несправедливаго усилия своих страстей; когда приятность чувств приносит в жертву пользе, утверждаемой разумом, и когда наружныя выгоды порока почитает меньше тех трудов, которые ведут к добродетели: тогда он разрывает самый крепкий узол предразсуждения и пристрастия; тогда он принуждает себя оставить приятность и пользу для чувств, весьма лестную; тогда он побеждает самого себя, и тогда-то отвергается себя самого по слову Евангельскому; а по выражению Апостола Павла, тогда он скидает с себя ветхаго человека и с худыми делами его, а одевается в новаго, и тщится достигнуть до того совершенства, в каком создан первый человек. И потому отрещись себя, значит, просто сказать, не слушаться самого себя, когдаб мы в самих себе чувствовали побуждения, противныя истинне, противныя совести и разрушающия истинное блаженство наше. А что не сказано в Евангелии, чтоб отвергаться нам худых склонностей, но самих себя: чрез сие означается, чтоб мы от них так отреклись, как бы они совсем нам не надлежали, и их льщения так бы были для нас мало чувствительны, как бы они находились в другом ком, а не в нас. И в сем точно разуме пишет премудрый Апостол:И вы помышляйте себе мертвых, убо быти греху, живых же Богови о Христе Иисусе Господе нашем (Рим 6, 11).
А отсюду видно, что кто отвергается себя, тот отвергает себя и не отвергается. Отвергается в изъясненном нами разуме; а не отвергает себя, поелику чрез сие отвержение избирает, что больше полезно себе, поелику чрез то ближе становится к Богу: а вещь, приближающаяся к своему центру, не отступает от естества своего, но следует ему. И понеже мы, отрицаясь себя, больше находим себя; для того Спаситель наш в нынешнем же Евангелии сказал: Иже хощет душу свою спасти, то есть, не отрещись себя, погубит ю: а иже погубит душу свою, то есть отвержется себя, спасет ю. А из всего сказаннаго заключить надобно, что естьлиб человек всегда точно последовал закону своея совести, и оной ни в чем бы не преступил, то и не былоб причины Спасителю сказать: Иже хощет по мне итти, да отвержется себе: понеже исполняя точно закон его, тем бы самым следовал за ним.
Познав теперь, в чем состоит отвержение самого себя, боюсь, чтоб не показалось кому весьма строго учение сие: однако положив, что оно подлинно такое есть, надобно почитать ту строгость, которая нас ведет к совершенству. Но, впрочем, может ли то учение назваться строгим, которое исполнили люди, подобным с нами немощами подверженные? Предстань здесь ты, Авраам, ты, отец верующих! предстань, и дай нам самим собою пример отвержения себя. Сей праведный муж по нещастию времен жил между людьми, кои, отступя от благочестия, развращенную вели жизнь, и своими худыми примерами не токмо праведнаго смущали душу, но и добродетель его приводили в опасность. Глас Божий, обитающий в непорочной совести, тогда ему возопил: Изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего, и иди в землю, юже ти покажу (Быт 12, 1), то есть остави видимая и известная, и предпочти невидимая и неизвестная. Повинулся избранный муж трудному сему повелению, последовал гласу тому, оставил место рождения, дом, сродство и житейския выгоды, и всему тому предпочел благочестие: а чрез то отвергшись самого себя, яснейший миру оставил пример, как побеждать препятствия, кои с нами встречаются в пути добродетели.
Той же божественный глас вопиет и тебе, возлюбленный Богу Христианин! и говорит: Изыди не из земли твоея, но из самого себя, из внутренности тления твоего: изыди не от рода твоего, но от вреднаго с худыми людьми обращения: изыди не из дому отца твоего, но разорви крепкий узол, которым связывает тебя худая привычка, и иди в землю, вышшую небес, в которой обитает Бог, в землю, кипящую медом услаждения вечнаго и млеком спокойствия совести. Таким образом совершается отвержение себя: таким образом следовать надобно за Избавителем своим.
И ктоб не захотел бежать в след гласа сего? Но делают нам в том затруднение следующия Евангельския слова: И возмет крест свой; а сим означается, что за отвержением себя тотчас следует крест, то есть различный искушения. Крест двоякий: внутренний и внешний. Внутренний крест есть оное сражение плоти и духа, сражение, которое находим мы в самих себе; когда склонности чувств противятся разуму, когда видим лучшее и похваляем, а хуждшему следуем, когда и то и другое оставить не хочем, а и то и другое вместе получить не можем. Крест тем тягостнее, что он пронзает сердце наше и отъемлет покой совести. Другой крест есть внешний, которым нас с стороны обременяют: ибо отрекшись себя и следуя добродетели, надобно на себя поднять целый полк страстью порабощенных людей. Никто бо не любит противное себе. Твое, Христианин! благочестие вооружает против тебя нечестиваго: твоя справедливость не мила мздоимцу: твоя прозорливость досадна хитрому ласкателю: твое воздержание безпокоит роскошнаго: твоя тщательность постоянно мучит человека распутнаго: Аще от мира бысте были, говорит Спаситель своим ученикам,мир убо свое любил бы; но якоже несте от мира, но аз избрах вы; сего ради ненавидит вас мир. (Ин 16, 19).
Неси убо крест сей великодушно: иди на Голгофу за твоим подвигоположником, и в терпении твоем полагай спокойствие духа твоего: докажи миру, что сильнее есть твое терпение, нежели его гонение. Знаю, что мысль иногда тебе говорит подобно, как говорил Исаак отцу своему, когда хотел он его в жертву принести: Отче! се огнь и дрова! а где есть овча на всесожжение? (Быт 22, 7). Говорит иногда мысль и тебе: Отче небесный! се огнь и дрова, се огнь искушений и напастей и дрова оной огнь разжигающия, а где есть утешение Твое? где есть всесильная помощь Твоя? Но могут ли сии слова произнесены быть, чтоб в тот же час сердце твое не наполнилось сладчайшим небеснаго утешения нектаром?
Мы в самых печальных обстоятельствах утешаемся во первых благою совестию, которая живо увеселяет дух наш. И ежелиб кто сим не доволен был, то позволил ли бы он мне желать себе всякаго благополучия с худою совестию? Второе утешаемся твердым упованием, что добродетель наша в свое время в полном сиянии откроется. И ежелиб кто сим не доволен был, то позволил бы мне он желать себе всякаго щастия, котороебы наконец обратилось, в горесть и печаль?Аще кто приобрящет мир весь, а душу свою отщетит, кая польза человеку тому? (Мк 8, 36).
Но почто я утруждаю Слушателей моих, и увещеваю к той добродетели, к исполнению которой они обязали себя в крещении; и то же всегда подтверждают в причастии, да и самым делом отправляя должности, возложенныя от церкви и от общества, воинствующих под знаменем креста Христова? А во первых Ты, Благочестивейшая Монархиня наша! нося на Священных Своих раменах тягостное великаго правления бремя, склоняешь на Себя очи не токмо всех нас, но и самаго Владеющаго светом; и Самой Собою доказываешь, сколь великия дела может понести и совершить душа, посвятившая себя небесной помощи. По чему осталось мне молить токмо великаго Подвигоположника, да облегчает Вам спасительное иго Ваше, и сим славы путем да введет Вас в обитель вечнаго покоя, Аминь.
Сказывано в Москве в присутствии Ея Императорскаго Величества и Их Императорских Высочеств в придворной церкви Марта, 1767 года 11 дня.
