Неделя 5-я по Пасхе

Беседы святителя Филарета (Амфитеатрова), Киевского и Галицкого (+1857г.), в Неделю 5-ю по Пасхе

I

Егда убо разуме Иисус, яко услышаша фарисее, яко Иисус множайшия ученики творит и крещает, неже Иоанн (Иисус же Сам не крещаше, но ученицы Его), остави Иудею и иде паки в Галилею (Ин. 4, 1-3).
Иисус Христос, пришедши в первый раз во Иудею, проповедию и чудесами Своими великое мно­жество привлек к Себе слушателей. Он повелел учени­кам Своим крестить всех верующих в Него — почему не Сам Он крестил, о том сказали мы в прошедшей беседе. Божественная сила проповеди Его столь много действовала на простые сердца народа, что число верующих в Него и крещаемых превосходило уже число учеников Иоанна Предтечи. Сие-то самое воз­будило в честолюбивых сердцах фарисеев зависть к Нему гораздо большую, нежели какую они имели к Крестителю, которого Ирод за безтрепетное обличе­ние его беззаконий всадил в темницу. Спаситель, дабы утолить сию зависть фарисеев, оставил Иудею и по­шел опять в Галилею. Так Иисус Христос между всеми Божественными добродетелями Своими показал нам и достоподражаемый пример благоразумия и кро­тости.
Подобаше же Ему проити сквозе Самарию. Прииде убо во град Самарийский, глаголемый Сихарь, близ веси, юже даде Иаков Иосифу сыну своему. Бе же ту источник Иаковль (Ин. 4, 4-6).
На пути в Галилею надлежало Ему пройти чрез Самарию, ибо другого пути не было. Почему Он и пришел в один из ее градов, именуемый Сихарь или Сихем. Место сие замечательно в Священной Исто­рии тем, что патриарх Иаков, умирая, завещал оное Иосифу, сыну своему; тут был источник, самим Иаковом ископанный, когда он, возвращаясь из Месопота­мии в обетованную землю, остановился на сем месте.
Иисус Христос, мимоходом, и как бы без намере­ния, а по нужде, пришел в Самарию, дабы не соблаз­нить иудеев и не подать им повода к нареканию Его, что Он, вопреки их обычаям, имеет с самарянами, ненавистными им, сообщение. Он дал сие наставление и ученикам Своим, посылая их первоначально на проповедь: На путь язык не идите, и во град Самарянский не внидите. Идите же паче ко овцам погибшим дому Израиле­ва (Мф. 10, 5-6). И Апостолы не прежде оставили Иудею, как уже тогда, когда соотечественники их совершенно отвергли предлагаемое им спасение. Вам бе лепо, говорит Апос­тол Павел к иудеям, первее глаголати слово Божие; а понеже отвергосте е, и недостойны творите сами себе вечному животу, се обращаемся во язык (Деян. 13, 46). С такою премудростию и Боже­ственным благоразумием Иисус Христос устроял дело спасения человеческого. Но как Он пришел спасти не одних иудеев, а всех человеков, то и самое мимохож­дение Его чрез Самарию столько было плодоносно для самарян, что оно положило начало обращения их к истинной вере, как мы ниже увидим.
Иисус же утруждся от пути, седяше тако на источнице. Бе же яко час шестый(Ин. 4, 6).
Видите, братие, безмерное человеколюбие и глубо­чайшее уничижение Господа Иисуса. Господь сил, всемогущий, оставляет славу Своего всемогущества и приемлет на Себя все немощи естества человеческого, дабы восставить падшее и изнеможенное грехом есте­ство наше, сообщив ему свою Божественную силу. Жаждая спасения нашего, Он ищет заблуждших овец и, ища, утруждается от пути; желая повсюду излить сокровища жизни и света, Своими святейшими ногами проходит грады и веси страны Израильской, не упот­ребляя ни колесниц, ни коней. Пришедши к источнику Иаковлю, когда был час яко шестый, то есть около полудни, утружденный от пути, жегомы и зноем солнечным, сидит тако, без всякого покрова на голой земле, как бедный странник, не имущий, где главы подклонити; сидит, ожидая пришествия простой и грешной жены самарянской, дабы даровать ей спасе­ние. Как верно святой Апостол Павел выражает сие состояние человеколюбивейшего уничижения Его: иже богат сый, обнища нас ради, да мы нищетою Его обогатимся (ср. 2 Кор. 8, 9).
Прииде жена от Самарии почерпати воду. Глагола ей Иисус: даждъ ми пити. Ученицы бо Его отшли бяху во град, да брашно купят (Ин. 4, 7-8).
Когда ученики Христовы отошли во град, дабы купить пищи для себя и для Учителя своего, и Господь остался один при источнике, тогда пришла из города простая женщина почерпнуть воды для обыкновенного употребления. И сие время Христос избрал, дабы иметь с нею наедине спасительное разглагольствие. Он просит от нее воды не столько для утоления жажды Своей, но дабы в душе ее возбудить святую жажду воды жизни вечной, дабы произвесть обращение ее, и чрез нее самарян к истинной и спасительной вере в Него.
Жена самарянская, казалось, по случаю пришла к источнику почерпнуть воды. Но Спаситель и сей по видимому ничтожный случай употребил к вечному ее спасению. И самое слабое орудие, какова есть жена, в руках Его послужило к обращению в веру целого града. Так Бог по большей части чрез слабые орудия производит величайшие дела и обыкновенные в жизни нашей случаи употребляет к произведению необыкно­венных перемен. Так премудрость и любовь Его не пропускает ни одного случая ко спасению нашему, только бы мы умели ими пользоваться.
Глагола ему жена самаряныня: како Ты жидовин сый, от мене пити просиши, жены самаряныни сущей? Не прикасают­бося жидове самаряном (Ин. 4, 9).
Самария, соседственная Иудее страна, принадле­жала прежде десяти коленам израильским. Когда сии отведены были невозвратно в плен в Ассирию, тогда землю их по повелению царей ассирийских, населили жители из разных стран. Все они сперва были идоло­поклонники, но впоследствии одним из священников иудейских научены были закону Моисееву. Они по­клонялись и Богу Израилеву, и вместе кланялись ложным богам предков своих. По возвращении иудеев из плена Вавилонского самаряне всеми силами стара­лись им препятствовать в построении Иерусалима и Храма Господня. А после, к досаде иудеев, сами себе построили храм на горе Хоразине. От чего между сими двумя народами вкоренилась непримиримая вражда. Иудеи так гнушались самарянами, что у них поста­новлено было законом не иметь никакого с ними сообщения. Посему-то жена самарийская с удивлени­ем вопрошает Спасители: как Ты, будучи иудеанин, просишь пить от меня самаряныни? Но как Иисус Христос, Примиритель человеков с Богом и человеков с человеками, пришел спасти не одних иудеев, но всех людей, то с безпредельною благостию и грешницу самарийскую удостоил Своего собеседования.
Отвеща Иисус и рече ей: аще бы ведала еси дар Божий, и кто естъ глаголяй ти: даждъ ми пити; ты бы просила у Него, и дал бы ти воду живу (Ин. 4, 10).
Ежели бы ты, говорит Спаситель, знала дар Бо­жий, дар спасения и жизни вечной, сокрывающийся во Мне; ежели бы знала, кто есть Тот, Который говорит с тобою — Спаситель твой и всех человеков — и просит у тебя пить, ты бы просила у Него сего дара, и Он дал бы тебе не сию воду, напаяющую тело, но воду живую, напаяющую и оживотворяющую душу.
Глаголы Ему жена: Господи! ни почерпала имаши, и студенец есть глубок: откуду убо имаши воду живу? Еда Ты болий еси отца нашего Иакова, иже дяде нам студенец сей, и той из него пит, и сынове его, и скоти его? (Ин. 4, 11-12).
Самаряныня по простоте своей не уразумела слов Спасителя. Она думала, что Христос говорит ей о воде живой, то есть текучей, какова бывает у источ­ников, на поверхности земли открывающихся, которая обыкновенно лучше воды стоячей в кладезях ископываемых, каков был и кладезь Иаковль. Но слова Иисуса Христа произвели уже в душе ее благоговение к Нему, почему она и говорит Ему с почтением: Господи, Ты не имеешь почерпала, а кладезь сей глубок; откуда же возьмешь Ты живую воду? Неуже­ли Ты больше отца нашего Иакова, который дал нам сей кладезь? И он другого лучшего не имел, а сам из него пил, и сыны его, и скоты его.
Отвеща Инсус и рече ей: всяк пияй от воды сея вжаждется паки, а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки; но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный (Ин. 4, 13-14).
Спаситель, возводя понятие самаряныни от воды телесной и земной к воде духовной и небесной, к дарам благодати Духа Святого, которые Он пришел излить на верующих в Него, показывает ей разность той и другой воды. Кто пиет воду, из земли исходящую, тот утоляет свою жажду только на время, а после опять жаждет. Но кто сподобится вкусить и испить от воды, истекающей от любообильного сердца Господа и Спасителя своего, от сокровищей благодати Духа Святого, в Нем положенных, тот навсегда уто­лит жажду души своей. И одна капля сей животворя­щей воды в сердце его составит обильный приснотекущий источник для животворного напоения его во всю блаженную вечность.
Чтобы яснее уразуметь силу сего уподобления, представьте себе, слушатели, землю безводную среди знойного лета, которую не напаяет ни дождь, ни роса. Произрастения ее умирают в своем зародыше; ни древа, ни семена не приносят плода; труды земледель­цев и вертоградарей остаются тщетны. Но когда на сию же землю Отец Небесный послет дождь Свой благовременно, тогда все принимает другой вид — все цветет, зреет и плодоносит. Человек в естественном состоянии греха, без веры, без благодати Духа Святого, единой возрождающей и оживотворяющей нас, мертвых прегрешениями, подобен земле безплодной. Душа его, не оживотворяемая Духом Святым, не способна приносить плодов дел истинно благих и бо­гоугодных. Безпрерывное стремление к счастию, врожденное в естество наше, безпрерывно производит в сердце его жажду лучшего. Томимый сею жаждою, тщетно он ищет насытить ее, удовлетворяя страстям своим, — ища насыщения, он умножает только свою жажду.
Так, братие! душа наша сотворена для Бога, только в Нем едином может она обрести свой покой, свою радость, свое блаженство. Тогда только насытит она безмерные желания свои, когда, возрожденная, очищенная и украшенная дарами Духа Святого, соединится на всю вечность с Богом своим: насыщуся, говорит царствующий Пророк, внегда явитимися славе Твоей. Для сего-то насыщения жаждущих душ наших Спаситель, вися на кресте, попустил сотнику пробости (пронзить. — ред.) копием живоносные ребра Свои. — Копие открыло любообильное сердце Его — сокрови­ще всех благословений Отца Небесного, всех даров Духа Святого. Из Божественного сердца Его излилась кровь и вода — кровь для умилостивления о нас правды Божией и для освящения душ наших и вода для напоения жаждущих и иссохших сердец наших. Да притекаем к Его милосердию с верою и любовию и просим у Его благости сей животворящей воды, да будет она и в наших бедных душах источником воды, текущей в живот вечный. Аминь.

II

Тайны Царствия Божия разумеваются единою только верою. Как без очей телесных нельзя видеть предме­тов, наружным чувствам нашим подлежащих, так без веры, которую весьма справедливо называет святой Златоуст оком души возрожденной, не можно видеть невидимых таин Царствия Небесного. Жена самарий­ская хотя удостоилась собеседования с Самим Хрис­том Спасителем при источнике Иаковле, как видели мы в прошедшей беседе, но доколе Спаситель не произвел еще в душе ее живой веры, дотоле она не понимала слов Его. Иисус Христос сказал ей: всяк, пияй от воды сея, вжаждется паки, а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки; но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды, текущия в живот вечный. Жена просит у Него сей воды, но не разумеет, какую воду обещает даровать ей Спаситель.
Глагола к Нему жена: Господи, даждъ ми сию воду, да ни жажду, ни прихожду семо почерпати (Ин. 4, 15).
Не понимая, что Спаситель говорит о воде небесной, о дарах благодати Духа Святого, напаяющих и оживотворяющих души верующих, самаряныня про­сит у Него воды земной для того только, чтоб не иметь жажды и избавиться от труда для почерпания приходить к источнику. Но человеколюбивейший Господь Иисус, желая даровать ей спасительную веру в Него, изобретает другое к тому средство.
Глагола ей Иисус: иди, пригласи мужа твоего, и прииди семо (Ин. 4, 16).
Всеведущий Спаситель предвидел, что она на сие будет отвечать и что ответ ее подаст Ему случай открыть тайны сердца ее, дабы она, увидев в Нем Сердцеведца, уверовала в Него и, уверовав, получила обещанную ей животворящую воду благодати Духа Святого. Что и случилось. Ибо:
Отвеща жена и рече Ему: не имам мужа. Глагола ей Иисус: добре рекла еси, яко мужа не имам: пять бо мужей имеля еси; и ныне, егоже имаши, несть ти муж. Се воистину рекла еси (Ин. 4, 17-18).
За простого человека почла самаряныня Господа Иисуса и хотела скрыть от Него свои грехи и безза­кония. Потому и сказала Ему, что она не имеет мужа. Но милосердый Спаситель с безпредельною кротос­тию обличает тайны ее сердца, дабы произвесть в нем покаяние. Ты истину сказала, говорит ей, что не имеешь мужа, ибо ты имела доселе пять мужей, и тот, которого теперь имеешь, не есть твой муж. Столь милосердым обращением с грешницею Иисус Христос показал, что Он воистину пришел спасти грешников и что двери Его милосердия никогда не затворены ни для одного грешника, истинно раскаивающегося во грехах своих. Примеры сего безпредельного снисхож­дения Его к бедности человеческой, столь многие во Евангелии, по намерению Его должны производить в душе каждого из нас несомненную надежду на Его милосердие, что Он всегда готов принять нас в Оте­ческие объятия Свои, ежели мы всем сердцем обра­тимся на путь истины, указанный нам словом Его. Но горе тому, кто из сего милосердия делает себе возгла­вие безпечности и думает получить спасение и жизнь вечную, утопая во грехах и не обращаяся от пути, ведущего в погибель. Сие есть верх безумия. Не так поступила самаряныня, как мы увидим ниже.
Глагола Ему жена: Господи! вижу, яко пророк еси Ты. Отцы наши в горе сей поклонишася; и вы глаголете, яко во Иерусали­мех есть место, идеже кланятися подобает (Ин. 4, I9-20).
Когда Иисус Христос открыл сердечные тайны самаряныни, тогда она почла Его за пророка. И, как пророку, предлагает Ему на разрешение, которое поклонение правильнее — самарянское ли, или иудейс­кое? Самаряне, как мы заметили в предыдущей бесе­де, приносили поклонение и жертвы Богу на горе Хоразине, где прежде построен был для них и храм. А иудеи правильную имели причину утверждать, что место поклонения и жертвоприношений Богу есть Иерусалим. Ибо Бог для соблюдения в народе Своем Богослужения во всей чистоте и для предохранения его от обрядов идолопоклонства законом строго пове­лел ему: внемли себе, да не принесеши всесожжений твоих на всяком месте, еже аще узриши, токмо на месте, еже изберет Господь Бог твой, во единем от племен твоих, тамо да принесеши всесожжения твоя, и тамо сотвориши вся, елика Аз заповедаю тебе днесь (Втор. 12, 13-14). Почему между сими двумя народа­ми происходил о сем непримиримый спор. Но как разрешает спор сей вечная Истина?
Глагола ей Иисус: жена, веру Ми ими, яхо грядет час, егда ни в горе сей, ни во Иерусалимех поклонитеся Отцу (Ин. 4, 21).
Пришедший восстановить истинное и вечное поклонение Богу, Искупитель рода человеческого отвер­гает и мнение самарян, и мнение иудеев. Он уверяет жену, что наступило время, в которое не только сует­ное и ложное поклонение самарян в горе Хоразине должно уничтожиться, но и жертвоприношения иудеев во Иерусалиме, как прообразовательные и установ­ленные Богом до времени принесения Себя в жертву на кресте Сына Божия, по необходимости, должны окончиться. А потому и всякий спор о местопоклоне­нии Богу будет совершенно лишний. Но как образ поклонения иудейского установлен был законом Божиим, хотя только на время, и долженствовал уничто­житься пришествием Мессии, то Спаситель и дает ему преимущество пред ложным поклонением самарян.
Вы кланяетеся, егоже не весте; мы кланяемся, егоже вемы: яко спасение от иудей есть (Ин. 4, 22).
Поелику самаряне хотя покланялись Богу Израи­леву, но почитали Его не Богом всей вселенной, а только Богом их страны, а притом вместе кланялись и идолам предков своих, ассириан, как говорит об них Священное Писание: и бяху языцы сии боящеся Господа, и изваянным своим служаще (4 Цар. 17, 33), то Спаситель и сказал об них, что они не знают, чему и кланяются: вы кланяетеся, егоже не весте. Истинные же иудеи познавали Бога безпредельного, Творца и Господа всей твари, и Ему единому приносили жертвы, ожидая пришествия Мес­сии, то есть Христа, Который, по писаниям пророчес­ким, долженствовал родиться от колена Иудова. Посему и поклонение таковых иудеев было истинное, хотя и несовершенное, и спасение, то есть Спаситель всего мира, от них произошло. Мы кланяемся, егоже вемы, говорит Христос, причисляя и Себя к иудеям, как от них рожденный по плоти, яко спасение от иудей естъ.
Но грядет час, продолжает Спаситель, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною; ибо Отец таковых ищет покланяющихся Ему. Дух естъ Бог: и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися (Ин. 4, 23-24).
Спаситель, показав, что поклонение иудеев превос­ходнее есть поклонения самарян, уверяет самаряныню, что скоро настанет время, когда и место, и образ самого иудейского поклонения изменятся; когда истин­ные поклонники не в одном Иерусалиме, и не одними внешними жертвоприношениями, но на всяком месте будут покланяться Богу и Отцу духом и истиною. Ибо как Бог есть Дух, чистейший и святейший, то и поклонение должно приносить Ему духом и истиною. Под именем истинных поклонников разумеет Спаси­тель Церковь истинно верующих в Него, собранных от всех племен и языков, которой преданы от Него таинства, не прообразовательные и временные, как иудейской, но истинные и вечные; в которой повсюду воздвигнуты храмы для поклонения в них истинному Богу и для принесения на алтарях их единой, истин­ной, безкровной, духовной жертвы Тела и Крови Иисуса Христа. Сии истинно верующие во имя Его, возрожденные Духом Его Святым в купели креще­ния, сыны Божии по благодати, покланяются Богу, яко Отцу своему; то есть приносят Ему в жертву свой ум, покоряя оный вере Божественному Слову Его; приносят в жертву свое сердце, посвящая Ему всю силу и всю нежность любви своей; покланяются Богу истиною, то есть истинным и нелицемерным исполнением Его заповедей, которые, по словам Псалмопев­ца, суть истина; представляя на служение Ему не только души, но и телеса свои в жертву живу, святу, и благоугодну Господеви, как говорит святой Апостол Павел (Рим. 12, 1). И таким образом истинные поклонники, покланяяся Богу внутренно, вместе покланяются Ему и внешне. Ибо, по тесной связи души с телом, внутреннее покло­нение без наружного быть не может. Чье сердце глубоко проникнуто чувством величества Божия и своего ничтожества, чувством безпредельных Его к нам милостей и нашего недостоинства, тот не может не преклонять колена свои и не повергаться пред Ним во прахе. Сам Спаситель Богочеловек целые ночи про­вождал в таковой молитве, а пред крестною смертию Своею троекратно преклонялся к земле с воплем креп­ким и со слезами, до кровавого поту моляся о нас Богу и Отцу. Кто думает и говорит, что он довольствуется внутренним поклонением Богу, а наружное почитает излишним, тот сим самым ясно показывает, что в сердце его еще нет благоговения, достойного Богу, и что он никогда еще не покланяяся Ему внутренно.
Глагола Ему жена: вем, яко Мессия прийдет, глаголемый Христос; егда Той приидет, возвестит нам вся (Ин. 4, 25).
Самаряныня, услышав о таком поклонении Богу, дотоле ей неведомом, хотя слова Спасителя почла истинными и Божественными, но еще не знала, кто Он таков. Почему и говорит Ему: я знаю, что приидет Мессия, то есть Христос, и когда Он приидет, тогда скажет нам и научит нас всему, как нам должно жить и покланяться Богу. Видя таковое прямое и искреннее расположение ее к вере в грядущего Мес­сию, милосердый Спаситель открыл ей, что Он есть Тот, Которого она ожидает.
Глагола ей Иисус: Аз есмь, глаголяй с тобою (Ин. 4, 26).
Великой благодати удостоилась самаряныня. Ибо еще никому Спаситель не говорил так ясно, что Он есть Христос, обетованный Мессия. Причиною столь особенного благоволения к ней, без сомнения, было то, что Господь Иисус предвидел ее искреннюю веру и то усердие, с каковым она первая будет проповедать Его самарянам.
И тогда приидоша ученицы Его, и чудяхуся, яко с женою глаголаше; обаче никтоже рече: чесо ищеши? или, что глаголеши с нею? (Ин. 4, 27).
Весьма благовременно возвратились ученики Хри­стовы из града, куда ходили они купить пищи для себя и для Учителя своего, ибо Христос окончил наедине с самарянынею разговор Свой. Они удивлялись, что Спаситель беседует с женою самарянскою, вопреки обычаю иудеев, которые гнушались самаря­нами. Но из почтения к Учителю своему, не смели вопрошать Его, чего Он от нее требует и что говорит с нею.
Остави же водонос свой жена, и иде во град, и глагола человеком: Приидите и видите человека, иже рече ми вся, елика сотворих: еда Той есть Христос? Изыдоша же из града, и грядяху к Нему (Ин. 4, 28-30).
Видите, братие, Божественную силу слов Иисуса Христа, как Он из грешницы соделал верную и ревностную проповедницу Евангелия; как Он такое слабое орудие, какова есть жена, сотворил сильным и действительным к обращению в веру целого града. Видите и великость веры, и искренность покаяния самаряныни. Она пришла к источнику Иаковлю почерпнуть воды для утоления телесной жажды, но, вкусивши от животворящей воды благодати Христо­вой, забывает и свою жажду, и оставляет водонос свой, подобно как Апостолы свои сети, бежит во град и проповедует Иисуса всенародно. Смирение ее побеждает стыд: она рассказывает всем тайны сердца своего, которые открыл Христос, дабы и сограждан своих обратить к вере в Него. И проповедь ее столько была действительна, что привлекла ко Христу великое множество самарян. А история Церкви удостоверяет, что жена сия после того соделалась верною и святою христианкою и увенчалась мученическим венцом. Вот пример покаяния, веры и надежды на милосердие Спасителя.
Между же сим, моляху Его ученицы Его, глаголюще: Равви, яждь (Ин. 4, 31).
Между тем, то есть пока самаряне дошли до того места, где сидел Христос, ученики Его, зная, что Он не ел, просили Его, чтобы вкусил купленной пищи: Учителю, говорили, яждь.
Он же рече им: Аз брашна имам ясти, его же вы не весте. Глаголаху убо ученицы к себе: еда кто принесе Ему ясти? (Ин. 4, 32-33).
О духовном брашне сказал ученикам Своим Хри­стос, но они, не понимая силы слова Его, говорили между собою: ужели кто принес Ему пищу?
Глагола им Иисус: Мое брашно есть, да сотворю волю пославшаго Мя, и совершу дело Его (Ин. 4, 34).
Изъясняя предыдущие слова Свои, Спаситель го­ворит, что пища Его есть воля пославшего Его Бога Отца и совершение дела Его, то есть спасение человеческое. Пищею Своею назвал Он волю Божию для того, что она питает душу исполняющего оную, и чтоб показать, что Он большее имеет попечение о спасении человеческом, нежели сколько алчущие пекутся о пище.
Не вы ли глаголете, яко еще четыре месяцы суть, и жатва прийдет? Се глаголю вам: возведите очи ваши, и видите нивы, яко плавы суть к жатве уже (Ин. 4, 35).
Указуя перстом на великое множество самарян, шедших к Нему из града, Спаситель говорит учени­кам Своим: вы ожидаете обыкновенной жатвы чрез четыре месяца, а Я вам показываю жатву духовную и небесную, то есть обращение человеков в веру; возве­дите очи ваши и видите, что сии духовные нивы уже побелели и созрели к жатве.
И жняй мзду приемлет, и собирает плод в живот вечный, да сеяй вкупе радуется и жняй (Ин. 4, 36).
Сими словами Спаситель показывает различие между телесною — земною и духовною жатвою. Кто пожинает жатву земную, тот собирает плод тлеющих и временный, а кто жнет жатву духовную, то есть обращает человеков от их заблуждений на путь исти­ны, тот собирает плод вечный и нетленный, то есть вносит плод жатвы своея, который есть верующие, в блаженную и нескончаемую жизнь. В телесном земледелии не сеятель радуется, но жнец, который наслаждается плодом и своим, и сеятеля, а в духовном земледелии равно радуется и сеющий, то есть учащий, и жнущий, то есть обращающий в веру Христову братию свою.
О сем бо слово есть истинное, яко ин есть сеяй, и ин есть жняй. Аз послах вы жати, идеже вы не трудистеся: инии трудишася, и вы в труд их внидосте (Ин. 4, 37-38).
Как в обыкновенном земледелии часто случается, что иной сеет в поле семя, а иной плод пожинает, так и в духовном земледелии, пророки посеяли с великим трудам первые семена Богопознания и приготовили сердца к принятию Евангелия; Апостолы же, пропо­ведию Евангельскою удобрив пророческое сеяние, по­жали класы (колосья. — Ред.) веры от верующих во Иисуса Христа. Но равно радуются радостию неиз­реченного и пророки — сеявшие, и Апостолы — пожавшие.
От града же того мнози вероваша в Него от самарян, за слова жены свидетельствующия, яко рече ми вся, елика сотво­рих. Егда же приидоша к Нему самаряне, моляху Его, дабы пребыл у них; и пребысть ту два дни. Н много паче вероваша за слово Его. Жене же глаголаху, яко не ктому за твою беседу веруем; сами бо слышахом, и вемы, яко Сей есть воистинну Спас миру, Христос (Ин. 4, 39-42).
Мы, Господи, веруем и исповедуем, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первые есмы. Но молим безпредельную Твою благость, отыми от нас сию веру, мертвую и безплодную, не производящую в сердцах наших ни истинного и всецелого обращения от путей наших лукавых к Тебе — вечной Истине и Жизни, ни плодов дел, благих и богоугодных, но даруй нам живую и всегда плодоносную веру, да благочестно, праведно и целомудренно поживем в на­стоящем веке; и когда приидет кончина мира, когда настанет всемирная жатва, милосердая десница Твоя да соберет и нас, недостойных, в блаженные обители жизни вечной. Аминь.

Проповедь протоиерея Всеволода Шпиллера (+1984г.) в Неделю 5-ю по Пасхе

О живой воде

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Господь Иисус Христос со своими учениками шел из Иудеи в Галилею. Между Иудейской и Галилейской землей находится земля Самарийская — Самария. Между жителями одной и другой провинции существовала глубокая религиозная вражда. Эти племена были настолько разобщены, что, конечно, не могло быть и речи о каком бы то ни было общении между ними — нельзя было вместе ни есть, ни пить… Однажды, Господь говорил: «На путях языческих не ходите, и в город самарянский не входите» (Мф. 10, 5). А вот Ему пришлось идти из Иудеи в Галилею через Самарянскую землю.
Самарянская земля была населена потомками праотца Иакова, у которого был сын Иосиф. О нем вы слышали и, наверное, помните. И именно от праотца Иакова остался на этой земле колодец — источник Иаковлев. Из этого колодца, стоявшего посреди пустыни и, следовательно, очень драгоценного для путника, иудеи не могли пить воду, потому что они себя бы оскверняли этой водой — такова была вражда между ними.
В знойный день Господь Иисус Христос идет с учениками мимо этого колодца, останавливается около него, посылает учеников в близлежащий город купить пищи, а Сам садится у колодца в ожидании. В это время к колодцу подходит женщина–самарянка. Она уже, очевидно, издали увидела что сидит у колодца усталый иудей, которому нужно напиться. Она несет водонос, чтобы наполнить его водой и, конечно, естественно было бы, предложить Ему напиться воды. Но она уверена, что Он сочтет это за величайшее религиозное оскорбление и не решается этого сделать. Можете себе представить, каково было ее удивление, когда этот путник — иудей, обращается к ней и просит напоить Его водой из этого колодца! Конечно, она растерялась… Она настолько недоумевает, что вместо того, чтобы исполнить Его просьбу, видя как Он жаждет, она Ему говорит: «Как! Ты, иудей, можешь у меня просить напиться воды» (Мф. 4, 9)? И вы можете себе представить, как она была поражена, услышав: «Если бы ты знала, КТО у тебя просит воды! Ты бы сама просила воды у Меня, потому что Я могу дать тебе живой воды, а не такой, как эта» (Мф. 4, 10).
Бедная самарянка совсем ничего не могла уже понять: иудей к ней обращается, разговаривает, да еще и говорит совершенно непонятные вещи о какой–то живой воде, которой Он может напоить ее… Он, у которого нет даже черпака, чтобы почерпнуть из этого источника, Он, который Сам у нее просит воды, Он может ее напоить какой–то живой водой? Какой? Что это за живая вода?
Она ничего не понимает, потому что не может вырваться из круга тех интересов, тех понятий, в которых она воспитана, к которым она привыкла в своем обыкновенном, каждодневном обиходе в быту. Ничего не понимая из того, о чем идет речь — о какой–то другой воде, а не этой, простой — она говорит Ему: «Если Ты можешь меня напоить такой водой, так, пожалуйста, дай мне этой живой воды, чтобы я уже сюда больше не ходила, чтобы больше не нужно было носить в этом водоносе воду!» Она остается в кругу своих собственных понятий и выйти из этого круга материальных понятий — материалистических, мы бы теперь сказали — она не может. Какая там другая вода?.. Понять, что речь идет образная, она не в состоянии.
Есть разные жажды у людей: телесная — простой воды, но есть и жажда души. Человек жаждет не только телесно, а и душой. Он жаждет добра, жаждет познать истину. Наша с вами душа современного человека стала теперь иной; она не такая, какой была 2000 лет тому назад у людей, к которым обращался непосредственно Господь Иисус Христос, Его ученики. Но как нашей душе, так и тогдашней, эта жажда свойственна — она вечна. «Я хочу знать: что такое добро, что такое зло; как я могу освободиться от зла, которое меня мучает? А есть радикальное зло — смерть. Что после смерти меня ждет? Я только здесь живу, или принадлежу еще и вечности?» Эти вопросы стояли перед человеческим сознанием как тогда, так и сейчас. Они стоят и перед нашим сознанием — очень усложненным, прошедшим огромные испытания, имеющим особенный опыт… А все равно они стоят, и терзающая людей жажда разгадать тайну бытия, тайну жизни была как тогда, так и теперь она есть и всегда будет.
Господь Иисус Христос говорил самарянке о духовной жажде, но она понять Его совершенно не могла. Повторяю: выйти из круга своих привычных, обычных понятий она была совсем не в состоянии. Господь ей говорит о живой воде, текущей в жизнь вечную, которую Он может дать человеку. Он говорит ей о вечности, о силе, которая вводит человека в вечность. Это та сила — живая вода, как образ — которая волею Отца через Сына в Духе Святом подается нам. Мы с вами называем ее Божественной благодатью. Живая вода, о которой говорил Христос самарянке — это благодать Божия. Что такое благодать? Благодать есть свойство Божие. Она не сотворена, она — не творение. Один богослов праведной жизни, святой отец — Григорий Палама — прямо называл силу Божию — Богом: «Это — Сам Бог!» Сила Божия подается людям. И Христос прямо говорит, что Он может дать эту воду, эту силу человеку: «Вы получите силу, когда на вас снизойдет Дух Святый» (Деян. 1, 8). А на Тайной Вечери, прощаясь с учениками, Он говорил: «Лучше будет вам, если Я пойду, потому что если не уйду от вас, то к вам не придет Утешитель, Дух. А если уйду, то Я вам пошлю Его» (Ин. 16, 7)!
О благодати Божией мы с вами и сейчас мало знаем, братья и сестры. Хотя слышим постоянно о том, что именно силою благодати все в этой жизни очищается, омывается, освящается, что именно силою благодати Божией человек делается причастником Божества и вводится в вечность. Столько лет существует христианство, а мы даже теперь еще недостаточно знаем, что такое благодать. Начиная с первых веков христианства были большие споры о том, что такое благодать. Это спасающая нас для вечности сила? А что же, наши заслуги, наши добрые дела, не они ли нас спасают? И ответы были разные. «Мы только делами спасаемся», — говорили одни. А другие: «Нет, только силою благодати, которая подается за веру, которая есть дар Божий!» Бог от Своего дает просто в дар ни за что, так как Бог есть любовь. Но зная, что это дар Божий, и твердо зная, что не наши дела, а спасает нас благодать, сила Божия, мы все–таки должны также твердо знать, что вера, навстречу которой идет благодать, без дел мертва есть. А дела веры — это дела исполнения заповедей Божиих.
Вот об этой благодатной силе и говорил Иисус Христос с самарянкой, начав свою с ней беседу словами о живой воде. Потом Он говорил о Боге, о том, что Бог есть Дух. Он ей открыл, что Он — Христос. Сегодняшнее Евангелие нам рассказывает, как слушала самарянка Спасителя, как она ничего не понимала из того, что ей говорил Христос, и не могла понять, потому что не могла вырваться из этого узкого круга своих провинциальных понятий. Не могла оторваться от них, таких привычных ей с детства — она воспитывалась в них.
«О какой там живой воде говорит этот человек?» Как она могла это понять? Не могла, конечно. Она не могла за символами, за образной речью, за образами, не могла увидеть духовную реальность, духовную действительность, о которой ей говорил Христос.
Ей нужно было еще что–то, чтобы убедиться в том, что это действительно пророк с ней говорит… (А Он себя называет прямо: «Я — Христос! Ты знаешь, что Он должен придти? Это — Я!») Слова, учение… Ей этого мало, ей нужно, чтобы было какое–то доказательство того, что это действительно так. А доказательством может быть какое–то знамение, чудо. И она его получает. Она убеждается в том, что это действительно пророк, и может быть, Сам Христос, потому что Он просит ее привести своего мужа, а она отвечает, что у нее мужа нет. На что Христос ей говорит: «Да, у тебя было пять мужей, и тот, которого ты имеешь сейчас, тебе тоже не муж, так же, как и те пятеро» (Ин. 4, 18). И она убеждается в том, что Он видит, знает все. Значит, Он не простой человек. Только таким образом она убедилась, поверила. Самарянка пошла в свой город и рассказала обо всем. И узнав, что Он творит чудеса, видит все, все знает, сотворил чудо с этой самарянкой, они подумали, что действительно, может быть, это — Пророк, Сам Мессия, Сам Христос!
Но мы–то с вами стоим у чистого источника духа и истины Христовой и с помощью Святой Церкви, которая нас учит духовной жизни, можем быть свободны от этого провинциализма, от этой узости понятий. Мы же знаем, что Христос вселенскую истину проповедует. Он учил о благодати как о живой воде. Это мы знаем, потому что мы с вами имеем источник этой благодатной силы — живой воды — в таинствах Христовой Церкви, к которым приступаем.
Однажды евангелист Иоанн в Евангелии описывает один праздник. В главе 7–ой говорится, что это был великий праздник. Стоял Иисус Христос и возгласил: «Жаждущие! Придите ко Мне и пейте» (Ин. 7, 37)! Вот мы всегда с вами приходим к Нему и пьем от этой живой воды. И будем всегда к Нему приходить и пить. И только к Нему! Только там, где Христос, раскрывается правда жизни, которая гораздо выше наших обыкновенных человеческих понятий о правде. Только там, где Христос, раскрывается подлинный смысл жизни. Только там, где Христос и Его сила Божественной благодати, только там смысл нашей здешней жизни соединяется со смыслом жизни вечной, и мы вводимся в вечность.
Будем же всегда приходить к Нему, и только к Нему как Христу, и только от Него пить живую воду, подающую нам жизнь, которая течет, разбивая все перегородки между людьми. В сегодняшнем евангельском чтении, вы слышали, Христос говорит самарянке: поклоняться Богу нужно не на этой или той горе и не обязательно в храме Иерусалимском. Тогда думали, что только там возможно истинное поклонение. Нет, поклоняться Богу надо в духе и истине всюду. И тогда будет течь эта живая вода нашей жизни. И именно тогда будет раскрываться правда во всей своей красоте, во всей своей глубине и сущности, которая гораздо глубже, чем наши обыкновенные человеческие понятия о них, и о том свете присносущном, с которым соединяет нас ток живой воды — благодати.
Аминь.
1979г.

Слово митрополита Митрофана (Никитина), Горловского и Славянского, в Неделю 5-ю по Пасхе, о самаряныне.

О живой воде и богослужении с оружием в руках

Христос воскресе!
В сегодняшний день, когда мы продолжаем праздновать Пасху, Светлое Воскресение Христово, Церковь нам рассказывает удивительную историю о встрече Спасителя и женщины-самарянки, которая произошла у колодца Иакова.
Спаситель шел из Палестины в Иерусалим и проходил через место, где находился древний колодец, источник воды. И на этом месте произошла встреча с простой женщиной, не самой порядочной по понятиям и того времени, и нашего, потому что в беседе Ему пришлось ей напомнить о том, что у нее когда-то было пять мужей, и что сегодня у нее тоже есть муж.
Уже удивителен сам факт того, что эта беседа состоялась. Потому что, если говорить реалиями сегодняшнего времени, представьте, что у колодца Иакова встретились народный ополченец с солдатом украинской армии. Встретились они неожиданно. Колодец был один, и из него всем попить надо.
Удивительно, что Спаситель первым обратился к женщине. Между иудеями и самарянами общения не было никакого. Он сказал: «Дай Мне пить» (Ин. 4, 7). И она удивилась: почему Он это у нее спрашивает? Ведь Он — иудей, Он должен с ней враждовать. Он должен как-то показывать Свое пренебрежение к ней, показывать, что они разные, потому что иудеи себя считали выше самарян, и основанием для этого было то, что самаряне во время плена вавилонского смешались с язычниками, стали почитать языческие обряды. Даже храм у них был в другом месте, и они не ходили в Иерусалим, чтобы поклоняться Богу. Но тут вдруг иудей, еще и мужчина, учитель, просит у женщины, чтобы она дала Ему напиться воды. Она этому очень удивилась.
И Спаситель сказал ей: «Если бы ты знала, Кто у тебя просит пить, ты бы сама у Него просила воды. У Меня есть такая вода, которую, если человек выпьет, то не будет иметь жажду вовек» (Ин. 4, 10).
Вообще о духовной жизни с людьми, которую эту жизнь не ведут, говорить очень трудно. Ведь что бы ты ни говорил о жизни духовной, человек все равно это будет переносить на свои собственные понятия и свои собственные представления о жизни. Ты будешь ему говорить о Боге, а он будет в это время думать о куске хлеба. Так было с этой женщиной — до тех пор, пока она не поняла, что перед ней не простой человек, а Тот, Кому открыто ее прошлое, ее настоящее и ее будущее.
И понятно, что речь Спаситель вел не о той воде, без которой мы не можем жить, и которая нам необходима каждый день для жизни нашего тела. Но Он говорил о том, что душа каждого человека имеет еще одну важнейшую потребность, без которой человек человеком не является. Это потребность в общении с Богом. Именно это и есть та живая вода, испив которую, человек никогда не будет жаждать.
До тех пор, пока у человека нет общения с Богом, чем бы он свою жизнь ни занимал, что бы он себе ни придумывал, все равно его душа будет чувствовать некую жажду, некое томление. Мы видим это на примере людей очень богатых, о которых мы говорим, что они «с жиру бесятся». Они не знают, что им делать, куда им себя деть, как употребить свое богатство. Испробовав все земные удовольствия и всю земную славу, они все равно испытывают жажду. Как человек, который пьет соленую воду: чем больше он ее пьет, тем больше ему хочется пить.
Но, оказывается, есть нечто, что делает человека счастливым, свободным, могущим жить с ощущением полноты жизни. Неважно при этом, богат он или беден, болен или здоров. Это живая вода общения с Богом. И Церковь Христова — это тот колодец Иаковлев, куда приходят и иудеи, и самаряне, и хорошие, и плохие, добрые, и злые, для того чтобы почерпнуть из этого колодца, для того чтобы очистить свою душу. И, наверное, до тех пор, пока человек эту жажду не утолит, он никогда в жизни утешения, покоя своей душе не найдет. Ему все время будет чего-то не хватать.
О духовной жизни можно говорить с любыми людьми, даже с такими, как эта женщина. Не с каким-то великим учителем, или пустынником, или отшельником, а с такой вот самарянкой, полуязычницей, ведущей по меркам и того, и нашего времени безнравственный образ жизни, Господь о духовной жизни говорит. Потому что эта жажда есть в каждой душе.
А с кем нельзя говорить о духовной жизни? С тем, чье сердце наполнено гордыней, кто сам себя считает центром мира, кто сам собой любуется и сам собой доволен — какой я не такой, как прочие человеки. Такому человеку сказать о духовной жизни ничего нельзя. Потому что, сколько ты ни будешь ему говорить о Боге, об этой жажде, которая есть в человеческой душе, это будет как вода в песок, как на железную крышу сколько ни лей — ничего не вырастет. Поэтому гордыня, которая в сердце человека, превозношение над другими людьми — это то препятствие, которое если человек не преодолеет, он никогда ни жажду общения с Богом не испытает, ни этого общения приобрести не сможет.
Но не только об этом сегодняшнее Евангелие. Ведь женщина Спасителю задала, наверное, самый важный вопрос: что такое служить Богу? Что значит Богу покланяться в духе и истине? Она спросила об одном, имея в виду место, на котором это правильно делать, потому что иудеи считали, что единственное место, где можно приносить жертвы, это гора Сион, Иерусалим, там, где Авраам принес в жертву Исаака, где Соломон храм построил, который потом был разрушен и восстановлен. Самарян, естественно, туда не допускали, и они себе на другой горе построили храм и там приносили жертвы. У них был спор о месте. А Господь отвечает этой женщине, что не место имеет значение, чтобы служить Богу, а имеет значение то, как ты это делаешь.
Если ты покланяешься Богу, а Бог — Существо духовное, то ты это должен делать в духе и истине, быть похожим не Него, уподобляться Ему. А следовательно, местом, где ты служишь Богу, может быть не только гора Сион, а любое место, где ты делаешь то, что делал и Господь, уподобляясь Ему, становясь на Него похожим, служа Ему в духе и истине.
Как это сказать более простыми и понятными словами? Богослужение — это не только тогда, когда мы находимся в храме во время Божественной литургии. Мы сейчас собрались за Литургией, чтобы помолиться, а многие — исповедаться и причаститься. Выходя из храма, тоже можно служить Богу. Не только можно, но и нужно. Нужно, чтобы богослужение продолжалось в нашей жизни за пределами ограды церковной. Наша жизнь становится богослужением тогда, когда мы совесть свою храним в чистоте, когда мы не делаем греха. Тогда все, к чему мы прикасаемся, становится таким, как будто бы это делает Сам Господь нашими руками.
Когда хозяйка печет хлеб, она может превратить это в богослужение, если она при этом молится, если она думает: как будет это хорошо, если этот хлеб съедят люди и укрепят свои силы. Когда мать воспитывает дитя, она совершает богослужение, если она не просто потакает всем его желаниям или, оставив его у компьютера, сама смотрит телевизор, а потом требует от него, чтобы это дитя делало то, чего она сама не делает и никогда не делала. А богослужение происходит тогда, когда жертвуя собой, своим временем, своим здоровьем и своими силами, она отдает себя служению своим детям. Начальник тоже может совершать богослужение, когда он не ради себя трудится, а ради людей, принося в жертву свое время, свой ум, свои руки, свои таланты.
А человек, который оружие взял в руки, может при этом совершать богослужение? Такой непростой вопрос. Если человек взял в руки оружие для того, чтобы других унижать, чтобы превозноситься над другими, для того, чтобы у кого-то что-то отобрать, то такой человек, наверное, услышит слова, сказанные в Евангелии: «Кто взял меч, от меча и погибнет» (Мф. 26, 52). А если человек в руки взял оружие, чтобы защитить свою семью, своих детей, свой дом; не чужую жизнь, а свою жизнь отдать с оружием в руках, чтобы кого-то спасти, он тоже совершает богослужение, потому что больше той любви никто не имеет, чем кто душу свою положит за други своя. Вот чему учит нас Евангелие.
Следовательно, если мы верующие люди, к чему бы мы ни прикасались, к чему бы ни прикасались наши руки, все должно становиться поклонением Богу и богослужением. Вот о чем сегодняшняя беседа Спасителя с самарянкой. Вот о чем Его ответ, когда Он сказал: «Настанет время, когда на всяком месте можно будет покланяться и служить Богу». Где бы ты ни находился, что бы ты ни делал. Апостол Павел так и говорит: «Все, что ни делаете, во славу Божию творите».
Что бы с нами ни происходило: говорим ли мы с человеком, сеем ли мы хлеб, стираем ли одежду, моем ли полы, ухаживаем ли мы за кем-то, помогаем ли кому-то, все должно освящаться мыслью о Боге, о том, что мы это делаем так, как будто это делает Сам Господь нашими руками, через нас. И тогда вся жизнь становится поклонением Богу и служением Богу. А значит, из нее изгоняется всякое зло, всякая ненависть, всякая неправда, всякая зависть, то, чего не должно быть среди христиан. Как нам еще до всего этого далеко! Но это не значит, что мы должны сложить руки и ничего не делать. Мы должны учиться. Учиться каждый день не только Богу молиться дома, не только в храме во время богослужения быть христианами, но и, выходя за пределы храма, тоже служить Богу, чтобы все, что бы мы ни делали, было во славу Божию.
Нам Господь судил жить в непростое время. И никто из нас не знает, что будет через минуту, что будет через час, что будет через месяц с каждым из нас. И, наверное, многие люди сегодня испытывают страх. Я это вижу, когда общаюсь с людьми. Я это слышу в разговорах, я об этом знаю. И сердце, конечно, болит.
Но, наверное, знаете, о чем сегодня еще нужно сказать, и о чем Господь хотел сказать женщине? Что бояться нужно не того, что может с нами произойти. Это не в нашей власти и это от нас не зависит зачастую. Бояться нужно, чтобы при этом мы не перестали быть людьми. Какие бы обстоятельства нас ни окружали, что бы с нами ни происходило, нам страшно должно быть знаете что? Быть предателями, быть насильниками, быть негодяями, быть убийцами, быть людьми, которые не держат своего слова. Вот этого надо бояться. А все остальное зависит не от нас.
Если мы будем бояться греха, если мы будем бояться перестать быть людьми, то Господь тогда поможет нам не бояться ничего в этой жизни. Потому что тот, кто боится греха, живет свято и праведно. А кто живет праведно, кто любит Бога, тот не боится ничего, потому что совершенная любовь изгоняет страх. Страшно не умереть, а страшно умереть недостойно, страшно жить нечеловеком на этой земле. Страшно жить по-подлому. И дай Бог, чтобы ничего этого с нами не произошло.
Если наша жизнь будет богослужением, то никто из нас тогда подло жить не будет. Будем жить так, как нас учит Господь, и тогда наша душа наполнится этой живой водой, и мы никогда не будем жаждать, как и обещал Господь, если эта живая вода будет в нашей жизни. Аминь.
Сказана 28 мая 2014г. в Александро-Невском соборе г. Славянска.

Слово епископа Михаила (Грибановского), Таврического и Симферопольского (+1898г.), в Неделю 5-ю по Пасхе

Бог есть дух (Ин. 4:24)

Так сказал Господь жене-самарянке у колодца Иаковлева. Понятен ли нам смысл этой открытой Господом истины? Кажется, вполне понятен; мало того, мы не только эту истину понимаем, но так привыкли к ней, так сжились с нею, что она не останавливает уже нашего внимания; мы считаем ее вполне достоверной и ясной. Для нас очевидно, что Бог может быть только существом духовным, что Его нельзя представить себе, как представляли и представляют доселе языч­ники, какой-либо материальной силой или каким-нибудь явлением природы: гро­зой, солнцем, луной или в виде того или другого животного и т. п.
При всем современном удивлении к силе электричества никому не придет в голову обожествлять эту силу, признавать ее богом, приносить ей жертвы и пр. Для нас представляется совершенно ясным, что Бог не может быть ничем материальным или природным; Он несравненно выше всего этого; Он — духовен.
Но имеет ли эта очевидная истина какое-либо непосредственное и жизнен­ное для нас значение? Этого не видно. Нравственного смысла мы из нее не извлекаем; своим сердцем мы на ней не останавливаемся; нашу деятельность она не освещает и ею не руководит; нашу совесть она ни к чему не обязывает; к высокому подвигу нас не влечет; мы скользим по ней своим сознанием так же равнодушно, как, например, над отвлеченным положением: «безусловное — безгранично».
Почему же это так? Может быть, откровение Господа, что Бог есть дух, действительно только философская, отвлеченная истина? Конечно кет. Это невозможно предположить по тому одному, что у Господа каждая мысль так всестороння и полна, что непременно имеет жизненное и нравственное прило­жение. Дело не в истине, а в нас самих. И мы, к сожалению, доказываем это отрицательным образом своими печальными злоупотреблениями в отношении этой истины.
В великом откровении, что Бог есть дух, мы не только не видим для себя побуждения к высокому жизненному подвигу, но очень часто пользуемся им как средством оправдать нашу леность, нерадение и косность в своих отноше­ниях к Богу.
Бог есть дух… Не думается ли нам при этом, что Он бесконечно далек от нашей обыденной жизни и так возвышается над ней, что трудно и поставить Его в какую-либо близость к нашему житейскому обиходу? В слове «дух» нам звучит что-то туманное, неуловимое, что-то такое, во что можно и должно ве­рить, но веру во что нельзя проявить ни в каких определенных образах и действиях. И выходит так, что наша жизнь идет своим чередом, а вера в Бога витает у нас где-то в безвоздушном пространстве, отделенном от всего живого, не оказывая на нас никакого деятельного влияния. Это точно томный свет луны, в лучах которого мы склонны помечтать иногда о том, что само по себе прекрас­но и возвышенно, но что не имеет никакой связи с действительностью и никаких прочных надежд на осуществление, что мы сами в душе признали лишь пре­красной химерой.
Бог есть дух. Это — что-то стоящее бесконечно выше всякой материаль­ной природы, отделенное от нее по самому Своему существу, противоположное ей. Трудно найти между высочайшим духам и грубом материей точки соприкос­новения и взаимодействия. А природа между тем совершает свой путь по своим собственным непреложным законам: мы все в ее власти и сами — часть ее. Ка­кое же практическое значение, думается нам, может иметь для нас вера в духов­ного Бога? Верить в Него должно, но ведь колесница нашей жизни катится себе по наклонной плоскости, по выбитой событиями дороге, и все ее винты и колеса подчинены независимым от нашей веры механическим законам. Какой же смысл, говорят нам; в призывании Его на пути жизни, в молитвенном обращении к Нему во время житейских неудач и скорбей?!
«Бог есть дух… Но что такое дух?» — говорим мы. Это — идея, мысль, нечто отвлеченное, нечто доступное лишь мысли.
Чем дальше мы рассуждаем в этом направлении, тем безжизненнее, не­определеннее, туманнее становится для нас Бог. Мы начинаем и называть Его уже не Богом, а божеством, абсолютам и иными именами, говорящими не о живом личном существе, а о какой-то отвлеченной идее… Мы мысленно признаем Его, мы не станем отвергать Его существования, наша мысль не удовлетворяется грубым отрицанием материализма… Но все эта наше признание очень дешево нам стоит: оно не составляет для нас какого-либо свободного подвига или хотя бы существенного жизненного вопроса. Лукавое сердце подсказывает нам: по­чему бы Его и не признать?!
Мысль как будто находит в этом успокоение, а практически это не обязы­вает ни к чему особенному.
Такими хитрыми извивами мы в открытой Господом истине, что Бог есть дух, находим средство оправдать свою леность и косность, свою холодность и нерадение в отношении к Боту, признавая Его умом и оставаясь без Него в жизни, отдавая себя во власть стихийных сил природы.
В чем же кроется причина таких лукавых изворотов человеческой души? Прежде всего обратим внимание на то, что так происходит дело не только отно­сительно данной истины, но и многих других, не менее важных и высоких. Тут, очевидно, кроется общая причина, и весьма глубокая.
Кто, вдумываясь в жизнь, не замечал, что чем ни выше, ни жизненнее какая-либо идея, тем искуснее мы умеем своим рассудком исказить ее, заста­вить служить ее своим низменным инстинктам и именно ею оправдать свою косность и негодность?
Идея как будто не теряет своего величия, но она производит свое дей­ствие, как раз противоположное своему истинному предназначению. Она точно отражается в каком-то другом, противоположном, темном мире и оттуда уже греет и произращает своей силой обращенные туда низшие стороны нашей при­роды… Где же и в чем эта темная сила, своим отражением искажающая лучи божественной истины и направляющая их для достижения своих темных целей? Это — та же враждебная сила, которая искони борется со всякой истиной, и мешает всеми способами человеку стремиться к божественному свету жизни, и пользуется для этого косностью нашей телесной природы и эгоизмом душев­ной. Эта — та же сила, которая пригвоздила ко кресту Подателя вечной жизни, которая боролась с Его последователями яростью язычников и, побежденная здесь в открытой борьбе, вступила наконец в скрытую борьбу путем всяких со­физмов и хитросплетений нашего лукавого и перебежного ума…
Обратимся к истории — и мы увидим, какова тактика этой враждебной силы и какова та цель, к Которой мы невольно идем сейчас, повинуясь ее внушениям.
Если мы вспомним предшествующую появлению Христа историю человечества, то увидим, что она носит по преимуществу характер религиозный. Вся жизнь народов принимала часто трагический отпечаток вследствие суровых запросив национальной веры. Тысячи, десятки тысяч жертв человеческих бросались под колесницу мрачного индийского бога Джаггернаута. Младенцы бессердечно и неумолимо сожигались в ненасытной утробе Молоха; женщины отдавались невольному и позорному разврату в угождение богине Мелитте. Недаром в индийских Ведах весь мир представляется лишь гигантской жертвой,
воскуряющейся пред великим богом Варуной. Все тогда держалось на народной вере, все приносилось на ее алтарь. Все высокие характеры, все подвиги вели-
ких душ появлялись во время подъема народных верований. Как изживались боги, так иссякала и народная жизнь. Переходные эпохи были эпохами смены
вер языческих. Божества были не безжизненными: в них были заключены источники всяческой энергии. Бог для языческого народа был той высокой природной силой, которая, по его верованию, в конце концов победит все и все разрешит в себя. Это казалось так проста и так реально. Тут не было бессилия туманности. Боги не были отвлеченными представлениями, мыслями или понятиями; они не выдумывались человеком, а создавались самой природой: реально предстоя людям в той или другой силе, возвышаясь своим грозным небо­склоном, грозя бурей, громом или молнией, иссушая зноем солнца, возбуждая производительной силой жизни, — сама природа была их богом, могущества которого нельзя было не признать; оно переливалось в их собственных жилах огненным потоком. Повинуясь инстинкту олицетворения, в могучих силах при­роды они видели тех страшных и великих богов, во власти которых — судьбы отдельных людей и всего народа; они предавались им, верили в их действитель­ную силу и в этой непоколебимой вере жили, развивая свои народные силы, воюя с другими народами и подчиняя их своим богам.
Так было до Рождества Христова. К этому времени мысль своим сомнени­ем привела уже к полному разложению природные верования тогдашнего чело­вечества. Последнее уже томилась тоской, предоставленное самому себе и не имея пред чем преклониться. Чрез это подготовлялась более или менее удобная почва для восприятия того, что было возвещено Христом. А Им было возвещено то, что природные боги — ничто, что вся сила в Том Всевышнем, Который есть всемогу­щий дух, сама любовь, сама святость, сама свобода. И это возвещено было не столько словом, сколько — и это самое главное — делом, непосредственным вли­янием Божественной Личности Христа, Его жизнью, Его смертью, воскресени­ем и, наконец, ниспосланием Им Святого Духа на своих последователей. Они воочию, на самих себе, испытали божественную силу Духа и ощутили ее в своем собственном духе как силу Божию, как Бога. Вся жизнь их затем была выраже­нием их непреклонной веры в торжество Духа на земле. Они видели, что вся природа подчинена Его силе; они видели это и в жизни своего возлюбленного Госпо­да и Учителя, и на своих собственных делах и чудесах; они испытали на себе, что все природные душевные доблести, вся житейская мудрость, ученость и прочее — все это ничто пред той Божественной Истиной, пред той жаждой спасения, люб­ви и самоотвержения, которые открыты им Св. Духом и совершенно изменили их и переродили их природу. Природные боги в их собственной душе были повергну­ты во прах; ничтожество, их по их же собственному ощущению, было очевидно; явления и силы окружающего мира неизбежно потеряли в их глазах свой боже­ственный ореол и казались вполне подчиненными властвующей силе Св. Духа; нравственное сознание, возрожденное Христом, ясно и громко возвещало славу новому, святому, духовному Богу, имеющему победить все враждебное Ему и освободить людей от ига темных сил природы на служение святой всемогущей любви и свободе, на свободный подвиг святому и духовному Богу вечной жизни.
Язычество вступило в ожесточенную борьбу с христианством. Сперва была борьба открытая. Но здесь христианство силой своего духа одержала полную победу. Тогда возникла борьба окольными путями: соблазном всяких сделок ради внешнего торжества, софизмами в области рассудка и религиозной мысли и т. п. И здесь борьба оказалась довольно удачной; на этой почве она упорно продолжается доселе в различных формах.
Проследим ее в области взятой нами откровенной истины, что Бог есть дух. Сила Св. Духа, ниспосланная Иисусом Христом, сила личная, свободная, живая, реальна переродившая последователей Христа и реально действовавшая в них, конечно, не замедлила отразиться и в области их рассудка и стать здесь самой возвышенной христианской идеей. Тактика темной языческой силы на­правилась на то, чтобы сделать эту идею из жизненного факта только мыслью, только теоретической истиной, только одним отвлечением. Последователи Хри­ста, воспринимая своим свободным духом свидетельство Христа, что Бог есть дух, видели в этом свидетельстве лишь неизбежное признание той реальной не­победимой силы Духа Христова, которую они сами восприняли в свой дух, которая их переродила, которая чрез них, чрез их самоотвержение все победит и все преобразит. Нельзя ли внимание человека от этой области внутренней, духовной жизни направить на ее лишь мысленное отражение в душе? Это было бы очень выгодно: ведь мысль гибка; она может всячески изменяться, может благовидна, незаметно приспособляться н нашей косной природе, чрез которую главным образом и действует сила, влекущая нас долу. Люди, по самой своей натуре особенно склонные к теории, могут помочь этому переходу жизненного убеждения в одну лишь мысленную форму признания. На помощь им придет и наша природа, ищущая всячески уклонения от подвига одухотворения и вместе с тем оправдания себя в этом уклонении, отлично пользуясь в этом случае на­шим лукавым рассудком. Живой дух, объятый пламенем свободы и любви, не обманешь и не обойдешь; мысль же всегда готова к уступкам, и с нею бороться несравненно легче. Если истина «Бог есть дух» станет только мыслью, всецело перейдет в рассудочную область, то для косных сил природы, чрез которые и действует главным образом темная, вниз влекущая сила язычества, положе­ние для борьбы будет самое благоприятное.
Так в действительности и было. Отвернувшись от прежних природных богов, с чем в действительности люди остались? Указан новый Бог; Он — един­ственно истинный Бог; Он — дух; Он — всесильный Владыка природы; к едине­нию с Ним, к приобщению Его силы, к усвоению Его свободы люди призваны. Все это хорошо; но дело в том, что природа с ее прежними природными богами властвовала над душой, не спрашивая нас; она насильно предъявляла нам свои права, давила нас своей силой или возвышала нас своей красотой. Не то с Ду­хом Божиим: ощутить Его силу своим духом, признать сердцем Его права на нас, приусвоить Его благодатные дары можно лишь свободным подвигом, по мере борьбы с собой и победы над собой. А это трудно, это противна нашей косной природе, это трудный и великий подвиг, от которого мы всячески стара­емся уклониться.
И вот — что же мы видим? Когда прошел благодатный прилив внутренней энергии, возбужденный тем одушевлением и той любовью, которые вызваны были Лицом Богочеловека, человек стал поддаваться стихийным позывам своей природы и мало-помалу опять очутился в ее власти. Что же делать? Признать Богом природу нельзя: мысль показала эту невозможность и нравственное со­знание, просвещенное светом христианства, не позволяет этого. Приблизиться во что бы то ни стало к новому Богу в области духовном любви и свободы, приусвоить себе Его силу, сделать Его своим действительным, а не номинальным только Богом — весьма трудно, хотя мысль теоретически и подсказывает, что это — Бог истинный. Мы прибегаем к выгодному для нас извороту: мы ум­ственно признаем Бога-духа своим главой, мысленно преклоняемся пред Ним, а в действительности отдаемся во власть стихийной природы, не признавая тео­ретически ее царственных прав.
Какие же следствия этого? Прежде были природные боги, и они были для человека реальны и сильны. Теперь наш Бог есть бесконечный дух, но Он на вершинах, именующихся христианскими обществами, признается лишь идеаль­но, Его реальной мощи мы не переживаем, Он для нас бессилен, Он для нас лишь идея, мысль, иногда просто даже звук. Сила природы была воочию, в нее нельзя была не верить, она сама давала чувствовать свою мощь во всем, человек верил в нее твердо. Сила духа дается лишь свободе, а где эта свобода? Где стрем­ление, где любовь к ней? Наоборот, мы все более подпадаем под обаяние ума и открытых им непреложных законов внутреннего и внешнего мира! Свобода — это для нас ересь, бунт, целая революция. Только лишь у тех, у кого эти законы высосали всю кровь и разбили всю жизнь, — только у тех есть жажда подвига свободы, на которую и откликается Дух Христов. Но это больше в низших сло­ях верующих, которых мы обозначаем как невежд; на верхах же нашей совре­менной культуры никакого особенного позыва к освобождению от гнета налич­ной природы совершенно не замечается: должно быть, этот гнет достаточно для них легок. Поэтому нет и призыва к духу свободы, отсюда нет и реальной силы духа; мы ее не ощущаем, а потому и верим в нее слабо; в жизни она проявляется в самой ничтожной степени, почти что незаметно; рассчитывать на ее победу трудно; это даже и не приходит в голову: ведь мы предчувствуем победу только того, что в нас самих сильно и крепко; а разве эта можно сказать про силы духа, о существовании которого мы даже совершенно забываем?
Христос говорит, что пламенная любовь и святость духа победят все; что они — действительные силы; что будут новое небо и новая земля, в которых любовь восторжествует надо всем. Но разве, по чистой совести, мы реально переживаем эту всепобеждающую силу, чувствуем ее? Разве для нас очевидна ее внутренняя мощь? Конечно нет. Мы можем теоретически признать, пове­рить, что действительно это, пожалуй, так должно бы быть; но это лишь при­знание умственное, номинальное. Поэтому-то оно и не имеет живой силы. Против него говорит весь наличный опыт, против него говорит наше непосредственное земное чувство. В нас этот дух любви ничтожен, слаб, не имеет никакой силы. Как же нам реально поверить в его мощь и торжество? И приходится доволь­ствоваться лишь словом, звуком. Таким образом случилось вот что: старые боги развенчаны, а новый Бог еще бессилен в нас, и когда он будет у нас Богом ре­ально, на самом деле, в глубине души, а не на словах, не в одной мысли, — это вопрос. Природа уже не может занять прежнего места в храме веры, а дух еще не вошел в нашу религиозную жизнь; мы еще не живем им, как прежде жили, да и теперь живем природой. Как же мы можем веровать твердо, жизненно, что ему принадлежит божественная власть? Он для нас скорее фикция, чем дей­ствительность. И вот мы никому и ничему не можем всецело поклониться. Преж­де переходные эпохи были промежутками от власти одного природного бога ко власти другого, были сменами династий природных богов; теперь все они с ре­лигиозных алтарей ниспровергнуты, их там нет; а в духе мы еще не создали алтаря новому Богу. Мы даже и забыли про Него. Отсюда наша тоска.
Мне приходит в голову сравнение. Представим, что у какого-нибудь наро­да была постоянная смена тиранических династий; при этом благосостояние внеш­нее и внутреннее становилось все хуже, исхода не было никакого, и отчаяние овладело всеми. Но вот является из неведомой страны царский сын и говорит, что есть страна, в которой под необыкновенным личным влиянием и руковод­ством ее царя-отца можно жить свободно, радостно и мирно; говорит о законах и правах тамошних и предлагает идти к нему и стать под его власть. Одушевле­ние объяло многих; местная династия была ниспровергнута; приняли некоторые улучшения, о которых говорил царский сын, и собирались идти. Некоторые дей­ствительно пошли, но… трудности переселения, тот образ жизни, те условия, которые должны были встретиться в совершенно новой стране, — все это устра­шило большинство, нарушая его застарелые привычки и избалованные вкусы. Оно понемногу отлагало переселение. Лишь немногие втихомолку продолжали уходить; а остальные пока стали ограничиваться тем, что признали своим номинальным главой того сильного и мудрого царя, а управляться пока решили сами собой. Мало-помалу самая мысль о переселении стала позабываться; и даже те некоторые законы и обычаи, которые были внесены в жизнь страны со слов царского сына, стали выдаваться законодателями как свои собственные и стали искажаться; совершенно забылась, что они могли иметь благотворное влияние только благодаря живой, личной силе того царя великого и тем своеобразным особенностям природы и образа жизни, о которых говорил царский сын. В результате получилось полное расстройство.
Пока духовный Бог будет нашим только номинальным главой, пока мы не решимся на действительный подвиг порвать с нажитыми привычками и пред­принять постепенное переселение в новую область духа, с его свободой, с его полнейшим самоотвержением, со всем его нравственным строем, — до тех пор мы будем так же немощны и шатки, так же неустроены и несчастны, как и сей­час. Половинчатое признание нового владыки-духа лишь по мысли, по одному пустому звуку не только не может принести реальной пользы, но еще более за­путает нашу жизнь, обольстит, обманет нашу мысль, усыпит бдительность, под­купит совесть, покажет мысленно нас лучшими, чем мы есть на самом деле.
Подмена действительного, живого Бога-духа, к Которому можно прийти лишь свободным духовным подвигом, мысленной идеей о нем, есть грандиозная фальсификация, приносящая с собой неисчислимый вред для всей внутренней жизни христианского человечества.

Проповедь архиепископа Марка (Арндта), Берлинского и Германского, в Неделю 5-ю по Пасхе

Христос Воскресе!
Дорогие братия и сестры!
Три года шествует Господь по земле нашей, три года Он призывает апостолов, свидетелей Своего воплощения, свидетелей Своей проповеди, свидетелей Своих чудес, свидетелей Своих страданий ради нас, свидетелей Своей крестной смерти, свидетелей Своего воскресения и свидетелей Своего преславного вознесения.
Кто же были эти Апостолы? — Рыбыри, мытари и блудница-самарянка, память которой Церковь совершает сегодня, в пятую неделю по Пасхе. Женщина, которая была достойна одного только имени — Скотиния [мрак, тьма — прим. ред.], делается в сегодняшний день Фотинией, светоносной, ибо она принимает Господа, Света мира, и благовествует о Нем в мире сем, как апостол, убеждая всех нас в истинности воплощения и воскресения Христова.
Каким образом Господь сделал блудницу Своим апостолом, Своей ученицей? О главном условии такого ученичества свидетельствует Он Сам: аще кто грядет ко Мне,… и не возненавидит душу свою, не может Мой быти ученик (Лк 14, 26). Зачем человеку душа, если она без Христа? Более страшной вещи никто не сказал. Но Бог, создавший человека, знает свое создание, и знает, что душа человеческая создана для того, чтобы вместить всего Бога.
Не с укором, не с упреком обращается к Самаряныне Господь, но любовно призывает ее и говорит, чтобы она привела своего мужа, зная, что у нее было пять мужей, и тот, которого она сейчас имеет, не муж ей. Через Свое Божественное всеведение Он являет ей Свое Божество, кротко обличая сокровенные тайны ее греховной жизни. И это открывает ей глаза. Она понимает, с Кем она беседует, о какой воде и о какой жажде говорит Господь: иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки; но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды, текущия в живот вечный (Ин 4, 14). Ведь об этой воде говорили еще ветхозаветные пророки. Господь через пророка Иеремию обличал израильтян, оставивших источника воды живой — Бога истинного (Иер 2, 13), а устами пророка Исаии обещал: Аз дам воду в жажду ходящим в безводней, поясняя, что эта вода — Дух Его, Которого Он пошлет на семя израилево: наложу Дух Мой на семя твое и благословения Моя на чада твоя (Ис 44, 3).
Господь открывает глаза блуднице Фотинии, и она делается благовестницей. Она идет в самарянский город и призывает своих сограждан, чтобы они увидели Христа, ей открывшегося, о Котором она знала из Писания (вем, яко Мессия приидет, глаголемый Христос), хотя многие другие предсказания Ветхого Завета явно не учитывала в своей жизни.
Господь напоил ее водой живой — Самим Собой — и она сделалась Его апостолом. Она поняла, что должна возненавидеть в своей душе то, что противоречит Ему, что она должна разбить смерть, чтобы войти в жизнь. А смерть это любой грех, все что пленяет нас, что противно Богу и отчуждает нас от Него. И не может, говорит святой Макарий Великий, душа успокоиться, пока не похоронит прилежно все то, что пленяет ее. И тогда только можно сказать: отбежала болезнь и печаль и воздыхание (Пс 35, 10), потому что пробилась вода в земле жаждущей (Ис 35, 6), т. е. в пустыне души, возжаждавшей Бога. Эта пустыня Словом Божиим, благодатию Божией, водой, текущей в жизнь вечную, превращается во множество вод и делается сама источником воскресения.
Господь дает воду жизни. Он изливает Дух свой на племя наше, и благословение дает нам и потомкам нашим. Этой водой, Самим Господом, нам следует наполнять души, ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно, как говорит святой апостол Павел (Кол 2, 9). Поэтому, исполняя и наполняя свою душу Господом, мы наполняем ее всем Божеством, всей полнотой Божества. Нигде мы не имеем этой полноты кроме как в Церкви, в теле Христовом, которым мы причащаемся, которое нам преподается в Его таинствах.
Как самарянка приходила на колодец, мы приходим в Церковь, чтобы исполняться Духом Святым, исполняться водою живою, делаться источниками воды, текущей в жизнь вечную, делаться апостолами, вслед за Фотинией Самаряныней. Господь не смущался снизойти к ней, Он не смутится снизойти и к нам. Господь не смущался снизойти во всеобщий ад, тем более Он не смутится войти в наш личный, нами созданный ад наших грехов, в нашу душу, в которой Бога пока нет.
Но призовем Его молитвой и постом, призовем Его таинствами, призовем Его в Церкви Христовой, и исполнимся водами живыми, которые текут и уносят прочь все непотребное, и освящают нас, и делают нас светоносными апостолами Слова Божия. Аминь.
20 мая/2 июня 2002 г. Мюнхен

Слово митрополита Лавра (Шкурла), Восточно-Американского и Нью-Йоркского (+2008г.), в Неделю 5-ю по Пасхе

О самарянке.

Христос Воскресе!
Нынешнее Евангельское чтение приводит беседу Господа Иисуса Христа с женой «иже от Самарии» — Самарянкой.
Это событие имело место после Первой Пасхи общественнаго служения Господа Иисуса Христа, почему Св. Церковь его ныне и воспоминает.
Господь Иисус Христос после праздника Пасхи оставался еще в Иерусалиме, но видя, что вражда фарисеев против Него все растет, а т. к. еще не пришел час Его страданий, то Он оставляет Иудею и идет в Галилею.
Путь Господа лежал через Самарию. Когда Господь Иисус Христос со Своими учениками подошел к городу Сихему как раз был полдень, время сильнаго зноя, что вызвало необходимость отдыха. Господь с учениками остановился у колодца, вырытаго, по преданию, патриархом Иаковом. Ученики отлучились в город купить пищи.
И вот к колодцу приходит за водой жена-самарянка. Господь обращается к ней и говорит ей: «даждь Ми пити». Самарянка удивилась тому, что проситель, будучи иудеем, просит у нея пить, т. к. иудеи с самарянами не общались и иудеи даже презирали самарян. Но Господь Иисус Христос, пришедший на землю для спасения всех, а не только иудеев, не гнушался ни грешниками, ни блудницами, т. к. Он пришел спасти грешников. Господь говорит ей, что если бы она знала «дар Божий», т. е. какое счастье послано ей Богом в этой встрече, и если бы она знала, кто это говорит ей «даждь Ми пити», то она сама просила бы у Него, и Он дал бы ей воду живую. Самарянка не понимает слов Господа и говорит Ему: «У Тебя и почерпала нет, и неужели Ты больше отца нашего Иакова, который оставил нам этот колодец?»
Тогда Господь говорит Самаряныне: «всяк пияй от воды сея, вжаждется паки, а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды, текущия в живот вечный».
Благодатная вода — т. е. благодать Св. Духа, имеет совсем другое свойство, чем чувственная вода. Кто напоен благодатной водой, благодатью Св. Духа, тот уже никогда не почувствует жажды духовной, т. к. все его духовныя потребности будут удовлетворены. Совершенно обратное действие имеет вода чувственная, пьющий ее утоляет жажду на время и вскоре «вжаждется паки». Вода благодатная образует в человеке источник, бьющий в жизнь вечную, т. е. делает человека причастником вечной жизни.
Самарянка все еще не понимает Господа и думая, что Господь говорит о обыкновенной воде, только какой-то особенной, утоляющей жажду, просит Господа дать ей этой воды, чтобы ей больше не приходить к этому колодцу.
Господь повелевает Самарянке позвать своего мужа. Она говорит, что нет у нея мужа. Но Господь обличает ее и показывает ей, что Он знает ея жизнь. Самарянка, видя, что разговаривающий с нею Пророк, знающий сокровенная, задает Ему вопрос, волновавший всех самарян: — где лучше покланяться Богу: на горе сей гаризим, где поклонялись отцы наши, или же в Иерусалиме, как утверждают иудеи. Господь говорит, что спасение придет от иудей (т. е. Спаситель произойдет), но настанет время и уже даже настало, когда Поклонение Богу будет повсеместное и истинные поклонники будут покланяти Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.
Иудеи и самаряне думали, что поклоняться Богу можно в одном определенном месте. Они заботились о внешнем выполнении закона и обрядов, и этим они ограничивали свое Богопочитание. Они заботились о чистоте тела, о принесении жертвы Богу. Но безтелесному Богу не телесная чистота нужна, а душевная, не множество жертв, а жертва хвалы, как говорит Царь Давид: «Пожри Богови жертву хвалы и воздаждь Всевышнему молитвы Твоя». Все ветхозаветное обрядовое было прообразом духовнаго. Но это не значит, что Господь отменяет обрядность, нет. Он нас учит, что ея одной не достаточно, внешнее Богопочтение должно быть выражением, отображением внутренней настроенности человека. Молитва, пост, покаяние, вера — если они выполняются, как обряд, без внутренней настроенности, то они не имеют смысла. Например Фарисей выполнял закон о десятинах и посте, но не получил похвалы от Бога. Вот это одна крайность — Богопочтение ограничивать только одним внешним выполнением закона и обрядов. Этим грешили ветхозаветные фарисеи.
Но вот противоположная крайность — это современные сектанты, которые извращают смысл слов, сказанных Господом: «Бог есть Дух, и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине». На основании этих слов сектанты отвергают Церковь, богослужение, храмы, посты, поклоны и все обряды и церковныя установления, говоря, что все это не нужно и что достаточно молиться Богу — умом-духом. Но возможно ли внутреннее поклонение Богу без внешняго, да еще при такой тесной связи души с телом? Нет это невозможно. На примере самих же сектантов видно, что они, отвергая внешнее поклонение Богу — духовную свою жизнь они не развивают, она у них угасает и глохнет.
И вот только когда внутреннее молитвенное настроение выражается во внешнем подвиге и они связаны между Богопочитанием и истинным поклонением Богу, «Поклонение Богу — духом и истинною» — не исключает внешней стороны Богопочитания. Сам Иисус Христос постился 40 дней, посещал храм, молился коленопреклоненно в Гефсиманском саду. Если же обратимся к истории Христианской Церкви, то мы увидим, что святые подвижники совершали не только внутренние подвиги, но и внешние как: поклоны, пост, всенощныя стояния на молитве, и чрез эти внешние подвиги они порабощали плоть духу, за что Господь подавал им благодатную воду — благодать Св. Духа, которая их и укрепляла в перенесении этих подвигов.
Этой благодатной воды сподобилась получить и Самарянка, и, утоливши свою духовную жажду, она пошла в Самарию и проповедывала там Христа-Мессию, а впоследствии за проповедь Христова учения приняла мученическую кончину. Аминь.

Слово митрополита Арсения (Москвина), Киевского и Галицкого (+1876г.), в Неделю о самаряныне

Глагола Ему жена: Господи, вижу, яко Пророк еси Ты: Отцы наши в горе сей поклонишася, и вы глаголете, яко во Иерусалимех есть место, идеже кланятися подобает (Иоан. 4, 20).
Слово жены самаряныни не женское! Слово, обличающее в ней ум здравый и решительный, жаждущий познания истины, — совесть, правда, не совсем покойную, но в вере и молитве ищущую своего успокоения, — душу, от бремени греха несвободную, но заботливо о благоугождении Богу и своем спасении помышляющую! Слово, которое сделало бы честь и всякому книжнику иудейскому и богослову самарянскому! Слово, наконец, которое не стыдно было бы повторить пред целым светом и мущине-прогрессисту, и каждому из нас, возлюбленные о Господе чада и братия, — тем более, что Тот, пред Кем оно в первый раз произнесено было, Кто удостоил благосклонно выслушать его и дать разрешительный ответ, есть для нас не Пророк только, но сам Господь пророков, сам Бог и Спаситель наш! Так мудро и многозначительно это слово! Оно в малом объеме заключает в себе весь существенный состав и всю основную разность двух того времени вероисповеданий, наиболее приближавшихся к истинному.
Умная самарянка, из немногих слов Господа Иисуса познав в Нем Пророка, не хотела опустить сего благоприятнаго случая, но поспешила им воспользоваться для разрешения своих религиозных недоумений, приметно, давно ее безпокоивших. Господи, сказала она с радостию, вижу, яко Пророк еси Ты. Как много у самарянки здраваго смысла и твердости воли уже в том одном, что она, вопреки закоренелым предразсудкам своего времени и народа, вопреки всеобщему и глубокому отвращению единоземцев своих ко всему еврейскому, — простиравшемуся до такой степени, что и одна случайная встреча самарянина с евреем, и обратно еврея с самарянином, и одно легкое прикосновение их одного к другому почитались нечистыми и способными сообщить свою нечистоту, — не поколебалась признать в еврее Пророка и объявить о том целому городу, не утаив присем и своего стыда, новообретенным Пророком безжалостно обнаруженнаго.
Но еще более того и другаго оказалось у ней в том вопросе, которой она предложила сему Пророку. Отцы наши, сказала она Ему далее, покланялись Богу вот на этой горе, и мы по примеру их здесь же покланяемся, а вы, евреи, уверяете, что только во Иерусалиме должно кланяться: которая же из сих вер вернее? И когда услышала от Него ответ, вместо иудейства и самарянства возвещающий христианство, а в Нем самом — Христа Сына Божия, тотчас уверовала в Него и вслед за тем явилась проповедницею Его для других. Приидите, сказала она потом согражданам своим, и видите человека, Иже рече ми вся, елика сотворих: еда той есть Христос? Приидоша же, и мнози от града того вероваша в Онь (Иоан. 4, 29. 39).
Чудная по истине и достойная всякаго уважения эта женщина, умевшая так скоро и верно, так твердо и благонадежно возстать из глубины суеверия прирожденнаго, предразсудков совоспитанных и пороков вместе с нею возраставших, и не только возстать, но и вдруг столь же быстро и неожиданно взойти на такую высоту, на какую только может поставить человека пренебесное учение Христово, с полною верою и с чистосердечною покорностию ею принятое и усвоенное! Как мало мужей и жен, на нее похожих!
Правда и между ними немало найдется таких, которые в слабостях и пороках ея, не только не уступят ей, но и далеко превзойдут ее: если она шесть мужей имела и ни одного, собственно так называемаго мужа, то в наше время, столь обильное делами сего рода, для самых снисходительных судей и наблюдателей нравов человеческих, это число, по всей вероятности, показалось бы еще слишком умеренным: мы без труда и опасения, быть обличенными в преувеличении, и не ходя далеко за примерами, могли бы возвысить сие число целыми десятками. Но здесь речь идет не о таких подвигах, которых сама подвижница очевидно стыдилась пред своею совестию и вероятно никогда и никому бы не открылась в них, если бы беседующий с нею Сердцеведец Христос сам не открыл их, но о тех истинно похвальных качествах, которыя в несколько минут исходатайствовали ей у Христа Спасителя и благосклонное внимание, и совершенное прощение, и дар веры, и благодать обращения и спасения.
Чтобы представить яснее сию поразительную разность, допустим два неизбежныя при всяком сравнении предположения. Вопервых, вообразим себя на время в том же веке, в том же пограничном между Иудеею и Самариею городе, в том же народе, издревле и постоянно враждебном иудейскому, в том же обществе, напитанном разными предразсудками и суевериями, при тех же обстоятельствах и условиях воспитания и образования народнаго; то есть, вообразим себя настоящими, в прямом и собственном смысле, самарянами, и в тоже время представим себе, что вдруг неожиданно явился бы пред нами жидовин и своею неуместно-докучливою просьбою стал бы вызывать нас на разговор с собою. Что бы мы сделали тогда и как поступили бы с словами иноземца, по одному своему виду и имени для нас ненавистнаго и презреннаго?
Думаю, что одни из нас, не удостоив и выслушать его, поспешно удалились бы от него, а об утолении жажды его, под знойным небом Самарии, могущей причинить внезапную смерть, и не подумали бы; другие с пренебрежением и досадою, быть может, выслушав, оставили бы его, с открытым негодованием и жестокими упреками, или злобными насмешками, без ответа и внимания; а вероятно немногие, даже очень немногие согласились бы, подобно разсудительной и человеколюбивой самарянке, вопреки отечественным предразсудкам своим, принять участие в судьбе и разговоре нуждающагося незнакомца из племени для самарян недоступнаго и отверженнаго.
Вовторых, оставим себя тем, чем мы теперь есть, — в нашем веке, в нашей стране, с нашим образованием, с нашими привычками, наклонностями и страстями, словом такими, какими мы знаем или хотим видеть себя, и какими нас знают другие, и мы знаем других, а только перенесемся мысленно в ту достопамятную эпоху, когда Христос Богочеловек, обитая между человеками, казался для них только человеком, и положим, что мы, при случайной с Ним встрече, с первых же слов Его, также как и самарянка, узнали бы в Нем, не говорю, Сына Божия и Бога во плоти — до этого еще слишком далеко, — а только Пророка, ведущаго и возвещающаго грядущая. Какое, вы думаете, из сей благоприятной встречи и сего важнаго открытия мы сделали бы употребление?
О! и мы, конечно, не упустили бы сего случая без внимания, но сколько возможно, более воспользовались бы им. Все мы — и мужи и жены, и юноши и девы, и старцы и старицы — закидали бы со всех сторон новоявленнаго Пророка своими вопросами, но о чем? — Обо всем, кроме действительно полезнаго и нужнаго для нас не здесь только на краткое время, но и там на целую вечность, кроме предметов, относяшихся к назиданию и спасению нашему. Все, что воображение праздное, суетность безпокойная, малодушие ребяческое может, придумать и представить себе приятнаго или ужаснаго, полезнаго или вреднаго в будущем, все это без стыда было бы выложено пред очами и в слух прозорливца Божия. Сколько явилось бы здесь жен, вопрошающих о своем Фаммузе; сколько мужей, испытующих о своей маммоне и фортуне, о богатстве и славе, которых так усильно домогаются, о почестях и достоинствах, к которым так жадно стремятся: сколько наконец людей всякаго пола и возраста, всякаго состояния и звания, желающих услышать из уст прорицателя, что имеет встретить их на пути жизни временной, а о том, какая судьба ожидает их за гробом, нимало не помышляющих и даже от случайнаго напоминания о том уклоняющихся. Покрайней мере так, а не иначе заставляют заключать нас повседневныя явления жизни частной и общественной в наше время.
О чем мы ныне обыкновенно говорим и пишем и судим и рядим и в домах, и на торжищах, и на едине, и в собраниях? Не о предметах ли житейских? Не о потребностях ли жизни настоящей? Не плоть ли и кровь обладают нами? Не удовольствия ли плотския, не наслаждения ли чувственныя занимают и влекут нас к себе силою непреодолимою и непрестающею? Не вся ли наша деятельность, сколько многосложная, столько же и многотрудная, от утра до вечера, от пелен до гроба, со всеми помыслами и желаниями, со всеми надеждами и опасениями, вращается и зыблется в том очарованном кругу, который святый Иоанн Богослов обозначил тремя краткими, но верными чертами, говоря, что все, еже в мире, есть похоть плотская, похоть очес, и гордость житейская (1 Иоан. 2, 16); а все, что выходит за сей круг, или нас вовсе не касается, или касается только вскользь, нисколько не занимает и не трогает нас?
Где и когда ныне можно услышать нам, не из любопытства или любознательности, не для удовлетворения суетному тщеславию, или даже кощунскому намерению, друг друга о предметах веры вопрошающих, но благоговейно между собою, для своего единственно вразумления, поощрения и утверждения, или, говоря словами апостола Павла, для исправления, обличения и наказания, еже в правде (2 Тим. 3, 16), беседующих о том, как действительно истинным поклонникам Богу — Отцу духов и всякия плоти — духом и истиною достоит кланятися, — как подлинно из сердца чистаго и духа сокрушеннаго и телес непорочных благосличне устроять и выну возносить Богу живу жертву живую, святую и благоугодную Ему (Рим. 12, 1)?
Как мы вообще со всем огромным запасом нашего многосторонняго европейскаго образования и разнообразных сведений и опытов, веками для нас собранных, малы и ничтожны в сравнении с простою самарянкою, пред лицем Христовым о предметах высокой важности так верно и благопристойно любомудрствующей! Вем, говорит она, яко Мессия приидет, глаголемый Христос; егда Той приидет, возвестит нам вся (Иоан. 4, 25). Заметьте, братия, что это два основные догмата ветхозаветной религии, и самарянка верно их знает и основательно судит об них, а последствия показали, что она и обязанности, ими предписываемыя, точно и верно исполнила, сделавшись немедленно исповедницею, проповедницею и последовальницею Христовою.
Христиане! Устыдимся нехристианки, по христиански разсуждающей и действующей. Мессия, глаголемый Христос, давно уже пришел и возвестил нам и словом и примером своим вся, елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвальна, аще кая добродетель и аще кая похвала (Флп. 4, 8), и не только возвестил, но и вся нам божественныя силы, яже к животу и благочестию, подал, и вместе с ними и чрез них честная и великая обетования даровал нам, да сих ради, отбегше, яже в мире, похотныя тли, будем причастницы божественнаго естества (2 Петр. 1, 3-4).
От чего же мы медлим в верном и неуклонном последовании за Христом Спасителем нашим по пути, Им указанному? Что еще колеблемся? Чего ожидаем? Для чего мы, по примеру любомудрой самарянки, доселе не оставляем водоносов наших при кладенцах сокрушенных мудрования плотскаго, немогущих воды содержати (Иер. 2, 13), и не спешим обратиться к Нему, Источнику воды живыя мудрости небесной и божественной, ея же аще испием, не вжаждемся во веки? Доколе будем хромать на оба колена наши, по временам преклоняя оныя то пред Богом, то пред миром, или даже чаще пред миром, нежели пред Богом? Не уже ли забыли мы, что Бог наш есть Бог ревнитель, совместников не терпит, прелагатаев не любит, и славы своея никому не дает, и ни с кем ею не делится? Возревнуем же и мы по Господе Боге нашем ревностию искреннею и нелицемерною, не на словах только, но и в делах: прилепимся всем сердцем к учению Его и вступим бодренными стопами в стези закона Его.
Но, как никакое предприятие, без благословения и содействия Божия, не может быть успешно: то будем непрестанно из глубины души вопиять ко Господу Богу: обрати ны Господи, и спасемся; отстави путь неправды от нас, да право пойдем во стезях Твоих (Псал. 79, 20. 118, 29. 16): ибо для Твоего всемогущества гораздо удобнее взять из под ног наших неправедный путь наш и преставить оный на иное место, нежели для нашей немощи, хотя на один шаг сдвинуться с пути сего. Посли Духа Твоего в сердца наши, и созиждемся (Псал. 103, 30).
Дух Твой благий наставит нас на землю праву (Псал. 142, 19). Аминь.

Комментирование запрещено