Проповедь архимандрита Кирилла (Павлова) (+2017г.) в день св. Пасхи
Светлое Христово Воскресение. Пасха.
Христос воскресе!
Эти слова говорили рано поутру ангелы женам-мироносицам, благовествуя им о воскресении Христовом. «Христос воскресе!» — благовествовали, в свою очередь, святые жены плачущим и рыдающим апостолам Христовым. «Христос воскресе!» — приветствовали друг друга и святые апостолы, спеша скорее поделиться общею радостью. И понеслось это радостное «Христос воскресе!» по всем концам земли, и повторяет его торжествующая Церковь Божия с чадами своими повсюду! П сколько радости, сколько утешения изливается в сердце от этих двух слов! Кажется, так бы и повторял всю жизнь: «Христос воскресе! Христос воскресе!»
Почему эти слова так сладостны, так вожделенны для сердца христианского? Потому, дорогие братия и сестры, что если бы Христос не воскрес, то не было бы нам никакой надежды на спасение и погибли бы мы тогда со грехами своими в глубинах адовых; не было бы тогда и меры нашей святой; мы были бы тогда самыми несчастными из созданий. «Аще же Христос не воста, — говорит святой апостол Павел, — суетна вера наша, еще есте во гресех ваших… окаяннейши всех человек есмы» (1 Кор. 15, 17; 19). Если бы не воскрес Христос, начальники совершитель нашего спасения, то мы не смогли бы и мечтать о нашем воскресении из мертвых. Но теперь Он воскрес — Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть (1 Кор. 15, 20), — и мы более не страшимся смерти. Что до того, что умрем? Ведь мы знаем, что грядет час, когда все мертвые и мы с ними восстанем из могил своих, и настанет для нас новая, вечно блаженная жизнь, и мы никогда более не умрем. В этой истине сомневаться не приходится. За несомненность сей истины ручается славное воскресение Начальника веры, Главы Церкви — Христа. «Если мы веруем, — говорит апостол Павел, — что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним (1 Фес. 4, 14). Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших».
В истине воскресения наших тел по смерти удостоверяет видимая природа. Бесчисленны явления природы, где очевидно следует за разрушением не уничтожение, а воссоздание, где из смерти возникает новая жизнь. Одно едва заметное хлебное зерно, которое, сокрывшись в недрах земли, сгнивает и, согнивши, оживает и восстает прекрасным растением, не есть ли громкий провозвестник воскресения наших тел, умерших и согнивших?
Вот почему и трепещет радостно сердце наше при этих сладостных словах: «Христос воскресе!» — «Христос воскрес, — говорит каждому христианину его сердце, — значит, воскресну и я, ибо Христос — Глава моя, а я член Его».
Об одном только нам надо теперь позаботиться, дорогие братия и сестры, — чтобы воскреснуть не для суда и осуждения, а для жизни вечной и блаженной. Это уже дело усердия каждого. Главное сделано: врата в Царствие Божие открыты, Домовладыка Господь наш Иисус Христос стоит в этих вратах и зовет всех и каждого: «Аще ли хощеши внити в живот, соблюди заповеди» (Мф. 19, 17). С нашей стороны требуется выполнить это непременное условие: соблюди заповеди Божии, и ты воскреснешь для вечной блаженной жизни; твори волю Сотворившего, и живот твой будет сокровен со Христом в Бозе (Кол. 3, 3). Аминь.
Пасхальное послание митрополита Анастасия (Грибановского), первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, (+1965г.) на 1953г.
Христос воскресе!
Откуда каждый год, в таинственный полночный час, приходит к нам эта древняя и вместе всегда новая весть о Воскресении Христовом?
Если вы внимательно вникнете в содержание Пасхального богослужения, то увидите, что она исходит из глубины небес.
Ее приносят нам небесные вестники-ангелы.
В тишине ночи вы слышите их отдаленный хор, воспевающий Востание Христово. Постепено приближаясь к нам, их песнь, наконец, как бы сходит с неба на землю и торжественно оглашает ее словами: Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!
Вместе с ними новая светлая радостная жизнь могучими потоками вливается в нашу душу и обнонляет ее. Человек — этот червь земли, но получивший задание быть богом, — поистине становится тогда «новою тварью» и поднимается выше самого себя. На крыльях, благодатной пасхальной радости он возносятся на такую высоту, где смолкает всякая вражда и злоба и другия человеческия земныя страсти. С этих высот расширяется духовный горизонт человека подобно тому, как расширяется для нас естественный горизонт, когда мы возносимся к облакам. Тогда мы невольно становимся ближе друг к другу, сливаясь в один организм — в одно братство Христово.
Пасха, это — подлинно Светлый день нашей жизни, которая без этого казалась бы мертвой безотрадной пустыней. Бог даровал нам милость увидеть ее снова и мы все спешим обменяться своими приветствиями друг с другом. То же чувство вызывает и у нас горячее желание разделить благодатную пасхальную радость со всеми вами, дорогие братия и сестры, пребывающие в нашем всемирном рассеянии.
Мы хотели бы обнять всех вас своим сердцем и облобызать вас святым пасхальным лобзанием
Нет кажется места под солнцем, где не слышалась бы ныне русская речь, и мы желали бы сказать одновременно всему нашему рассеянию: Христос Воскресе!
Особенно ярко свет Пасхи блистает, конечно, там, где востал Господь из мертвых и где Его отверстый гроб является в течение веков немолчным свидетелем Его Воскресения.
Туда естественно и обращается прежде всего наше сердце и наша душа. В недавнее еще сравнительно время в Св. Земле стекались ко дню Пасхи тысячи русских паломников. Ныне там пребывает лишь небольшое количество русских людей, по преимуществу монахинь и благочестивых русских поклонниц, которыя каждый год стоят за всех нас на Божественной страже у Живоносного Гроба в час Светлого Воскресеения Христова. Прежде, чем раздастся первый удар церковного колокола, оне, соревнуя Марии Магдалине, спешат уже ко Гробу, чтобы одними из первых сретит Христа, исходящего из гроба, яко Жениха. Восторженным сердцем и устами они воспевают Его воскресение, чередуя наши ликующие русские напевы с величестенными торжественными греческими мелодиями. Присутствие их там сужит символом неумирающей связи Русского народа с Обетованною землею, так же, как и радостный звон наших колоколов, несущийся с высоты Елеона и из церкви Марии Магдалины в Гефсимании, когда он сливается в один торжественный аккорд с звуками могучих благовестников Храма Гроба Господня, присланных некогда из Православной России.
Поистине блажен жребий этих новых жен Мироносиц и малого братства нашей Миссии, несытым сердцем вкушающих обильную пасхальную трапезу в Св. Граде.
Но величие Праздника Праздников состоит в том, что его благодать, как благоухание весны, разливается по всему миру.
Ея жаждет особенно русское православное сердце. Оно не может забыть о дне Пасхи и напоминает о нем русским людям всюду, где бы этот праздник ни застал их — в городах, селениях, на суше, на море, воздухе, в пустынях, на дорогах и даже в пропастях земных.
Где бы вы ни оказались в Светлый день среди наших соотечественников, — особенно в местах их наибольшего скопления в Старом или Новом Свете, в Египте, Персии, Канаде, Калифорнии, Бразилии, Аргентине, Венецуэле, Австралии, Новой Зеландии, в Северной или Южной Африке — вы везде встретите одну и туже отрадую картину — переполненные храмы, сияющие светом и оглашаемые торжественными пасхальными песнопениями, святящияся радостию лица и трогательныя братския объятия, со словами — Христос Воскресе!
Везде вы почувствуете царственное шествие Пасхи, которую нельзя смешать ни с каким другим Праздником.
Пойдите в Египет с его сумрачными пирамидами, и молчаливыми загадочными сфинксами, являющимися как бы надгробными памятниками угасшей блестящей египетской культуры. Вы услышите и там наше радостное и светлое: Христос Воскресе, торжествующее над разрушением и смертию. На необъятных пространствах мертвой бездыханной Сахары вы встретите цветущие оазисы, где также живут русские люди, сохранившие на чужбине родные отеческие заветы. Под сенью пальм и они встретят приехавшаго к ним из далека их пастыря, зажгут свои скудные светильники пред иконами, украсят свой стол куличами и пасхами — этими неизменными символами русской Пасхи — и жизнь вдвойне расцветет среди мертвой пустыни.
Не останется без утешения и небольшая семья наших соотечественников, приютившаяся на южной оконечности Африки, не столь далеко от Мыса Доброй Надежды. И к ним прилетит не столько на самолете, сколько на крыльях своей пастырской ревности служитель Божий, чтобы возвестить им подлинно добрую и радостную надежду, которую принес на землю нам всем Воскресший из мертвых Спаситель мира и соутешиться духовно с ними общею верою.
Но вот пред нами пастырь безсловесных овец, стрегущий свое стадо в необитаемых просторах Австралии. Он совершенно одинок, будучи лишен всякого человеческого общества. Но и он будет праздновать свою Пасху, с трепетом ожидая наступления заветного полуночного часа. Ему некому сказать своего: «Христос Воскресе», кроме собственного сердца. Тем явственнее он услышит от него ответ: «Воистину Воскресе».
У него нет храма, куда он принесет свою пасхальную радость. Но он сам становится одушевленным храмом, в глубине которого он услышит ангелов, поющих Воскресение Христово.
«Воистину Воскресе Христос, наш далекий, а потому особенно близкий и дорогой наш брат», скажем мы ему.
В безмолвии пустыни твоя пасхальная радость, может быть полнее, светлее и целостнее нашей, ибо ее не расхищает там блестящая суета, которой мы наполняем Праздник вместо того, чтобы проводить его в тихом умиленном созерцании великого Пасхального таинства и безмятежном невозмутимом мире.
Радость Воскресения соединяет ныне в одну семью всех русских людей, как рассеянных по всему лицу земли, так и живущих в пределах самой России. Свет Пасхи продолжает сиять и во мраке подневольной Руси, и тьма его не объят. Никакая самая настойчивая и ухищренная пропаганда безбожия не могла поколебать истины Воскресения в душе Русского народа, ибо человек гораздо больше доверяет своему сердцу, чем голосу холодного рассудка. При всех усилиях советская власть оказалась бессильной в три с полониной десятилетия искоренить то, что веками проповедалось церковью, утверждалось русским православным бытом, трогательно опоэтизировано было в нашей литературе и глубоко воспринималось религиозным опытом, когда миллионы людей с трепетом ожидали каждый год Христова дня и, полные ни с чем не сравнимого духовного восторга, братски лобызали друг друга со словами «Христос Воскресе».
Чрезвычайныя бедствия, пережитыя русским народом после крещения Родины, должны были только укрепить его веру в силу воскресения Христова. Ибо без нея жизнь человека и самая вера наша, по изречению Апостола Павла, была бы «тщетной» т.е. теряла бы свой смысл и оправдание.
Если Христос не воскрес и мертвые не восстают, то «для чего — спрашивает апостол, — мы подвергаемся бедствиям» (1 Кор. 15, 30)? Современная культура при всех своих достижениях не сделала людей более счастливыми. Напротив, к прежним испытаниям и тревогам она прибавила новыя, которых не знало патриархальное человечество.
Одна угроза атомных бомб способна отравить всю жизнь человеку. Достаточно одной мысли о том, что при ея разрыве не только человек, но и несокрушимая сталь обращаются мгновенно в пар, чтобы впасть в безнадежное уныние. И только вера в вечную жизнь, которую приобрел для нас своим крестом и воскресением Христос, спасает нас от отчаяния.
«По рассуждению человеческому, продолжает Апостол, когда я боролся со зверьми в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не восстают?» (1 Кор. 15, 32).
Руководясь тем же человеческим рассуждением, можно спросить, какая польза была бы для наших собратий в России бороться с жестокими звероподобными людьми, потерявшими образ человеческий и причинявшими им неописуемыя пытки и терзания, если бы они не верили в грядущую жизнь и вечное воздаяние? Какой смысл имел бы подвиг наших многочисленных страстотерпцев последнего времени, если бы они не были уверены вместе с Апостолом, что, по окончании земного поприща, их ждет нетленный венец правды, который увенчает их страдания?
Не таков жребий нечестивых. Они обречены на вечныя мучения. Погибель их не дремлет и постигает их иногда еще на земле в час которого они не ожидают. Такая участь постигла недавно «всемогущего» Сталина, имя которого ныне еще у всех на устах.
Когда он достиг высшего могущества и власти, когда восемьсот миллионов людей подобострастно склонялись пред его державою и многие с суеверным страхом говорили: «кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?» (Апок. 13, 4) он «пал внезапно на ложе своем» и «познал, что умирает». Напрасно он так ревновал о своей безопасности и об охране своего здоровья, как бы желая обезпечить себе бессмертие на земле. Тщетно друзья и соработники его собрали вокруг его смертного одра множество медицинских сил: «врачи бесполезные», они не могли не только возвратить ему здоровья, но и привести его в сознание после постигшего его удара, дабы он, как истинный сын тьмы, в безпросветном мраке сошел в преисподнюю — в царство вечного мрака. Конец его земных дней был столь же печален, как и его предшественника и учителя Ленина.
У последнего был отнят дар речи и разума, и он, подобно Навуходоносору, подлинно приложился к бессловесным и уподобился им, пока смерть не прекратила его жалкое существование. Господь смирил его и связал его хульный язык, изрыгавший гнусные кощунственные глаголы на Господа и на Христа Его. Сталин не внял этому уроку и пошел дальше своего учителя в нападках на религию и в преследования Церкви, соединяя в себе жестокость Ирода и Нерона с коварством Юлиана отступника. Он захотел подлинно выше звезд поставить престол свой и создал вмисте с своими ближайшими советниками особую безбожную религию, которая, по словам одного писателя, «имеет свои ереси, свою ортодоксию, свой катехизис, свои преследования еретиков, свои покаяния и отречения и, наконец, свою прекрасно организованную инквизицию».
Ей недостает только Живого Бога — Бога истины и любви — которого жаждет человеческая душа.
Но Бог Сам напоминает, когда хочет, безумцам, говорящим в сердце своем «несть Бог», что Он существует.
Пораженный на смерть Юлиан невольно воскликнул: «Ты победил, Галилеянин». Судьба Сталина невольно сближает его с Юлианом.
Когда, этот нечестивый отступник от христианства, причинивший неисчислимыя бедствия Церкви, бесславно погиб в войне с Персами — возликовал весь Христианский мир, а Св. Григорий Богослов по этому случаю написал даже по его собственным словам «победную песнь»: «Пал Вил! Сокрушился Дагон! Посрамлен Ливан!» восклицает он в своем знаменитом 11-м обличительном слове на царя Юлиаиа». «Доселе Бог удерживал и отлагал свой гнев на нас, не возжигая еще всей своей ревности и только высоко вознес десницу на нечестивых и хотя натянул и уготовал лук, однако же удерживал его силою и ожидал, пока не выйдет наружу вся злоба Юлиана; подобна какому-нибудь злокачественному и вредному вереду, ибо таков закон Божьего суда: или спасти покаянием или наказать по справедливости».
Проявление того же закона и суда Божия мы видим и на судьбе, постигшей отступника и богоборца Сталина.
Желая всем, даже самым тяжким грешникам спастись и приити в разум истины, Бог в Своей милости ожидал покаяния и от Сталина и потому до времени щадил его.
Но безнаказанность делала его еще более надменным и самоуверенным. Самое долготерпение Божие он обратил в средство для собственного возвеличения и укоренения во зле. Когда вопли о его злодеяниях дошли до слуха Вседержителя, когда Господь увидел, что он проливает невинную кровь, как воду, не зная ни справедливости, ни жалости, ни сострадания, что «мысли и помышления сердца его обращены на зло» (Быт. 8, 21) и что весь мир превратился бы в ад, если бы он осуществил свое честолюбивое намерение создать всемирное коммунистическое царство под его управлением, тогда Господь сокрушил этот гордый Ливанский кедр, поразив его молнией своего праведного гнева. Весь мир облегченно вздохнул, когда узнал о неожиданной смерти человека, который подлинно смущал землю, которого одно имя приводило в ужас миллионы людей, желавших не великих потрясений, а мирной и спокойной жизни, основанной на христианских началах веры, любви и правды.
Что касается русских людей, то они, испытавшие на себе его тираническую руку, должны были возрадоваться сугубою радостию, видя в его неожиданной погибели торжество Божией силы и правды над всеми, кто дерзает превозноситься пред Всемогущим.
Им не нужно составлять нового победного гимна, кроме того, который ныне властно звучит над миром:
«Да воскреснет Бог и расточатся враги Его и да бежат от лица Его ненавидящие Его, яко исчезает дым, да исчезнут» (Пс. 67, 2).
Враги Божии подлинно исчезают, как дым, и это надо помнить всем преемникам Сталина. Над ними уже тяготеет тот же небесный приговор, если они пойдут по стопам своего предшественника. Нет на земле силы, которая могла бы их защитить от карающей десницы Божией, хотя бы они обладали всем миром.
А мы все укрепимся верою, что Христос воистину востал из мертвых, сокрушив державу ада.
Восхваляя Его вечную победу, будем молить Его благость, чтобы он, связавшей своим воскресением власть сатаны, освободил от его ига наших братий в России. Да приблизится день, когда мы снова могли бы встретиться с ними на свободной Русской земле, простереть им свои братския объятия и сказать им: «Христос Воскресе, наши дорогие страдальцы. Час Вашего избавления настал». Это — день нашей общей пасхальной радости
«Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь»!
+Митрополит Анастасий.
Март 1953г., г. Нью-Йорк, США
Слово митрополита Иосифа (Чернова), Алма-Атинского и Казахстанского (+1975г.), на Святую Пасху
Слово о двух поцелуях
Почти две тысячи лет тому назад в мир родились два брата-близнеца — два поцелуя! Их родина: первого — в густолиственном саду Гефсиманском, а другого — в саду Иосифа благообразного, в том же священном Иерусалиме. Родитель первого поцелуя Иуда-предатель… Он его родил в тот страшны и темный вечер, когда лобызанием предавал своего Учителя и Благодетеля — Сына Божия.
Второй поцелуй рожден ранним утром в светоносный день Пасхи.
Иуда дал знак врагам Иисуса: кого поцелую — тот и есть Христос Иисус, его и берите…
Апостолы Христовы и святые жены Мироносицы, когда услышали, что Христос воскрес, воскликнули: «Христос воскресе…» — и облобызали друг друга, как говорит нам святое Предание.
И так рядом стали жить с того момента два поцелуя или, как славянский язык говорит, два лобызания…
Очень реальны оба эти поцелуя, весьма чувствительны для человечества!
Иудин поцелуй: холодный, мрачный, неискренний, фальшивый, предательский, дьявольский!
Апостольский поцелуй: светлый, пасхальный, торжественный, радостный, положительный, добрый, доброжелательный, святой, искренний!
Кто в своем лобызании не искренен — на устах одно, а в сердце другое, коварен и холоден, тот нас дарит Иудиным поцелуем — предательским…
Кто лобызает человека искренно, дружески, с верою, радостно — тот нас дарит апостольским воскресным поцелуем!
Теперь нам понятна разница характеров сих двух поцелуев…
Христиане, будем честны, будем святы, будем дружелюбны и в дни светоносной Пасхи, и во все дни нашей жизни будем лобызать людей искренним, пасхальным, воскресным, святым поцелуем по-апостольски.
Ведь поцелуй наш — это прикосновение душ! Когда мы лобызаем святой Крест Христов, образ Богоматери и святых угодников Божиих, то мы соприкасаемся мистически, т.е. Духом к душе того лица!
Поцелуй не просто акт!
А тогда нам ясно станет, что от Иудина поцелуя надо бежать и бояться его, как исчадья ада!
Вот история двух поцелуев, рожденных: одного — в момент предания Христа, другого — в светоносное утро Христова Воскресения!
Беседа архимандрита Антонина (Капустина) (+1894г.) в день Святой Пасхи
На Литургии
Христос воскресе!
Спешно исторгающийся из уст ваших ответ — воистину воскресе! — говорит нам, что в этот день, в этом месте, в эти минуты ничто так не прилично говорить нам, как только: Христос воскресе! Воистину воскресе! Ученикам Господа нужны были свидетельства целого дня для того, чтобы они могли наконец сказать: Господь истинно воскрес (Лк. 24, 34). А нам достаточно начать слово Христос… — как навстречу ему в тысяче звуков со всех сторон несется воистину воскресе! Но что же содержится в этом кратком переговоре нашем? Призыв ли к радости, приветствие ли любви, пожелание ли мира или вопрошение и ответ?
Христос воскресе! Воистину воскресе! Вот всё немногоречивое содержание нашей удивительной беседы. Откуда взялись эти дивные своей таинственной простотой восклицания? Произнося их, чувствуешь, что они были когда-то излиянием блаженных душ, от безутешной скорби вдруг перешедших к нескончаемой радости. Слушая их, как бы своими очами видишь блаженных учеников Христовых: как они после всепразднственной и спасительной ночи встречаются друг с другом, смотрят друг на друга умиленным, глубоко проницающим взором и в радостном трепете говорят друг другу: Христос воскресе! Воистину воскресе! Единство мыслей и чувств, воспоминаний и надежд, страданий и утешений влечет их друг к другу в объятия, и минута святого неизреченного восторга венчается лобзанием братской всепрощающей любви. Не видим ли мы и теперь всего этого посреди себя?
Но было время, радующиеся братия, когда ничто по-видимому не предвещало величайшего события. День, который следует за пятницей (Мф. 27, 62), проходил как и всякий другой. События минувшего дня, взволновавшего весь Иерусалим, — как бы не бывало! Иисус Христос лежал во гробе. Тайна лица Его и служения по-видимому погребена была вместе с Ним. Люди, которым всего более она была открыта, всего менее обращались к ней за подкреплением своей глубоко потрясенной веры. Отдавая последний долг немощи своей природы, они плакали и рыдали, когда должны были думать только об одном величайшем утешении наступающего «Царства Христова» о котором столько раз прежде и слышали, и рассуждали.
Третий день, к которому неоднократно отсылал их мысль Божественный Учитель, непонятно как исчез из их памяти. Но памятливее друзей Господа были враги его. Несмотря на то, что называли Его льстецом, нудимые необоримым сознанием Его сверхъестественной силы, они заботились о том, как бы не сбылось Его предсказание о третьем дне, и вследствие этого в другой день, который следует за пятницей, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну; итак прикажи охранять гроб до третьего дня (Мф. 27, 62-64)! День, в который они собрались к Пилату, был великий день (Ин. 19, 31). Надобно было чтить его более, чем обыкновенный день субботний, но злоба и страх заставили блюстителей закона презреть закон, и велик день обратился у них в простой день. Это было началом падения еврейской субботы и изменения ветхозаветной седмицы в седмицу новозаветную, во главе которой стал день Господень, день Воскресения.
Еще не так давно невольно пророчествовал Каиафа. Теперь, продолжая не ведать, что творят, оба архиерея, а с ними и все представители обветшавшей церкви иудейской, торжественным актом своего появления перед Пила-том в великий день пасхальной субботы сами запечатлевают предсказанное Господом разрушение Его таинственного Храма, узаконивающее и как бы освящающее таким образом новый порядок вещей. Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя, — глаголет Господь (Ис. 1, 14).
Пилат, накануне так много занимавшийся делом «Царя Иудейского», теперь весьма мало думал о Нем. Имеете стражу, — сказал он без всякого участия, — пойдите, охраняйте, как знаете (Мф. 27, 65). И хранящие «суетная и ложная» пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать (Мф. 27, 66). Безутешное малодушие, злорадостное криводушие и холодное равнодушие, таким образом, содействуют тому, чтобы в течение целого дня не был нарушен покой Жизнодавца. И день проходит невозмутимо. И «воистину священная всепразднственная и спасительная» ночь близится, не давая угадывать в себе «провозвестницу светоноснаго дне» восстания. Солнце, потаившее вчера лучи свои перед страшным зрелищем Креста, сегодня обычным образом посылает последний луч на гроб, скрывший его Зиждителя; мрак, скрывающий столько тайн бытия земного, приемлет на последнее хранение у погасающего света величайшее и неповторимое таинство земли. И был вечер (Быт.).
Стань на страже твоей, ветхозаветный мир! Взыди на камень и посмотри еже видети (Авв. 2, 1). Еще немного, и земля наполнится познанием славы Господа (Авв. 2, 14)! Глагол, переданный вчерашним днем нынешнему, глубоко проник в слух земли. Отозвавшись на него вчера трепетом, она в таком же трепете передаст его завтрашнему дню. Небывалый, особенный разум передан наступившей ночи от ночи предыдущей. «Светозарная провозвестница» в свою очередь ждет только минуты, чтобы передать его во всю необъятную последовательность грядущих ночей. Над новым Иерусалимом готова воссиять новая слава Господня, слава возвращения человечества к Божеству. Небеса, поведающие древнюю, вечную славу вседержительства Божия, поведают ее и в ночь Воскресения, когда смиреиное человечество — в соединении с Божеством в лице Воскресшего — приемлет в них всякую власть. Нет на них теперь той таинственной, чудодейственной звезды, которая озаряла собой ночь вифлеемскую и призывала мудрость человеческую на поклонение Премудрости Божией. Но небо, высшее неба звездного, и теперь, без сомнения, приникает на землю. Ангелы незримо носятся над «рая краснейшим» вертоградом и ждут, когда земля в свою очередь поведает небесам славу Божию.
Наконец великий трепет, исходящий из глубины земной утробы, возвестил миру видимому и невидимому о рождении Первенца из мертвых (Откр. 1, 5). Вместо стражей-пастырей первыми свидетелями Перворожденнога в паки-бытие готовятся быть стражи-воины. И они действительно увидели, что ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба (Мф. 28, 2). Не благо- вествовал небоявленный недостойным стражам радости, как благовествовал вифлеемским пастырям, но слава Господня осиявала и их, как и пастырей; вид его (ангела) был, как молния, и одежда его бела, как снег (Мф. 28, 3). Воины ужаснулись от страшного видения и стали, как мертвые (Мф. 28, 4). Боголюбивые стражи вифлеемские, оставив стражу, спешили некогда узреть дивное таинство, возвещенное ангелам. Миролюбивые стражи иерусалимские спешат смежить очи в виду таинства и ангела и бежать от гроба возвестить, кому считали нужным, вся бывшая (Мф. 28, 8).
И еще раз собираются на совет архиереи со старейшинами. Но совет длится немного времени. Те же погибельные сребреники, которые из ученика сделали предателя, теперь свидетелей Божественной истины превращают в богоборцев. И слово лжи проносится, предупреждая собой всерадостную истину.
Таковы были первые события преславного дня! Еще мы не слышим ни от ангелов, ни от людей радостного слова воскресения; видим только богоприемную пещеру отверстой и на страже ее вместо воинов «светоносна ангела, на камени седяща». Но что внутри пещеры, остается до времени неизвестным. Стражи унесли с собой тайну виденного ими, и только измышленное нечестивым советом похищение Тела Господня учениками позволяет нам заключать, что в пещере уже тогда не было ничего, кроме погребальных пелен. Гдё же Христос?
Христос воскресе! Подобно волхвам персидским, влекомые любовью пошли от Сиона к повитому пеленами гроб-ными Царю царствующих рано, когда было еще темно (Ин.), святые жены. Они не знали, что при гробе была поставлена стража, знали только, что вход в пещеру был загражден весьма большим камнем. Они шли и думали между собой: Кто отвалит нам камень от двери гроба? (Мк. 16, 3.) Когда же по причине отдаленности пещеры и обычно быстрого рассвета в Иерусалиме они достигли священной скалы уже при свете воссиявшего солнца, то увидели, что камень отвален (Мк. 16, 4). Неожиданность такого случая поразила их. Предварившая других своей заботливой пытливостью Магдалина немедленю пришла к мысли, что Тело Господа кем-нибудь похищено. Пораженная такой догадкой, она тотчас же возвратилась в город возвестить апостолам, что Учителя нет во гробе. Преждевременно-поспешное заключение наказало само себя. Оставшиеся христолюбицы вошли во гроб и не найдя там Тела Господа Иисуса, как предполагала и Магдалина, в недоумении стояли и размышляли о случившемся.
Вдруг они заметили, что находятся лицом к лицу с двумя ангелами (Лк.), жены ужаснулись (Мк.) и склонили лица на землю (Лк.). Тогда сидевший по правую сторону (Мк.) ангел сказал им: Не бойтесь (Мф. Мк.). Иисуса ищете Назарянина, распятого (Мф. Мк.)? Что вы ищете живого межу мертвыми? (Лк.) Его нет здесь (Мф. Мк. Лк.); Он воскрес как сказал. Подойдите, посмотрите (Мф.): вот место, где Он был положен (Мф. Мк.). Вспомните как Он говорил вам когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть (Лк.). И пойдите скорее, скажите ученикам Его (Мф. Мк.) и Петру (Мк.) что Он воскрес из мертвых (Мф.) и предваряет вас в Галилее (Мф. Мк.). Там Его увидите. Вот, я сказал вам (Мф.). И вспомнили… слова Его (Лк.) притрепетные мироносицы и выйдя поспешно из гроба, побежали (Мф. Мк.) со страхом и радостью великою (Мф.). Их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись (Мк.).
Между тем, двое из учеников — на весть Магдалины уже спешили ко гробу поверить самим делом ее слова. Они нашли гроб действительно пустым и в нем пелены лежащие и плат который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте (Ин. 20, 6-7). Не найдя искомого, ученики пошли обратно, дивясь сами в себе про исшедшему (Лк. 24, 12). Удивление их и всех прочих апостолов превратилось в неверие, когда святые жены, возвратившись,.. возвестили (Лк. 24, 9) всё виденное и слышанное ими одиннадцати и всем прочим… И показались им слова их пустыми, и не поверили им (Лк. 24; 9, 11).
Вот чем закончилась первая весть о Воскресении Христовом. Жены-благовестницы заподозрены были во лжи. То самое, чего всем сердцем желал каждый, каждым было отвергаемо как предмет несбыточный! И мертв, и жив, и нет, и есть, — думали смущенные ученики. «Отчего же и не так? Но нет, этого быть не может!» Не так же ли и теперь привязанные к образу мира сего рассуждают о явлениях мира оного? Им, желающим всё видеть и осязать, не кажутся ли также пустыми слова Божественного Писания, слова Священного Предания, слова всякой добросовестно засвидетельствованной истины, расходящейся с их убеждением, слова их собственной совести, не согласные с направлением века? Урок весьма важный преподали нам ученики Христовы. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление ангелов, которые говорят, что Он жив (Лк. 24, 22-23). Так рассказывали они — медлительные сердцем, чтобы веровать (Лк. 24, 25). Оставалось досказать: но кто знает, так ли было, как говорили жены. Точно ли Он жив? Воистину ли воскрес?
Воистину воскресе! Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине (Мк. 16, 9). По- лагать надобно, что святая мироносица, может быть, одна, может быты опять с другими (Мф.) возвратилась ко гробу. Для ее веры, желавшей осязательно удостовериться в истине Воскресения, недостаточно казалось заверения ангела о случившемся величайшем чуде. Она как бы даже не давала веры самому явлению ангелов, ее преследовала одна и та же мысль, что Тело Господа взято кем-нибудь. Она плакала у гробной пещеры, и когда плакала, наклонилась во гроб (Ин. 20, 11). Новые стражи гроба, виденные ученицами и не виденные учениками, по-прежнему сидели, там — один у главы и другой у ног, где лежало тело Иисуса (Ин. 20, 12) .
Мария увидела их и не смутилась, занятая одним и единственным чувством безутешной скорби. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им; унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его (Ин. 20, 13), — отвечала она поспешна и не настолько внимательно, сколько требовали того перазительные обстоятельства. Сказав сие, обратилась назад (Ин. 20, 14). Начинало ли в ней чувство безмерной горести уступать неотразимой действительности, и присутствие ангелов стало тяготить ее, или уже в слух всего существа ее заговорило близкое присутствие Существа, неодолимо влекущая сила Которого ей так была известна: и се Иисус встретил ее (Мф. 28, 9), удалявшуюся в скорби от скалы к выходу из вертограда. И увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус (Ин. 20, 14). Дивиться ли этому неведению после того равнодушия, с каким она отнеслась к беседовавшим из пещеры ангелам? Она сочла Господа за вертоградаря. Жена, — спрашивает ее мнимый Вертоградарь, — что плачешь? Кого ищешь?
Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его (Ин. 20, 15). Так мало занята была удрученная печалью святая душа окружавшим ее, что, думая отвечать, сама требовала ответа и, спрашивая у Вертоградаря о Нем, не думала, что вертоградарь мог вовсе не знать, о Ком она говорит. Но Вертоградарь знал Его и отвечал: Мария! Достаточно было этого Божественного, любезного, сладчайшего гласа, чтобы туман безнадежного уныния рассеялся вокруг блаженной ученицы.
Даже слушая евангельское повествование, исчезаешь в трепетно-радостном чувстве. Что же сказать о преисполненной умилением душе мироносицы? Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! что значит: Учитель! (Ин. 20, 16.) И приступив к Нему вместе с прочими мироносицами, ухватилась за ноги Его и поклонилась Ему (Мф. 28, 9). Всё существо «жены богомудрой» сказало ей, что это был Христос. И воистину то был Христос, смертию смерть поправый и сущим во гробех живот даровавый.
Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему (Ин. 20, 17). Мария смутилась: поняла, что иное был Учитель ее во дни плоти Своей (Евр. 5, 7) и иное стал, совершившись (Евр. 5, 9), облёкшись в первообраз небесного (1 Кор. 15, 49), восприяв всякую власть на небе и на земле (Мф. 28, 18). Может быть, то же самое сказало ей и ее прикосновение к стопам Воскресшего. Иисус говорит ей: Не бойся! Иди к братьям Моими схажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20, 17); возвести братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня (Мф. 28, 10). Этим окончилось первое явление воскресшего Спасителя мира. Мироносица пошла и поведала плачущим и рыдающим (Мк. 16, 10) ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей (Ин. 20, 18). Но мучение скорби столь глубокое и столь тревожное не могло уступить места радости и спокойствию, не перейдя через многократное недоверие и сомнение. Ученики, услышав, что Он жив и она видела Его, не поверили (Мк. 16, 11).
По прошествии же субботы утро первого дня недели (Мф. 28, 1) — дня Воскресения Христова — заключилось этими событиями. Заключим ими и мы, «утреннююще утреннюю глубоку» великого дня, воспоминательную беседу нашу.
Христос воскресе! Вы все это слышали. Воистину воскресе! Вы все это видели. Между нами, позднейшими учениками Христовыми, нет ни одного плачущего и рыдающего. Ангелы и воины, мироносицы и апостолы, гроб и землетрясения, пелены и камень — все говорят нам: Христос воскресе! И всему отвечаем мы: Воистину воскресе! Трепет и ужас, обдержавшие благовестниц Воскресения Христова, нам неизвестны, заменены у нас миром и восторгом. Мы не знаем, и не чувствуем, и не говорим, и сказать не умеем ничего, кроме одного: Христос воскресе! Воистину воскресе! Мы не боимся разглашать предивную и прерадостную весть Воскресения, благовествуем ее всему миру многократно, тысячекратно повторяем ее, песнословим, проповедуем, и чем больше ее слышим, тем больше даем ей живой вседушевной веры.
Христос воскресе! Воистину воскресе! Она, эта весть, через столько веков пронеслась в этих самых звуках из уст в уста, от слуха в слух, из рода в род, столько душ радовала и ублажала, столько верующих окрыляла сладостнейше надеждой Воскресения к вечной жизни, столько необоримых и несокрушимых свидетелей Божественной истины воздвигала, столько благодатных утешений пролила на все человечество; она и до нашей души донесла ту же самую чистейшую и совершеннейшую радость, печать котором теперь у всех на лице и луч которой у всех во взоре. Не время теперь спрашивать: кто, и как, и почему, и все ли равно и одинаково радуются? Нет, не омрачить всесветлого праздника темным подозрением. Все мы радостны, все торжествуем, все ликовствуем. Довольно этого. Христос воскресе! Воистину воскресе! Аминь.
На Вечерне
Христос воскресе!
Так! Воистину воскресе! Под звуки этих приветствий преполовился и уже близится к окончанию всерадостный, всепразднственный, спасительный день. Я увижу вас опять, — говорил Господь апостолам, — и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 16, 22). Точно. Сердце и плоть наши в сей нареченный и святый день восторгаются к Богу живому (Пс. 83, 3) такой полной и совершенной радостью, которой трудно противопоставить какую бы то ни было печаль. Понимал ли кто во всей полноте, высоте и красоте величие и славу Христова дня или знал о нем только по слуху, по шуму, по блеску, по яствам, по платью, — всякий находил причину радоваться ему. Пусть он и не знал, или не думал, или позабыл совсем, что с Воскресением Иисуса Христа воскресло его собственное человечество, воскрес он сам, что Воскресение Иисуса Христа убедило его в его бессмертии, в его бытии бесконечном и осветило перед ним все темные стороны привременной жизни.
Пусть он в этот день не был ни богословом, ни мудролюбцем. Сколько еще поводов было ему порадоваться празднику. Если он убогий нищий, то его убожество менее тяжело было ему сегодня от удвоенных подаваний христолюбцев. Терзаемый горем, насильно влечен был Праздником от земли к небу и не имел времени остаться один со своим несчастьем. Мучимый совестью, чувствовал неизъяснимую отраду в душе от восторженных песней Примирителю рода нашего с Творцом и Зиждителем. Гнетомый болезнью, находил отрадное побуждение отдать себя в полный промысл Тому, Кто, поправ смерть, разрешил болезни ада.
Так! Радости нашей никто не смог взять и от нас, преемников апостольской радости. Поняли мы неоднократное приглашение пророчеств возрадоваться и возвеселиться в сей день, который сотворил Господь (Пс. 117, 24); помнили и радовались. Но день прошел. Тишина вечерняя говорит нам, что всему есть время, что есть время смеяться, и есть время молчать (Еккл. 3; 4, 7). Мы опять собрались в храм, чтобы богорадованное ликование закончить богомысленным молчанием.
Не так радостно, как мы, провели Христов день ученики Христовы. Мы видели, что поутру они еще плакали и рыдали. Надо было в точности исполниться слову Господа: Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 16, 22). А Он еще не зрел их или всё равно не был узрен ими. И это, может быть, более всего располагало их к столь упорному отрицанию вожделенной истины наперекор свидетельству мироносиц и собственным припоминаниям пророческих слов Учителя.
Не прискорбно ли было в самом деле апостолам думать, что когда жены ходили на гроб, то видели и слышали там ангелов, а когда двое из них пошли туда же, то нашли только погребальные пелены? Наконец им говорят, что они уже Самого Господа видели, и слышали, и осязали, а они — Его други и наперсники — до сих пор не утешены! Дерзаем ли подумать, что в начинающемся Царстве Царя и Господа с первого дня Его началось уже и строгое мздовоздаяние любви? Кто долее не хотел расстаться с Ним, тот ранее и удостоен Его лицезрения. Любвеобильные и мужественные девы до тех пор не хотели оставлять своего Учителя, доколе к пещере гроба не привален был камень и они уже не могли видеть Его. Может быты они и после того еще бы долго сидели против гроба (Мф. 27, 61), если бы забота о том же Учителе, оставшемся без помазания ради наступившего субботнего вечера, не повлекла их от Него приготовить ароматы и миро. Целый день потом их пламенеющее усердие боролось с заповедью закона. И после минувшей субботы, когда еще все спали, любовь уже звала их ко гробу Господа. И она была немедленно вознаграждена. Но и апостолы спали, а сердце их бдело (Песн. Песн. 5, 2).
Особенно бдели на страже событий двое из них — Петр и Иоанн. Подобно мироносицам, они уже ходили на гроб, но не получили там утешения. Опустевший для них, но не пустой для святых жен гроб этот, может быть, напомнил им ту минуту робости, когда они, оставив своего Учителя, все бежали (Мф. Мк.)… Надлежало теперь наградить их и за минуты мужества, когда они оба шли увидеть кончину (Мф. Ин.), и один, разделяя муки пренепорочной Девы-Матери, проводил Ее даже до Голгофы. Не знаем, утешен ли был каким-нибудь особенным образом этот последний? Может быть, вместе с Богоматерью он был свидетелем особенного, умолчанного в Евангелии, явления Иисуса Криста в день Воскресения. Боголюбезная скромность возлюбленного ученика сокрыла от нас много тайн его сердца. Но о Петре стало известно в обществе апостолов, что ему явился Господь (Лк.).. В какой час этого необыкновенного дня и при каких обстоятельствах произошло явление, мы остаемся в неизвестности.
Между тем, как в Иерусалиме искали Господа и не находили, Он открылся не искавшим Его (Ис. 65, 1). Двое из учеников его, не принадлежащие к числу двенадцати, возвращались в день тот из Иерусалима домой в селение Эммаус. Они вышли из города, когда уже стало известно, что Тела Господа не оказалось во гробе, но что явившиеся мироносицам ангелы называли Его живым. Эта было после возвращения от гроба Петра и Иоанна и прежде прибытия Магдалины. Можно ли, кажется, было оставить ученикам дело такой важности и такой близости в столь неопределенном положении? Но и удалившись телом от Учителя, они не отдалились от него духом; идя, разговаривали между собой о всех сих событиях (Лк. 24, 14) и друг друга совопрошали. Беседа их привлекла к ним третьего Путника. О чем это вы, — сказал им новый Спутник, — идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? (Лк. 24, 17.) Собеседникам странно показалось, что есть человек, который не знает того, о чем все говорили. Неужели Ты один из пришедших в Иерусалим, — заметил один из них по имени Клеопа, — не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? (Лк. 24, 18.)
О чем? — спросил третий Путник. Видевший рассказал о Иисусе Назарянине и обо всем, что случилось с Ним до самого утра текущего дня. Тогда в свою очередь начал говорить Расспрашивавший о событиях иерусалимских. Первое слово Его показало, что Он не только знал обо всем совершившемся, но и умел объяснить его истинное значение. О несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! (Лк. 24, 25) — начал Он говорить смущенным смертью Учителя ученикам и раскрыл им всё, что пророчески сказано было в Писании о Христе, что должно было исполниться и что действительно исполнилось в Лице Иисуса Назаряинна. Спутники слушали, и сердце горело в них. Так они дошли до места, в которое направлялись. Между тем, время приближалось к вечеру. Ученики просили Собеседника зайти к ним и вечерять у них. Он не отказался. В доме приготовлена была вечерняя трапеза, в которой принял участие и Гость. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломили подам им (Лк. 24, З0).
Что случилось вслед за этим, нельзя передать словами. Ничего подобного в жизни своей и в окружающем нас порядке вещей мы не видели, не знавали, ни испытать, ни представить не можем. Самовидец случившегося повествует просто, что открылись у них глаза, и они узнали Его. Вдруг они поняли, узнали, увидели, что их Спутник и Собеседник есть Сам Иисус. Этого мало. Вместе с прозрением Он стал невидим для них (Лк. 24, 31)! Как совершилось это дивное и таинственное отверзение очей, которые не были сомкнуты, видели и не узнавали, узнали и перестали видеть, — обо всем этом в преисполненный чудес день не рассуждали. Не будем рассуждать и мы. Нас ожидает еще одно — и последнее на нынешний день — чудо. Самовидцы Воскресшего тотчас отправились в Иерусалим, чтобы сообщить к сведению всех, близких ко Господу, случившееся с ними. Уже было поздно, когда они достигли города. Нашли апостолов и других с ними, собранных всех вместе из опасения от иудеев (Ин. 20, 19) и заключивших дверь дома. Может быты здесь в первый раз воскликнули приспевшие ученики так часто слышимое и повторяемое теперь нами: Христос воскресе! Апостолы отвечали: Господь истинно воскрес (Лк. 24, 34) .
Сердца всех конечно также горели, когда повествуемо было эммаусское событие. Но чем более являлось подкрепления для веры, тем сильнее теснилось в опасливые души сомнение. Явления одиночные, явления в местах отдаленных тем менее удовлетворяли истомленное ожиданием общество, чем более оно само предъявляло прав на подобное внимание восходящего ко Отцу Своему Божественого Учителя. И не поверили им, — заключает евангелист если не о всех, то о некоторых из апостолов, также медлительных сердцем, чтобы веровать, к удивлению, но вместе и к великому назиданию всех верующих.
Еще продолжалась в заключенной храмине беседа о рассказанном событии, как вдруг собеседники заметили, что посреди них Некто стоит, Кого доселе не было. Легко представить, какой страх и вместе восторг овладели присутствовавшими! Мир вам, — произнес столь знакомый голос. Все молчали, испугавшись (Лк. 24, 36-37). Ждали и желали этого явления и, конечно, готовились к нему, но, встретим его лицом к лицу, ужаснулись. Подумали, что видят духа, — присовокупляет самовидец. Но Он сказал им: Что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; эта Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги (Лк. 24, 37-40) и ребра Свои (Ин. 20, 20).
Не осталось более места страху. Ученики обрадовались, увидев Господа. (Ин. 20, 20). И радость их была так сильна, что они стали не доверять самим себе, сомневаясь в действительности того, что видели. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: Есть ли вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними (Лк. 24, 41-43). Не верить более было невозможно. И упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили (Мк. 16, 14). И сказал им: Вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24, 44-45).
Когда всё, таким образом, было приготовлено к сообщению людям великого дарования, полагаемого в основание Новому Завету благодати и истины (Ин. 1, 14, 17), Иисус сказал им вторично: Мир вам! Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: Примите Духа Святаго (Ин. 20, 21-23). Этим оканчиваются евангельские повествования о событиях настоящего дня. Как долго был с учениками Господь, в каком образе явился им, как вышел от них? Что продолжали делать оставшиеся опять одни ученики? Где мог быть в то или в другое время дня Воскресший? И прочее, и прочее. На все эти пытливые вопросы мы не получим ответа. Самое лучшее, к чему бы могло послужить решение их, было бы подтверждение ис-
тины Воскресения Христова. Но к величайшему утешению человечества истина эта засвидетельствована так, что, кроме крайней недобросовестности, на нее не может восстать ничто, вопреки богоборственной лжи, искавшей уничтожить ее прежде, чем она получила известность. Христос воскресе! Воистину воскресе! достаточно и этого одного на нынешний всепразднственный день. В тот день, — говорил пророчески Господь апостолам, — вы не спросите Меня ни о чем (Ин. 16, 23), и мы видели, что действительно ни один из них не сказал ни слова Воскресшему. Они только слушали Его и смотрели на Него. Будем подражать им: не вопрошая, слушать Его и, не испытывая, смотреть на Него.
Слушать Его… Какое блаженство несут слова Его душе нашей! Что плачешь? — говорит Он — Не бойтесь! Радуйтесь! Мир вам! О, сколько любви, милости, отрады, утешения заключается в подобных выражениях! Мы уже привыкли к такой дружеской речи. Евангелие так сблизило нас с Существом, Которому нет имени, достойного Его величия, что нас не удивляет кроткая речь Богочеловека. Утешения, ей доставляемые, мы считаем принаддежащими нам как бы уже по некоему праву, и в этом, конечно, и состоит особенная заслуга христианства! При всем том слабую мысль не может не поражать, когда слышишь от Победителя смерти, всякую власть приявшего на небеси и земли, ту же самую тихую и полную любви речь, с которой Он обращался к людям во дни Своея плоти (Евр. 5, 7). В этой речи слышишь верное ручательство своего непостыдного упования на всю жизнь и на всю вечность. О, если бы Он так же стал говорить к нам за пределами дней плоти нашей, когда мы будем с Ним, то есть перед Ним на Страшном суде воздаяния! Ибо воскреснем некогда и мы, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2 Кор. 5, 10). Судие и Ведче! Приди тогда к душе трепетной, отчаивающейся и скажи ей Свое тихое и милостивое слово: Что плачешь? Приступи ко всем, которые хоть когда-нибудь хоть какую-нибудь каплю мира сердечного принесли ко гробу Твоему, и скажи им: Радуйтесь! Не бойтесь! Явись посреди собиравшихся некогда во имя Твое на славословие Тебе, на радование о Тебе, на молитву к Тебе учеников Твоих; стань в их кругу и скажи им: Мир вам!
О Божественнаго, о любезнаго, о сладчайшаго Твоего гласа!
Слушать Его… Какое глубокое чувство благодарности проникает в душу! Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20, 17). Итак, Восстание от мертвых в славе Божества и принятие всякой власти на земле и на небе не изменило отношений Господа Иисуса Христа к человечеству! Его первые слова по Воскресении гласят о братии — о малом обществе людей. Им избранных и Ему преданных, зародыше великого и всемирного общества христианского, о роде человеческом, о всех и каждом, а следовательно, и о нас с тобой, возлюбленный брат!
Как понять эту новую тайну Богочеловечества Христова? У нас один с Ним — Отцом нашим — Отец, и Богом нашим — Бог! Где же предел между Его братством и отчеством, между Его человечеством и Божеством? Но мы обещали не спрашивать, а только слушать. Так, нареченные братия Христовы! Ради братства нашего Сын Божий сошел на землю, не устыдившись называть нас братиями (Евр. 2, 11); разделял с нами всю долю многоплачевной жизни человеческой, во всем уподобился братиям (Евр. 2, 17), страдал и умер. С памятью о братиях Он воскрес; благословляя их, вознесся; утешая и усовершая, послал в их сердца Духа сыноположения; их храня и освящая, устроил на земле Свою Святую Церковь; взращая и одухотворяя братий, призывает всех нас в Свое общение… О братия! Дано нам более, нежели мы можем понять. Сделаем, по крайней мере, то, что понимаем: просветимся торжеством и друг друга обымем, рцем: братие, и ненавидящим нас простим вся Воскресением!
Слушать Его… Какое величие объемлет душу! Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20, 22-23). Вот последние тайносовершительные слова Господа на нынешний день. Кто знает, что такое грех, тот не может не сказать с еврейскими законовидцами: Кто может прощать-грехи, кроме одного Бога? (Мк. 2, 7.) Так. Но этот единый Бог отселе соединился с людьми уже не одним только общением человечества, но и пребыванием в них Духом Своим; живет в них и действует через них.
Ах, братия, нет! Несмотря на торжество Воскресения, на честь братства; на славу единства с Богом, душа наша мала для того, чтобы оценить и ублажить свое величие и воз-веселиться о нем. Это подтвердит, между прочим, и всякий, кто не сумел ныне — в «день Христов» — возвеселиться Христовым весельем, а искал радости в суете плоти… Так. Однако же и самая неясная мысль о том, что Искупитель грешного человечества вместе с обручением Святаго Духа даровал людям и власть, приличествующую одному Богу, говорит нам, что мы возвеличены теперь паче всякого земного величия; что благодатию Божиею мы посрамили диавола и — по его ненамеренному проречению — действительно стали, как Боги (Быт. З, 5); яко Бог крепкий совознесе нас и обожи. Темже воспеваем Его во веки!
Смотреть на Него. На кого же и смотреть сегодня очами сердца, как не на Него; Господа и Бога, к Которому Церковь постоянно направляла взор наш и Чей погребальный царский чертог она посреди глубокой ночи осветила тысячами огней, огласила тысячами восклицаний, как бы нарочно с тем, чтобы все мы напрягали зрение и смотрели, как Он будет исходить из мрачных врат смерти, яко Жених, во свете нетления и в торжестве вечной жизни. Не видели мы этого таинственного восхождения; как не видел его никто из земнородных, но знаем, что Он исшел действительно, в сиянии творческой славы, чей, конечно, только слабый отблеск осиявал светоносна ангела. В этом невыносимом для человеческого взора свете не привыкли мы видеть своего Господа. Более доступен слабой мысли и близок грешному сердцу тот смиренный образ обнищания Его, ко- торый неприступную славу Божества прикрывал в подобии плоти греховной (Рим. 8, 3).
Но, братия мои! От слабости мысли незаметен и очень легок переход к лености, от близости к неуважению, от надежды к беспечности и от дерзновения к дерзости. «Света от света, Бога истинна от Бога истинна» не управляемая богомыслием вера может наконец изменить в слишком малый образ человеческий и всё поклононие Ему огра- ничить одними человеколепными движениями и знаками, при оскудении чувства благоговения мертвыми и бесцельными. Если когда, то в минуты святого восторга души, возбуждаемого церковными празднествами, надобно учиться смотреть на Христа как на Бога и под голос песнопений церковных приучать себя молиться Ему духом. Очистим чувствия и узрим неприступным светом Воскресения Христа блистающася… поюще Его, яко Бога, вовеки!
Смотреть на Него. Смотрела на Него мироносица и сочла Его вертоградарем. Смотрели долго на Него два ученика и не могли узнать Его. Посмотрели на Него и ужаснулись Его ближние, други и наперсники, подумав, что видят духа (Лк. 24, 37). Дивное таинство! Что же после этого наше зрение? Что тело наше? Что вещество? Что мир этот? Что бытие наше, знаменуемое то жизнью, то смертью? Тайна за тайной! Повсюду, братия, тайна — и чем ближе наблюдаемая, тем менее зримая! Между тем, проходит образ мира сего (1 Кор. 7, 31), и рано или поздно надобно будет встретить иной образ иных вещей, чудный и по непривычке страшный, непреходящий, бестелесный, бессмертный. Это образ духа. В этом поразительном для чувственного зрения образе являлся и воскресший Господь — пребывающий и невидимый, видимый и непознаваемый, познаваемый и снова незримый, проходящий сквозь затворенные двери, говорящий, приемлющий пищу. Можно ли христолюбцу не пожелать увидеть своего Искупителя и в этом прославленном Его образе — в Теле духовном, по выражению апостола (1 Кор. 15, 44)?
Но, братия, поставим себя на место апостолов в те минуты, когда Господь, беседовавший с ними, вдруг стал невидим. Что должны были они чувствовать? Как думать об окончившемся видении? Точно ли не стало между ними Господа или Он только перестал быть виден? В этом самом состоянии находимся все мы, особенно когда собираемся двое или трое во имя Его (Мф. 18, 20), и всегда, как участвуем в Божественной Литургии. И в эту минуту, и в этом храме, и в этом обществе верных Его учеников разве нет Его? Можно ли при вере в Его Божества усомняться в этом? И что нас смущает? То ли, что мы не можем долго удержаться на этой мысли и, не держась, теряем убеждение в ней? Но мы — люди, заключенные в темницу плоти с первой минуты бытия нашего и выглядывающие из нее и родной нам мир только сквозь тесное отверстие наших опытных, земных познаний, выводящее опять на тот же самый двор темничный. Какой же силы и широты взгляда ожидать от этого?
Вспомним самовидцев Воскресшего. Лишь только перестали видеть Его в блаженной храмине эммаусской, как уже говорили о Нем, как бы вовсе не пребывающем с ними? То ли может смутить нас, что для нас немыслимо современное пребывание Господа Иисуса Христа и с нами, и со многим множеством других верующих, рассеянных по всему лицу земли? Но земля перед лицом Бога Вседержителя менее, чем пылинка перед взором нашим; какая же трудность присещать ее Божеству? Да не смущается нарастаемым недоумением дух твой, христолюбец, хотя бы ни взор, ни мысль не сильны были поддержать в нем веры. Пусть смотрит он на Иисуса, как на всюду сущего и всё содержащего, Который во гробе плотски, во аде же с душою яко Бог, в раи же с разбойником, и на Престоле был со Отцем и Духом, вся исполняя, неописанный.
Смотреть на Него. Смотреть и видеть Человека! Как ни унижен человек вследствие грехопадения, как ни сделался он нечистым, немощным, малым, кратковременным, тленным, при всем там он есть высшее существо видимого мира, красота и венец телесных тварей, властитель и распорядитель мира, его окружающего. Но краснейший паче всех сынов человеческих Человек Христос Иисус (1 Тим. 2, 5) вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8), Он сидит одесную Бога, пред именем Иисуса преклонится всякое колено небесных, земных и преисподних (Флп. 2, 10). И мы видели этого Человека, этого Сына Человеческого, последнего Адама (1 Кор. 15, 45), причастного нашей плоти и крови (Евр. 2, 14), во всей истине Его человечества, с плотью и костями, с язвами на руках и на ногах, стоящим, говорящим и действующим, памятующим и любящим. Можно ли отвести взор от этого желаннейшего сердцу человеческому образа Христова? Человек и Бог! Бог и человек? Что может устоять против этого неизреченного союза милости и истины, правды и мира? Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нами всего? Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их? Кто осуждает? Христос Иисус умер, но и воскрес Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас (Рим. 8, 31-34). Вчера спогребахся Тебе, Христе, совостаю днесь, воскресшу Тебе. Сраспинахся Тебе вчера, Сам мя спрослави, Спасе, во Царствии Твоем!
Но, братия, веселящиеся о Христовом Воскресении! Нельзя довольно ни наслушаться Христа, ни насмотреться на Христа. Да сопровождает Он Сам вас повсюду и Своим словом, и Своим образом! Да скажет вам тайну лучшей, совершеннейшей радости и да покажет вам неприступное величие вечной Своей славы! Да явит над всеми нами безмертное Свое благоутробие, да и мы, узники греха, к свету идем веселыми ногами, Пасху хваляще вечную! Аминь.
Слово епископа Михаила (Грибановского), Таврического и Симферопольского (+1898г.), на вечерни Светлого Христова Воскресения
Христос воскресе!
Возлюбленные братие! Что такое совершилось в наших душах начиная с нынешней торжественной великой ночи? Почему наша жизнь вдруг изменила свое обычное течение и точно просветлела и возвысилась? Ведь в действительности все как будто осталось по-старому. Те жизненные невзгоды, которые каждому из нас достались на долю, конечно, не исчезли с нашего жизненного пути. Материальные заботы и бедность не заменились обеспеченностью и богатством. Наши счеты с окружающими нас людьми, к несчастию, еще далеко не кончены; есть люди, которых мы обидели, и есть обидевшие нас; у всякого найдутся такие ближние, которых он не любит, и никто, конечно, не может сказать, что он любим всеми. Кто был болен — разве в нынешний день внезапно стал здоровым? Кого посетили несчастия — разве он ныне вдруг освободился от них? Нет, все как будто осталось старое; а между тем, несомненно, мы живем по-новому. С полночного часа нынешней ночи наше сердце исполнено радостью; мы не чувствуем ни тяжести, ни невзгод, которые казались нам тяжелы, так невыносимы несколько дней тому назад. Мучительная забота о насущном куске хлеба, гнет бедности, зависть к богатым как будто на это краткое время отлетели от нас; мы испытываем такую же радость, как и богатые; мы братски — единодушно переживаем с ними общее великое событие. В наших сердцах найдутся теперь силы и полная готовность хотя бы на время забыть нанесенные нам обиды, которые казались нестерпимыми для нас несколько ранее. Не лобзали ли мы ныне глубоким утром всех знаемых нами? Не рвалась ли наша душа простить им все, когда мы слышали чудную песнь: Воскресения день и просветимся торжеством, и друг друга обымем, рцем: братие, и ненавидящих нас простим вся воскресением и тако возопиим: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав? (здесь и далее архим. Михаил цитирует «Пасхальный канон» прп. Иоанна Дамаскина.) При этих неизъяснимо сладостных торжественных звуках не чувствовали ли мы такого избытка любви, радости, веселья, что готовы были любить всех и каждого, и друзей и врагов, и любящих и ненавидящих нас, всю землю, весь мир? Не казалось ли нам в эти минуты все исполненным света — и небо, и земля, и преисподняя? Наша радость была так велика, что весь мир, вся тварь, казалось, празднует с нами восстание Христово. Наша душа трепетала, предощущая общее с нами веселие всего горнего мира, когда мы слышали песнь: небеса убо достойно да веселятся, земля же да радуется; да празднует же мир видимый же весь и невидимый: Христос бо воста, веселие вечное. Как все это кажется нам теперь понятным, близким и родным! Иначе как будто и быть не может. Все должно радоваться и ликовать с нами, все должно жить и торжествовать. Куда девались наша приниженность и робость духа? Где жалобы на телесные недуги? Где ропот на тяжесть креста? Куда исчезла вражда разъединения? Мы все радостно собрались вместе прославить воскресшего Христа и живем одним духом, одним чувством умиления, одним возвышенным порывом к небу. Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь!.. Что же такое произошло? Почему мы все бросили, все оставили за порогом нынешнего дня и точно обновились и окрылились? Что за причина такой удивительной перемены?
Это причина, возлюбленные братие, единственно заключается в том, что мы узрели своим духом, ощутили своим сердцем воскресшего Господа нашего Иисуса Христа. Святая Церковь призвала нас устремить на Него все взоры. На этот раз мы послушались ее материнского голоса и вот узрели Христа, и радость наполняет нашу душу. Мы приблизились к Нему, Он приблизился к нам. Приблизившись, Он облегчил наше бремя жизни, очистил, возвысил, оживотворил нас. Воскресший Господь воскресил нашу грешную душу. Нисшедший во ад и открывший небо низвел небесный мир в наше суетное и злобное сердце.
Но, возлюбленные братие, Церковь призывает нас носить в себе Христа, ощущать сыновнюю близость к Нему не в этот только день, не в отдельные моменты праздничного настроения, но всегда, каждую минуту, каждый миг нашей жизни… Христос бо воста, веселие вечное! — восклицает Церковь… Мы все жалуемся всегда на тяжесть креста, на несправедливость людей, на собственную слабость и т. п. Но, братие, возьмем в пример нынешний день и поучимся от него, как облегчить себя. Если мы ныне смогли все превозмочь, то почему же не можем и всякий другой раз? Смотрите, как милостив, как любвеобилен Христос, сколько радости и света Он дает нам, если мы устремляемся к Нему. Если Он силен утешить нас сегодня, то разве Он не утешит нас завтра, каждый день, во всю нашу жизнь? Когда посещают нас невзгоды, воззовем с радостной, непоколебимой надеждой к победителю смерти, как воззвали ныне, и радость осенит нас, и мы возблагодарим Бога, даровавшего нам чрез невзгоды ощутить Его в себе. Когда нас угнетает бедность, вспомним, как мы благодушно переносили ее нынешний день, вспомним, что Воскресший при жизни не имел, где главы преклонить, порадуемся, что мы идем по Его стопам, и Он облобызает нашу нищету, Он ниспошлет нам в сердце богатство неистощимое, веселие неисчерпаемое.
Когда нас одолевает вражда, когда мы сердимся, желаем зла, завидуем, — призовем из глубины души Христа, устремимся к Нему, как устремились ныне, и Он смягчит наше сердце, очистит наши чувства, согреет нас любовью, вдохнет в нас свой мир, даст нам дух всепрощения и умиления. Если мы сегодня можем радостно приветствовать всех и помириться со всеми, то почему же стыдимся, не в силах сделать это во всякое время? Христос не ныне только, а всегда близ нашего сердца и всегда поможет нам совладать с собой. Если нас постигнут телесные недуги и мы будем изнемогать под их тяжестью, — вспомним, как терпеливо и с каким покойным и радостным духом мы переносили их в день Пасхи. Не был ли Христос в это время близ страждущего? Не покрывали ли мы любовью и веселием наши телесные немощи? Не возвышался ли над ними наш дух? Не рвалось ли наше сердце навстречу воскресшему Христу, целителю всяких недугов и победителю смерти? Не хотелось ли тогда нам сказать вместе с Церковью: Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?..
Будем же, возлюбленные братие, поучаться постоянно у нынешнего великого дня и покрывать все радостью, веселием и любовью. Будем помнить, что невозможное для человека возможно для Бога, возможное в один день возможно во все другие, лишь [бы] мы постоянно стремились ко Христу, постоянно всеми силами призывали к своему сердцу, привлекали к себе Его любовь… И Он даст радость, мир и вечную жизнь, как дает предощущать нам это нынешний день. О, Пасха велия и священнейшая, Христе! О, мудросте и Слове Божий и Сило, подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни царствия Твоего.
1888г.
Пасхальное приветствие архиепископа Тихона (Троицкого), Западно-Американского и Сан-Францисского (+1963г.)
Христос воскресе!
Праздник Св.Пасхи преимущественно пред всеми другими церковными торжествами является праздником жизни, радости, любви и света. Ни один из наших христианских праздников так светло, радостно и торжественно не празднуется, как праздник Св.Пасхи. Ни одно из наших Церковных торжеств не будит так много в нашем сознании и сердце чистых, святых, возвышенных, благодатных мыслей, впечатлений и чувств, как светлый день Пасхи.
Если можно все христианские праздники свести в один праздник, то это — праздник Пасхи. Если можно все торжества неба и земли свести на одно, то такое торжество — Светлое Христово Воскресение, которое потому и называется «Праздником праздников и торжеством торжеств» (Пасх. канон). Если можно всю сущность христианства, все его величие и силу выразить в кратких словах, то эти слова: «Христос Воскресе» — «Воистину воскресе». В них заключено все, чего человек может желать, на что надеяться, чем утешаться. Без этих слов вера христианская была бы невозможна. (I Кор. 15, 17). Наоборот, где эти слова раздаются, там ночь сменяется днем, там скорби и стенания утихают, а вместо них слышится облегченный вздох страдальца, готоваго радостно все терпеть и даже охотно идти на страдания и смерть ради Воскресшаго Христа. «Телесныя мучения — веселия рабам Твоим, Господи,» — говорит один из христианских мучеников (Естратий).
Пасха — благословенный, спасительный и радостный день не только для христианства, но для всего человечества, для всего мира, для всей вселенной. Вся природа ликует и торжествует этот светлый праздник жизни. По словам Св.Церкви, «днесь вся тварь веселится и радуется, весь мир видимый и невидимый», ангелы и люди сливаются в общую гармонию мира и радости и все исполняется света и жизни; не только небо и земля ныне ликуют, но даже «преисподняя» (Пасх. канон); вся вселенная, точно кадило благовонное на своих безчисленных жертвенных алтарях воскуряет благодарственный фимиам в славу и честь воскресшаго Христа. «Всякое дыхание и вся тварь» (Пасх. канон) возсылает гимн хвалы и благодарения Виновнику своей жизни и спасения.
И подобно тому, как в мире физическом сияющее весеннее солнце, разсыпая миллионы своих алмазных огней и живительных для природы лучей, будит всюду новую жизнь, так и возсиявшее из гроба великое «Солнце правды» живоносными лучами своего Божественнаго Воскресения — дает всему миру могучую, благодатную жизнь, все собою объемлет, зиждет, наполняет, являясь центром и средоточием всего мирового бытия, источником его радости, жизни и спасения. Ныне все благоухает каким-то особым чистым, светлым, благодатным ароматом, ибо «днесь спасение миру», учит нас Св.Церковь. Спасение — в воскресении, в безсмертии, в вечной жизни. Воскресший Христос «совоскресил с Собою всяческая». Воскресением Иисуса Христа «смерть умертвися» и верующие вместе с Св.Апостолом Павлом победоносно и радостно восклицают: «Где ти, смерть, жало? Где ти, ад, победа?» (Кор. 15, 55). Ныне ад разорен и сокрушены его «вереи»; ныне начало вечной новой жизни, нам отверзлись «райския двери» и открылось на земле Царство Божие. Для верующаго во Христа и живущаго с Ним — нет смерти. У Бога — все живы. (Лук. 20, 38). Холодная и мрачная могила отныне не конец всему, ибо и за гробом «жизнь жительствует», как говорит Св.Иоанн Златоуст, в своем дивном Пасхальном слове. Своим Воскресением Христос «сущим во гробех живот дарова».
Сколько в этих откровениях Св.Церкви победной захватывающей радости! Сколько одушевляющаго света вносит в жизнь человечества и какой благодетельный и спасительный переворот в судьбах его совершает великая и победная истина Воскресения Христова!
Не этим ли светлым победным Пасхальным чувством искони был жив наш русский народ? Не в нем ли он почерпал для себя нравственную бодрость и духовную крепость в дни своих великих тяжких бед и невзгод, когда смерть носилась над его головой? Не от этого ли благодатнаго источника истекала его твердая несокрушимая вера в конечное торжество правды и добра, великое смирение, чрезмерное терпение, нежная, милущая, сострадательная любовь ко всем и другия светлыя и высокия добродетели христианства, которыя украшали наш народ и пред которыми мы преклоняемся и благоговеем до ныне. Без преувеличения можно сказать, что во свете Пасхальных озарений слагалась вся философия и жизнь русскаго народа. Светлые и благодатные лучи веры Христовой, ярко загоревшиеся на жизненном горизонте нашего народа с момента его духовнаго просвещения Св.Владимиром, неизменно светили и озаряли весь многовековой период нашего историческаго бытия. Подобно золотой нити, они вплетены в художественную ткань всей многосложной жизни русскаго народа, являясь могучей творческой силой, образующей в одно и тоже время верных и добрых граждан отечества как небеснаго, так и земного. Под их благодатном воздействии росла, цвела и крепла наша Отчизна, восходя от силы в силу, доколе не стала крепкой могучей, мировой Державой. Русский народ непоколебимо верит, что один Христос есть для него «путь, истина и жизнь» (Иоан. 14, 6) и что без воскресшаго Христа нет и не может быть истиннаго счастья и разумной, идейной, достойной человека жизни, как Ап.Павел говорит: «Христос есть жизнь наша» (Колос. 3, 4).
И только Христос, светом Своего Божественнаго Воскресения просветивший всю вселенную, может и ныне озарить и благословить творческие пути для новой лучшей человеческой мысли и жизни и разогнать ту ужасную тьму, которая сейчас своим густым, кровавым и убийственным покровом стремится объять весь мир.
Да сподобит всех нас Воскресший Христос такого благодатного дара Своей Божественной любви, радости и света. Стяжавши его, мы забудем все свои суетные споры и раздоры, все преходящия земныя скорби и лишения и, как единое церковное тело, едиными устами и единым сердцем радостно будем приносить в дар Воскресшему Победителю ада и смерти хвалебные гимны и утешать себя светлой надеждой, что и за гробом милосердый Господь не лишит нас радостнаго наслаждения Своей Божественной славы и красоты, как об этом мы сегодня просим и молим в известных словах Пасхальнаго песнопения: «О, Пасха велия и священнейшая, Христе! Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего» (Пасхальный канон).
З1 Марта / 13 Апреля 1947г. Сан-Франциско, Калифорния
Слово протопресвитера Михаила Помазанскаго (+1988г.) в Неделю святой Пасхи
Вот и Пасха приша. И все наши жизненныя недоумения, и огорчения и скорби — и те, какия относятся лично к нам, и общественныя, и национальныя и общечеловеческия, безпокойство о настоящем, о будущем, — все покрывается и разсеивается одной вестью: Xристос воскресе!
«Христос воскресе» — мирового значения весть. Такого же великаго значения, как и сказанное при сотворении мира: «да будет свет». Тогда дана была жизнь миру; теперь объявлена победа над смертью, над злом и над страданием. Это второе слово, «Христос воскресе», есть залог будущаго третьяго слова, которое некогда скажет Седяй на престоле: «се, нова вся творю» (Откр. 21, 5) — о жизни будущаго века.
Христос воскресе! Каждое из четырех Евангелий есть по существу весть об одном, о воскресении Христовом, предваренная разсказом о жизни и учении Христовых для того, чтобы было понято нами значение события воскресения и чтобы приготовить нас к участию в нем.
Каждое выступление Апостолов с проповедью, как оно разсказано в книге Деяний Апостольских или выражено в их посланиях, имеет своим основанием факт воскресения Христова и состоит в объяснении его и в выводах из него. Выводы же такие: смерть побеждена, ад низвержен, Царствие Божие открылось, открыто начало новой, вечной жизни.
И общий тон всего возвещеннаго нам есть «евангелие», благая весть, радостная весть, выражаемая столь частым у Апостолов: «Радуйтесь»!
Потому казалось бы, что для первых благовестников воскресения, при такой их охваченности радостью и надеждой, все будущее христианства должно было представляться в виде непрерывно растущаго торжества, неумолкаемой славы Христовой, победоноснаго шествия Его Церкви. Казалось бы, они должны ждать быстраго проникновения учения евангельскаго в сердца людей, уничтожения зла на земле, полнаго разсеяния диавольской тьмы под лучами Божественнаго света. И в конце мировой истории уже должны бы они прозревать жизнь человечества, наполненную безоблачной радостью, миром, верой, любовью, блаженством предвкушения будущей вечной жизни.
Так это и кажется некоторым людям, сочувственно, но поверхностно думающим о христианстве, и они с недоумением останавливаются на несоответствии между тем, чего можно было бы ожидать, и современной действительностью. А суровая действительность показывает иное: расцвет, но не мира, а взаимной вражды в людской среде, торжество насилия, приносимое новой якобы эрой человечества в коммунизме, пробуждение жестокости и грубых инстинктов, обнаружившееся в последних войнах и революциях, глубокое падение общественной морали — все это связанное с разделениями в понимании учения Христова, с оскудением в широких массах веры, с умалением Церкви Божией и скорбями ея.
Но не напрасно христианство именуется верой! Вместе с «Радуйтесь!» слышим от Апостолов Христовых еще чаще: «Веруйте!» В том то и правда их благовестия, в том свидетельство его силы, в том и залог его верности, что благовестники Христовы не успокаивали себя и верующих розовым представлением будущности христианства, а знали и возвестили о том, с каким упорством антихристианство возстанет против веры и Церкви. Прямо и открыто предсказали они скорби Церкви Христовой.
Но при этом внушили они верующим тихую и, однако, всепобеждающую радость сознания себя чадами Божиими и наследниками благ вечных: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для вас… О сем радуйтесь, поскорбевши теперь немного, если нужно, от различных искушений» (1 Петра 1, 3-6).
И еще другим способом Апостолы укрепили сознание чад Церкви. То другое есть прямое откровение о последних судьбах мира. Господь раскрыл им эти судьбы еще до Своих крестных страданий. В более полной форме открыл их чрез образы, данные Апостолу-евангелисту Иоанну Богослову; они записаны в книге Откровения, замыкающей новозаветныя Писания. В прикровенных символических картинах здесь последовательно представлены события борьбы диавола и всех сил ада и зла против Церкви, борьба, свидетелями которой являемся и мы. Представлен и ея конечный исход, когда диавол и смерть и ад будут повержены в езеро огненное, и откроется во всей силе и торжестве благодатное Царство Христово.
Еще, наконец, знаем и то, что Воскресший призирает на землю с небес, охраняет Церковь, Невесту Свою, не допускает испытаний верных Своих свыше сил. Периоды очищения и обновления душ и укрепления веры путем испытаний Он чередует с периодами спокойствия Церкви и торжества ея. И если угодно будет Ему продлить жизнь мира, верим, что и нашу Церковь Русскую и чад ея и служителей ея, как и всю Святую Православную Вселенскую Церковь, Он благословит днями мирными, периодом внешняго и внутренняго благоденствия, а народ наш государственным и духовным возрождением.
И потому так неразрывно связаны два призыва к нам в апостольском благовестии: «Радуйтесь!» и «Веруйте!» Веруйте и радуйтесь, что победа Церкви уже записана на небесах, несмотря на всю видимость торжества зла и на горделивую самоуверенность тех, от кого вы, как члены тела Христова, страдаете. Веруйте, что все скорби тех, кто остается верным Воскресшему, обратятся в непреходящую радость, «и отрет Бог всякую слезу с очей их», и никто этого блаженства не отнимет от них.
«Сия есть победа, победившая мир, вера наша!» С нею мы приобщаемся веселию, обнявшему в дни праздника Воскресения небо и землю, ангелов и людей, Церковь воинствующую и Церковь торжествующую. В пасхальных переживаниях, при свете этой победоносной веры, растворяются и наши личныя земныя приятности и временныя скорби. «Христос бо воста, веселие вечное».
1958 г.