Слово священномученика Иоанна Восторгова (+1918г.) в неделю Ваий
Самоубийства — бичь современности
Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвиг еси Лазаря, Христе Боже (тропарь праздника).
Достопочтенный настоятель этого храма и прихода обратился ко мне с предложением и просьбою сказать поучительное слово за нынешним торжественным богослужением. Случайный гость и проезжий в здешней местности, не зная настроений и духовных нужд населения, я спросил его, о чем всего лучше и полезнее мне говорить. На вопрос я получил быстрый и решительный ответ: «Скажите об убийстве и особенно о самоубийстве; мы в Харбине только и слышим о такого рода печальных событиях».
Так определяется сам собою, братие, предмет для нашего сегодняшняго собеседвания. Увы, не в одном Харбине, — во всей России надлежит теперь беседовать о том же. Грустно и тяжело говорить о таких предметах, грустно омрачать таким словом радость великого праздника, но, вспомните, Сам Спаситель в этот редкий день Своей жизни, в день Своего торжества и радости, вступая со славою, как Царь, в священный город, сретаемый радостно народом, — и Он, как сказано в евангелии, воззрев на град, плакася о нем, — плакал о судьбе города и народа… Так печаль была приобщена к нынешнему празднику в самый день его действительного, а не воспоминательного, как теперь, совершения. И затем, если вы вдумаетесь в смысл ныне празднуемого события, в связи его с предшествовавшим воскрешением Лазаря; если вы вдумаетесь в уроки, которые ныне св. Церковь в своих молитвах и песнопениях преподает верующим, то увидите и услышите прямой ответ на вопрос о том, откуда у нас это беснование убийств и самоубийств, и притом не в качестве отдельных печальных событий, а как целое настроение жизни, как страшная зараза, как знамение времени, и где выход и спасение из этого страшного и гибельного положения. В самом деле, песнь церковная, сегодня так часто воспеваемая и притом выражающая самую сущность празднуемого события, учит нас, что Спаситель, уверяя нас во всеобщем воскресении, пред Своими страданиями воздвиг Лазаря из гроба; и другая песнь, такая же по значению, опять вводит нас в тот же круг дум и размышлений: «Спогребшеся Тебе крещением, Христе Боже наш, бессмертныя жизни сподобихомся воскресением Твоим…»
И мы уверяем, мы призваны проповедывать, мы непоколебимо и глубочайше убеждены, что именно в забвении современными людьми истины всеобщего воскресения, в забвении и оставлении мысли о бессмертной жизни и в перемещении всех интересов и всего внимания к жизни земной, — в этом корень того зла, которое ныне так удручает все человечество.
Как?! — спросят и подумают иные. Как! Не против ли? Казалось бы, что если все внимание наше обратить на жизнь земную и на ея интересы, то в таком случае мы и будем дорожить жизнью, тогда-то мы и не станем отнимать ее у других, и особенно у себя: мы ведь тогда будем уверены, что жизни второй и дальнейшей не будет, мы тогда будем хранить ту жизнь, которую случайно волею темной и непонятной судьбы мы получили.
Но как ни кажется справедливым на первый взгляд такое рассуждение, опыт жизни, голос истории и наше собственное сознание уверяют нас, что возобладавшее ныне в мире чисто-животное воззрение на человека, закрывающее от него небо и вечность, совершенно обезценивает жизнь человеческую, лишает ее смысла и основы, колеблет ее сверху донизу, приводит к ужасам убийств и самоубийств, приводит, наконец, принудительно к общему признанию, которое ныне все чаще среди нас слышится: так жить дальше нельзя! И наоборот, в жизни отдельного человека, в жизни целых обществ, если они глубоко и твердо верят в общее воскресение и будущую бессмертную жизнь, если они не устами только, не по привычке, не ради праздного слова, а искренно, вдумчиво и убежденно повторяют заключительныя слова нашего священного символа: «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века», — не только не бывают, но и прямо невозможны такия настроения, которыя родят убийства и самоубийства.
В век самый жестокий и жестокий, в век, когда философия привела людей к отрицанию Бога и духовного мира, когда образованные люди смеялись над самою мыслью о бессмертии души, в век, когда языческая религия, которою питались духовно массы темного народа, не знающего философии, также ничего не говорила своим последователям о будущей жизни, когда даже в среде народа еврейского, имевшего религию богооткровенную, под влиянием тогдашней образованности явилась влиятельная партия саддукеев, глаголющих не быти воскресению мертвых, отрицавшая мир духовный и загробное воздаяние, причем эта партия, ужасна сказать, в своих рядах видела и имела руководителями первосвященников и священников Израиля, — в этот именно век раздалось твердое, ясное и простое слово Спасителя, уверяющее нас во всеобщем воскресении, в возможности и неизбежности пакибытия.
Люди в то время настойчиво искали уверений в том, что далее земной жизни ничего не будет. Философы и поэты изощрялись в доказательствах этой мнимой истины, в стихах и песнях они издевались над теми, кто признавал Божество в мире, душу в человеке и жизнь за могилой. Люди хотели убить то, чего нельзя убить, — дух, его жизнь, его неистребимые запросы. Мыслители и писатели красноречиво доказывали, что страх создал богов, а невежество породило мысль о существовании души в человеке, и ея будущей жизни. Надписи на могильных камнях язычников как бы щеголяют такого легкомысленною проповедью; звучали ли он грустью или насмешкою; писали ли их от имени умерших или от имени оставшихся живых, грустивших о потере и смерти любимых близких и друзей, — оне настойчиво говорили об одном, — об отрицании духа и вечности. «Мы были нечто, а теперь ничто; прохожий, ешь, пей, веселись, и ты непременно здесь будешь»; «из тьмы я пришел и в тьму возвратился»; «не существовал я до своего рождения, не существую и теперь»; «из ничего человек снова возвращается в ничто: от человека остается лишь одно пустое имя». Или читаем завщание умершего: «Говорю я моим друзьям: будьте веселы, пируйте, живите, потому что некогда вам придется все-таки умереть».
Вот философия язычества. Подумаешь, сколько жизнерадостности! Как эти люди любили жизнь! И уж не правы ли, в самом деле, некоторые современные писатели из модных и распространенных, которые кричат о том, какое веселое мировоззрение было у язычников, и какое грустное настроение дало взамен его людям христианство… Но не спешите делать приговор!
Присмотримся к самой жизни языческих мудрецов, почитаем сочинения известных писателей, живших в то самое время. Что же, слышим ли мы гимны жизни, видим ли, что ею дорожат? Напротив, слышим — вопль безотрадного отчаяния несется по всему миру, слышим признания, что не стоит жить. «Дверь открыта из жизни, — в самоубийстве лучший исход», — пишет один. Другой, видный и влиятельный философ, рассуждает: «Видишь ли ты эту гору? Оттуда вниз головой — твое спасение. Видишь ли это дерево, — на нем повеситься — вот спасение. Видишь ли это море, реку, этот колодезь, — там на дне их живет твое счастье, там спасение от жизни».
Видно, не в радость была эта жизнь, когда от нея старались идти к смерти; видно, не высокой цены была эта кажущаяся и ныне многих соблазняющая жизнерадостность.
Пойдем же теперь на кладбище христиан первых веков и почитаем нх надписи на камнях могильных. Вот некоторыя из них: «Ты — жив»; «мир духу твоему»; «почивай в мире»; «душа возвращена Христу»; «здесь Гордиан из Галии, зарезанный за веру со всем своим семейством, почивай в мире; Феофила, служанка, поставила этот памятник».
Пред вами, как видите, иной мир, иныя жизненныя воззрения и отношения. Можно ли, имея такия воззрения, убивать другого, если все равно, я знаю, встречу его в загробной жизни пред лицом Судии — Бога? Можно ли убивать себя, если я знаю, что духа и сознания убить невозможно, что уйти от себя нельзя? Какой безумец будет думать, что можно застрелить собственную тень, что идет со мною неразлучно?
Перенеситесь теперь мысленно к переживаемому времени. Раздаются речи, обвиняющия христианство в том, что оно постоянно поставляет наше сознание пред образом могилы. Слышим призывы возвратиться к веселой эллинской мысли и жизни, к жизнерадостному настроению. Слышим глумления и насмешки над теми, кто земное существование ставит в зависимость от какой-то небесной жизни. Обещает нам, наконец, социал-демократия, что «царство небесное мы здесь, на земле, создадим себе и без слез, и без муки»; обещают нам, что и рай непременно будет нашим достоянием на земле, стоит нам лишь послушать провозвестников новых общественных и государственных учений и попробовать осуществить на деле эти учения. Каковы же результаты, каковы плоды такой мудрости, которую давно изобразил апостол словами: «будем есть и пить, завтра умрем»? Эта философия, годная для бессловесных, дала ли людям хотя бы животное, хотя доступное для бессловесных счастие?
В ответ узнаем с ужасом, что насчитывается шестьдесят тысяч самоубийств в год в одной Европе, что четыреста детей в возрасте до 14 лет кончают самоубийством только в одном округе одной Франции… В ответ слышим и, увы, даже видим, как и чужая жизнь не ценится, как падают люди на улицах среди бела дня, во цвете лет, от руки наемных или добровольных палачей, слышим, что убийцы, кончая с жертвами, кончають вместе и с собою. Слышим, что во многих судах 3/4 всех дел составляют разбирательства об убийствах, поранениях и покушениях на убийство.
И, наконец, не раздается ли повсюду, при виде всех этих ужасов, как неудержимый вопль, горькое признание: так жить далее невозможно?!
Итак, вопрос о том, быть или не быть человеку по смерти, есть вопрос немаловажный. Вся жизнь человека, и личная и общественная, в своем глубочайшем основании зиждется и покоится на том или другом положительном или отрицательном решении этого вопроса. И вывод из нынешнего невыносимого положения один: укрепите веру. Но прежде сами укрепитесь в вере. Пойдем за Христом. Он ныне воскрешением Лазаря уверяет нас во всеобщем воскресении; Он бессмертную жизнь нам обещает воскресением Своим. Тогда верою в Бога и Его Промысл мы осмыслим и осветим всю нашу жизнь, и видно нам будет, что она — зреющий плод, поприще возрастания и воспитания для Божией житницы. Растет плод; веют над ним ветры, проносятся и бури, идут дожди, сменяется зной и ненастье: плод созревает и укрепляется, а когда созреет, он сочный, ароматный сам оторвется от ветки и упадет в обладание человеку, исполнит свое предназначение, принесет свою пользу. Это — образ смерти естественной. Сорвите насильственно плод зеленым, недозревшим: он горький, он кислый, противный, — кому он нужен и кому полезен? Так и жизнь, насильственно прерванная в себе… Не об отдельных случаях мы говорим, они, как исключение, могут быть именно только случаями и следствием болезни. Мы разумеем всю совокупность жизни.
Здесь-то, в общей совокупности жизни, и нужно создать общее направление христианское, нужно веру христианскую сделать не личным только достоянием и не убеждением только ума, но деятельною силою и закваскою всей жизни.
И как эти свечи на ветвях, затеплится и засветит она на радость Творцу, на счастье человечеству. И как эта верба, что после зимы воспрянула первая к жизни, брызнула зеленью и знаменует победу над зимнею стужею, скоро грядущую весну, оживление мира, обновление природы, так и наша жизнь будет знамением победы, — победы над всеми силами зла, и тьмы, и неправды.
И вечная песнь победы взыграет в устах наших Господу и Христу, Победителю смерти.
Благословен грядый во имя Господне! Аминь.
Слово, сказанное в Николаевском соборе гор. Харбина, в Маньчжурии, за всенощным бдением 5 апреля 1908 г.
Слово митрополита Виталия (Устинова), Восточно-Американского и Нью-Йоркского (+2006г.) на Вход Господень во Иерусалим.
Царство Небесное и земное.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Праздник входа Господня в Иерусалим является краеугольным камнем для каждого верующого человека. Господь наш Иисус Христос явился в мир сей и мы почитаем Его как Богочеловека. Бог воплотился, пришел Сам, чтобы нам помочь переродиться. Придя к нам, Господь явил величайшия чудеса. Незадолго перед Своим шествием в Иерусалим Господь насытил 5,000 людей. Перед Самым входом в Иерусалим Господь воскресил Лазаря. Это последнее чудо больше всего привлекло к Нему верующих. Так и говорит Евангелие: многие уверовали в Него. Что значит уверовали в Него? В Кого? — В Мессию, обещанного всеми пророками. Но иудейский народ, к сожалению, был охвачен мнением, что их народ должен быть объединен мессией — неким императором земли, с помощью которого они дожны победить весь мир. Иисус Христос в глазах народа был именно этим человеком, ибо Он воскресил мертвого. Другими словами, они хотели, чтобы Он возглавил восстание иудейского народа против римлян. И они, верили, что несомненно победят. А Он будет воскрешать убитых, исцелять раненых на войне, кормит одним Своим благословением целую армию. Мысль их была о господстве на земле.
Но Господь осуществил Свое слово, ибо Он сказал: Я пришел принести не мир, но меч, т. е. отделит тех, кто не верит в Царство Небесное. Но весь народ, и большие и малые, настолько были охвачены опьяняющей мыслью о земном господстве, что они Его не слышали. В это время было большое стечение народа в Иерусалим к Пасхе. И вот, как говорит Священное Писание, весь Иерусалим потрясся. От чего? От того, что люди поняли, что они нашли Мессию. Но какое было у них страшное разочарование, когда Господь удалился от них. И как бывает всегда, когда кто-то кого-то любит, то он может его возненавидеть с той же силой, с которой он любил этого человека. Поэтому, когда Спаситель не принял предложение народа — стать земным царем, а стал проповедовать о Царствии Божием, о перерождении человека, о духовной вечности каждого из нас, то они совершенно были разочарованы и исполнились гнева и ненависти. Те люди, которые кричали Ему при входе в Иерусалим: Осанна, осанна, потом стали кричать: Распни, распни Его. Кричали они не только по указанию Синедриона, но и сами от себя.
И вот, поэтому, возлюбленные братия и сестры, этот праздник являет разделение всего рода человеческого и даже христианского рода на две части. Одни ожидают Спасителя и все делают на земле, чтобы спасти свою душу, — молятся, постятся, следуют церковным законам, помогающим нам день за днем стяжать Царствие Небесное через терпение и скорби. Ибо каждый истинный христианин непременно будет гоним от злых людей. Сначала будут над ним смеяться: «ты совсем уже с ума сошел», затем будут ненавидет и гнат, но, в конце концов, истина побеждает.
И вот, в наше время существует христианство истинное и неистинное. Запад возможно определить как «христианство Рождества Христова». Центр всей жизни западных «христиан» — Рождество Христово, но это не правильно. (На западе вошло в обычай пышно справлять Рождество, а Страстная седмица и Пасха проходят почти незаметно — ред.) Господь родился — и это для Него был только способ, чтобы потом быть распятым и воскреснуть, в чем и есть истинная цель Его пришествия. А эти, западные «христиане», превратили способ в цель, потому мы и называем их — «христиане» Рождества Христова. А настоящее христианство — это христианство распятия и победы над смертью в день Пасхи и Его Воскресения.
И вот, разделение иудейского народа перешло и на весь мир. Сначала эти, глаголемые христиане, подобно иудеям, положили в уме своем создать Царствие Божие по земным понятиям, по слову апостола Петра, который опрометчиво уговаривал Господа не идти в Иерусалим, где Его могут побить камнями. Но Христос сказал Ему на это: Отойди от Меня, сатана, ты говоришь, как человек, — о земном, ведь Христос шел на распятие, для воскресения и победы над смертию.
И вот, мы видим, что это западное «христианство» больше льнет к земному, оно хочет, вслед за тогда заблуждавшимся Петром, чтобы Господь остался жить с нами на земле. Но Господь так строго Петра обличил потому, что учил о Царствии Небесном, а не о царствии земном, к которому можно так легко присоединиться, и которое понемногу превращается в настояший атеизм. Вот, пришли некии бытоустроители, которые сначала хотели устроить прекрасную жизнь, ну, просто — «царствие Божие на земле», а потом забыли о всяком царстве и сделались ревностными атеистами и безбожниками.
Вот так и случилось это разделение на истинных христиан, которые ожидают своего воскресения вместе со Христом, которые всю свою жизнь полагают на то, чтобы исполнить заповеди Божии, хотя это путь узкий и не каждый им идет; и другие «христиане», которые больше помышляют о земном, и приняли главным смыслом своей жизни Рождество, как будто можно удержать Христа Спасителя на земле.
Вот какое большое значение имеет праздник Входа Господня в Иерусалим, положивший начало разделения людей на истинных Его последователей и ложных, которые, хотя и хвалятся именем Христа, но Христа у них настоящего нет, ибо Христос благовествовал только о Царствии Небесном, а не о земном. За что и был Он распят, но воскрес, победив смерть. Итак, пусть каждый из нас посмотрит — к чему он стремится? Стремится ли он к комфорту земному? Конечно, никто не хочет голодать или мучиться… Но Господь не хочет нас оставить без крова и хлеба, голодными и нищими. Он дарует нам и на земле пожить при известном достатке, но чтобы мы не стремились только к этому достатку. Ведь, Господь сказал: Ищите прежде всего Царствия Небесного и это все приложится вам.
Вот, поэтому, и должны мы смотреть — не принадлежим ли мы к тем, кто прилепился к этой несчастной земле, которая непременно сгорит, и все дела на ней сгорят, как сказал об этом тот же апостол Петр, но уже обновленный Духом Святым. Но вот вопрос — не подвергнемся ли мы страшной участи геенского огня, или будем в Царствии Небесном, в вечной радости и блаженстве? Аминь.
Знаменский собор, Н. Й., США, 11/24 апреля, 1994 г.
Слово архимандрита Сергия (Объедкова) в Неделю ваий
Евхаристия наша совершается «о всех и за вся», а праздники, подобно ей — «для всех». Но есть праздники, характером события, выделяющие невольно ту или иную группу людей.
Так, Сретение есть отчасти праздник благочестивой старости. Тому подтверждение — убеленный сединами Симеон и не отлучающаяся от Храма Анна. Церковь чтит седину и святую старость этих людей, узнавших в Сыне Марии — Мессию.
День жен-мироносиц по праву называется Женским православным днем. И это потому, что верность и мужество, сопутствующие истинной любви, в это день достойно чтутся, как лучшее женское украшение.
В день Сретения молодежь не выгоняется из храма, поскольку и им предстоит постареть. В день жен-мироносиц мужчины молятся вместе с женщинами, поскольку добродетели жены есть главное сокровище и мужа, и детей. Точно так же детским праздником можем мы назвать и день Входа Господня в Иерусалим, не выгоняя при этом из храма взрослых прихожан.
Вербное воскресенье — детский праздник. Мы можем назвать этот праздник детским, потому что посреди совершаемых событий исполнилось сказанное пророком: «Из уст младенцев и грудных детей Ты утроил хвалу» (Пс. 8, 3).
Господь кротко входил в Иерусалим. А грудные дети, не читавшие Писания, оказались способны реагировать на дела Божии в ситуации, когда умные и начитанные взрослые люди зеленели от злости и не только сами не восклицали ничего торжественного, но и ученикам Христовым запрещали. «Учитель! Запрети ученикам Твоим» (Лук. 19, 39), — говорили одни. Другие негодовали на детские восклицания и требовали, чтобы Иисус повелел замолчать и младенцам (См. Мф. 21, 15-16)
Но запрета от Христа не последовало. Более того, Он сказал, что «если они умолкнут, то камни возопиют» (Лук. 19, 40).
Если велеть тогда молчать этим детям, то прежде нужно было бы запретить Ангелам петь в Ночь Рождества «Слава в вышних Богу». Нужно было бы запретить и Симеону произнести свою молитву «Ныне отпущаеши». Пускай молчали бы тогда и все исцеленные и помилованные, все получившие воскресшими своих умерших сродников, все освободившиеся от бесов. А что толку молчать теперь, когда вся вселенная наполнилась слухами об Иисусе и о делах Его? Теперь уже поздно молчать так же, как поздно затыкать верхней одеждой прорвавшуюся плотину.
Теперь спросим себя: почему дети вопиют, а взрослые молчат? И почему, если бы молчали дети, то возопили бы камни?
Оказывается мир людей — словесен по определению. Все самое важное в мире людей должно быть проговорено, наименовано, возвещено. Если человек ничего не поймет, а значит, ничего и не скажет, тогда ослица заговорит вместо человека, как некогда с Валаамом, или камень заговорит вместо одушевленного существа.
Землетрясение не есть ли разговор камней? Когда камни трескаются, погребая человека землетрясением, то, может, это грозная речь камней, наступившая после долгого и преступного молчания человеков?
Так или иначе, человек должен говорить слова важные и нужные, слова жизни. Если человек их не скажет, то мир детей Адама перестанет быть привычным миром человеческим. И если умные обезумеют от своих знаний, то нужные слова пролепечут дети. Если же и дети замолчат, под ногами людей заговорит земля, и треснут камни, чтобы, разверзшись, пожрать человека, ставшего бесполезным.
Мне жаль тех детей, которые кричали Господу «Осанна». У большинства из них впереди была горькая чаша наказаний за отвержение Мессии. Их нужно жалеть, поскольку было жаль их и Самому Иисусу Христу.
Он, «когда приблизился к городу, то смотря на него, заплакал о нем и сказал: «придут на тебя дни, когда враги обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего»» (Лук. 19, 43)
И уже идя на муку, Христос говорил женщинам, которые плакали о Нем: «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» (Лук. 23, 28-31) Видели Христовы глаза те страдания, которые должны пасть на Израиль вскоре; видели и не могли не плакать.
Так получается, что и Рождество Христово ознаменовалось избиением младенцев, плачем в Вифлееме и окрестностях, и шествие Его на Голгофу — пророчеством о разрушении Иерусалима и скорбью о детях иерусалимских. И почему все так, а не иначе?
Да потому что ответственность за мир и за жизнь мира лежит на взрослых. Дети пророчествуют о Христе, но взрослые Христа распинают.
Взрослые сплошь и рядом не прислушиваются к голосу пророчеств, будь они высказаны детьми или взрослыми. Голос пророчеств взрослые привыкли заглушать или грубым насилием, или шумом суеты. И тогда, когда слово уже сказано, а выводы не сделаны, приходит, в зависимости от сказанного, возмездие или награда. Приходит неумолимо и на всех — и на малых, и на старых; на книжных, и на безграмотных.
Страдания детей якобы смягчают сердца взрослых. Логика проста. «Мы, дескать, уже лучше не станем и достойны кары, ибо — грешники, но дети-то за что страдают?»
Эта карамазовская мыслишка многим по душе. Этой мыслишкой не один оправдывается, грехом наслаждаясь. Словно идя на войну с Богом, пытается спрятаться закоренелый грешник за живой щит из детей и беременных женщин. «В них, мол, Господь стрелять не будет. За их спиной и я безбедно спрячусь». Злая мысль и самим бесом рожденная.
Самое время сказать, что при взрослых грехолюбцах дети неизбежно будут страдать. Будут страдать, даже если будут способны пророчествовать. Потому что жизнь не от них, а от нас зависит, а мы ничего поистине доброго до сих пор делать не научились.
В нынешнее время, в день праздника, дело детей — пропеть Господу Осанну, а дело взрослых — поклоняться Богу в духе и истине. Если взрослые этим делом не займутся, то и Вифлеемский плач не умолкнет, и все Осанны будут пропеты даром.
2016 г.
Слово священномученика Владимира (Богоявленского), Киевского и Галицкого (+1918г.), в Неделю ваий
Сегодня мы празднуем торжественный вход Господа нашего Иисуса Христа в Иерусалим. В этом торжестве есть и печальное событие: при виде Иерусалима Господь пролил слезы: когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем (Лк. 19, 41). О чем же эти слезы? Ответ на это дает нам святой евангелист Лука. Он говорит, что когда Христос увидел город, то прослезился и сказал: О, Иерусалим, Иерусалим! если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего (Мф. 23, 37; Лк. 19, 42-44). Господь плачет не о Себе, не о предстоящих Ему тяжких страданиях, а о нераскаянности жителей иерусалимских. Его пророческому взору предносятся те ужасные бедствия, которые имеют постигнуть Иерусалим, и это вызывает слезы у Господа. Как мать проливает слезы над могилою дитяти, так Христос плачет над городом, ставшим могилой многих тысяч жителей. Как хозяин плачет над потерянным имуществом, так плачет Господь над имевшим превратиться в развалины городом.
Предсказание Спасителя о разрушении Иерусалима исполнилось спусти сорок лет. Римский полководец Тит окружил город войсками и подверг жителей голодной смерти. Лишенные пищи, жители вынуждены были питаться тем, чего никакое животное не станет есть. Матери, доведенные голодам до отчаяния, делали то, чего никакое живое существо не станет делать: они грызли своих детей. Когда, наконец, войска Тита чрез пролом в стене проникли в город, то не щадили никого — ни воинов, ни стариков, ни детей. В огне погибли и храмы, и дворцы, и люди. Только сосуды храма были выхвачены из огня воинами Тита. Историк замечает, что многие только в пламени пожара познали, за что их постигло такое бедствие! Сам Тит, увидя развалины стен и горы трупов, сказал: «Эта сделал не человек, а тот Бог, Которого они отвергли». Стены Иерусалима были настолько крепки, что и язычник Тит признал могущества Бога, наказывающего народ, не узнавший времени посещения Своего.
Братия и сестры! Мы переживаем тягостнейшую войну. Страна наша превратилась в сплошной госпиталь. Города и села переполнены несчастными беженцами. Всеми этими бедствиями Господь ясно зовет нас к покаянию. Что же? Стали ли мы лучше? Каемся ли? Ведь если сегодня еще день «посещения», то завтра может быть день суда! И как тогда Господь лил слезы над нераскаянными жителями Иерусалима, так проливает Он слезы и теперь над нашей нераскаянностью.
Отец, Отец! Дай нам уразуметь то, что служит к нашему миру и спасению и в таком покаянном настроении провести хотя бы грядущие дни Страстной Седмицы. Аминь.
Произнесено 3 апреля 1916г., в Киево-Софийском кафедральном соборе
Слово иеромонаха Мефодия (Йогеля) (+1940г.) в Неделю ваий
Грядущий во имя Господне
Не бойся, дщерь Сионова! Се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле …
Иерусалим шумит … Иерусалим трепещет от радостнаго волнения … Как будто бы близка заря его возстания, его возрождения в лучах былой славы былых дней.
Под тяжким гнетом языческаго владычества Рима изнемогала и томилась правоверная еврейская душа. Доколе, Господи! Вот чем жило, на что надеялось, во что веровало горячо и незыблемо непокорное и мятежное семя обретшаго путь к небесной и земной славе чрез послушание Авраама-праотца.
Но, как всегда и везде в нашей смертной жизни, внешнее берет верх над внутренним, земное над небесным, тленное над нетленным.
Желание земной свободы заглушало в еврейской душе ужас духовнаго плена, стремление освободиться от тяжелых его уз. К земному царю была обращена восторженная «Осанна» (осанна — спасение).
А Он, смиренный и кроткий, истинный Царь Божияго народа, входил в св. град для того, чтобы взыскать и спасти погибающаго, для того, чтобы отдать душу свою в избавление за многих.
И потому тогда, когда в терновом венце и багряной ризе предстал Он пред недавно превозносившим Его народом, в злобном разочаровании закричала еврейская чернь, руководимая старейшинами первосвященниками: — распни, распни Его! Не имамы Царя токмо Кесаря (императора Рима) !
Такова философия жизни …
Где слава и блеск — там и признание и готовность следовать и служить.
Где унижение и страдание — там презрение, измена, горькое предательство и полное забвение.
Пост подходит к концу … В пятницу на этой неделе закончится уже св. Четыредесятница … Приближаются страстные дни … Еще недолго, и по милости Божией, увидим мы Господа, беседующим в последний раз с учениками, представшим на суд, висящим на кресте, почивающим во гробе. Но где же будем сами мы тогда?
В толпе ли с пальмовыми ветвями и торжественной «Осанной», или там, около креста, с ожесточением и злобным «распни»? Помни, брат-христианин, что в двух этих толпах многие были одни и те же …
Страстная седмица заключает Великий Пост.
Усилим же в нее наши покаянныя воздыхания, чтобы не на словах только, но и на деле оказаться верными Христу и достойно встретить Святое Его и Светлое Воскресение.
Осанна в вышних! Благословен Грядущий во имя Господне
23 марта 1936 года
Поучение святителя Макария (Невскаго), митрополита Московского и Коломенского (+1926г.), в Неделю ваий
В видимом мире видится приближение весны — времени посева для земледельцев. И в духовном мире есть своя весна — время сеяния на духовных нивах душ христианских. Это время настоящаго великаго поста. Земледельцы сеют хлебныя семена весной, а зимой сеять невозможно: тогда истребляется то, что было посеяно весной, пожато летом и собрано осенью. И в духовном мире есть своего рода зима, когда не сеют духовных семян, а только истребляют посеянное. Таковой зимой для духовнаго делания можно назвать время, предшествующее посту — время святочных и масляничных дней, время увеселительных зрелищ в театрах, цирках, время балов и других греховных увеселений. Тогда, действительно, многие и весьма многие заняты исключительно истреблением всего посеяннаго во дни святых праздников и постов. Земледельцы сеют некоторых семян много, как существенно необходимых для питания в течение всего года, а некоторых немного, только для приправы к кушаньям. И при духовном сеянии происходит нечто подобное. У земледельца считается существенно необходимым хлебныя семена: пшеница, рожь, ячмень и т. п., а у делателей на духовной ниве необходимыми семенами считаются добродетели: смирение, сокрушение сердца, кротость, чистота, терпение, воздержание. Земледельцы не в одно и то же время сеют все семена, но одни раньше, другие позднее. И святая Церковь, приглашая чад своих к духовному деланию, указывает им в какое время на какия добродетели должно быть обращено особенное внимание для упражнения в них. Так, в одну неделю она указывала на смирение мытаря, в другую на покаяние блуднаго сына; во второй неделе поста она учила духовному деланию — умной молитве, чрез которую достигается чистота сердца, воспоминая защитника православнаго учения об этой молитве, св. Григория Паламу; затем указывала на крест Христов для того, чтобы ободрить духовных делателей в подвиге поста. На пятой неделе, как образец подвигов в борьбе со грехом, она воспоминала Марию Египетскую; при вступлении в шестую неделю четыредесятницы Церковь, напоминанием из Евангельской притчи о богатом и Лазаре, указывала подвижникам благочестия на дела милосердия.
Последуя наставлениям матери нашей святой Церкви, мы в настоящий день пастырским долгом своим считаем пригласить вас, возлюбленные братие о Господе, к сеянию духовнаго семени — милостыни, составляющей одну из важнейших, существенно необходимых для духовной жизни добродетелей.
Милостыня есть плод христианской любви; а любовь составляет совокупность совершенств: все добродетели заключаются в заповеди о любви; стяжавший любовь приобрел все добродетели.
Если бы нужно было для кого-либо указание, куда в настоящий день направить вашу милостыню, этот плод любви христианской, то мы указали бы на тех собирателей, которые в этот день назначены для принятия жертв любви христианской. Из надписей, которыя они имеют при себе, при обхождении среди богомольцев с блюдами, вы увидите, что этот сбор назначен на нужды Императорскаго Православнаго Палестинскаго Общества. А таковыя нужды составляют, между прочим, следующее: утверждение православия в Святой Земле; охранение православных христиан, обитающих в пределах Святой Земли, от совращения их в инославныя исповедания — католичество и протестантство; устроение в Св. Земле православных храмов; устройство школ, больниц и приютов для детей православных жителей этой страны. В то же время нужно бывает там оказывать помощь православным русским богомольцам, приходящим в Св. Землю для поклонения Гробу Господню и другим святыням; для таковых богомольцев устроены в св. граде Иерусалиме и других местах странноприимные домы с больницами и другими приспособлениями. На все это требуется много и весьма много средств. А эти средства собираются по преимуществу в настоящую неделю Ваий, когда празднуется вход Господень в Иерусалим.
Итак, уготовайте себя для такого духовнаго сеяния — милостыни, на утверждение православия в Св. Земле, на помощь нуждающимся обитателям этой Земли, на воспитание детей их в истинах православной веры, правилах благочестия, на устроение странноприимных домов, больниц для наших православных русских богомольцев, на облегчение им пути, когда они отправляются в Св. Землю и обратно.
Не будем скупы при подаянии милостыни, зная, что даем не людям, а Богу; подающий милостыню делает должником своим Бога, Который любит воздавать сторицею тому, кто дает Ему чрез бедных и больных, которых Он благоволит называть братьями Своими. Чем больше милостыня, тем щедрее будет за нее воздаяние; сеющий скупо, скупо и пожнет.
Слово священномученика Арсения (Стадницкого) (+1936г.), митрополита Новгородского и Старорусского, в Неделю в
аий
Об изменчивости человеческих чувств
Перенесемся с вами, братие и сестры, мыслию почти за две тысячи лет назад и представим себе славный и дорогой для христиан град Иерусалим в те отдаленныя от нас времена. Перенесемся к последним дням земной жизни Спасителя и посмотрим, что делалось тогда.
В славной Иудейской столице, граде мира, Иерусалиме происходит нечто необычайное: улицы полны народа; все куда-то спешат; взоры каждаго обращены к Елеонской горе, мимо которой проходит путь из близлежащаго селения Вифании. Вот приближаются несметныя толпы народа, сопровождающия седящаго на осляти человека. Вы обращаете взоры ваши на него и узнаете дорогой лик. Он знаком вам по иконам. Сколько раз вы обращали свои взоры на этот светлый лик и получали отраду, утешение! Вы узнаете Спасителя. По мере приближения Его к Иерусалиму, толпы людей увеличиваются, а вместе с тем растет и восторг сопровождающих Его. Народ оказывает высокия почести Грядущему на осляти: снимает с себя одежду и постилает под ноги осла, срывает пальмовыя ветви и покрывает ими дорогу, от восторга потрясает руками. А над всем этим слышатся громкие крики, сливающиеся в один гул подобно грому, подобно бушующим волнам, — то дети еврейския взывают: «Осанна Сыну Давидову».
Что-же вызвало такие поразительные восторги народа? Праздника в этот день не было, до Пасхи еще оставалось несколько дней. Спаситель и раньше приходил в Иерусалим и не только никаких восторгов не встречал, никаких почестей не удостоивался, а, напротив, возбуждал у многих злобу и ненависть. Откуда же такая резкая перемена теперь: общий подъем народнаго духа и поистине царская встреча?
Чтобы понять происшедшее, — нужно принять во внимание только что совершенное Спасителем воскрешение Лазаря. Чудо это было настолько поразительно, что народ не мог не уверовать во Христа, как обетованнаго Мессию. Весть о чудесном событии с Вифанским Лазарем быстро распространилась по Иудейским городам и весям. И вот народ узнает, что Сам Чудотворец идет в Иерусалим. Вполне естественно, что он приветствует Христа не как человека, а как Бога. Сомневаться в искренности происходившей встречи нельзя было. Иностранцы, присутствовавшие тогда в еврейской столице в виду приближения Пасхи, могли сказать: вот истинная любовь Израиля к своему царю.
Но в то время, как народ торжествовал пред лицем своего Мессии, Спаситель, по свидетельству Евангелиста, плакал… Почему же? Он видел будущее приветствовавшаго его народа и города, и плакал… Его состояние не могло быть понятно толпе, которая видела только события, но не в состоянии была проникнуть в их сущность. Христос же, как Богочеловек, за раскрывавшимися блестящими внешними картинами видел другия картины. Он знал, что всего чрез несколько дней эта самая толпа, кричащая сейчас «осанна», будет вопиять «распни Его». Чувства у каждаго изменчивы, а у толпы в особенности. Толпа — что море. Ея настроение похоже на поверхность морскую. Ея чувства так же скоро преходящи и капризны, как и вода. Подует маленький ветерок, и море заволнуется. Так и народ: сегодня он приходит в восторг, а завтра неистовствует, негодует. Спаситель видел, что чувства народа и в данную минуту не глубоки, и плакал, — плакал не о Себе, потому что явился на землю для нас, для нашего спасения, — Он плакал об Иерусалиме, о народе, который не уразумел великих дней и возстал против столь долго ожидаемаго им Мессии.
Да, братие, если сопоставить торжественный вход Христа в Иерусалим с последовавшими вскоре событиями, — нас не может не удивить поразительная изменчивость чувства. Поневоле приходишь к заключению, что нельзя доверяться чувствам, сердцу. Человеческий восторг и ненависть — это дуновение ветра: как ветер переменчив, так и чувства; сегодня любовь, завтра — ненависть. В момент страданий Спасителя человеческое сердце с поразительностию открыло непостоянство своих привязанностей. Куда у подножия креста девалась народная любовь? Достаточно было появиться нескольким лжесвидетелям, довольно было произнести несколько обвинительных слов, и приговор народа был готов: Христос — не Мессия, Сын Божий и Царь Израилев, а — преступник, нарушитель законов Божиих и человеческих; Спаситель, Который говорил об исполнении закона, является пред судом нарушителем закона, достойным смерти. Уже не кричат Ему «осанна», да здравствует, а слышится грозное «распни Его».
Впрочем, чувства человеческой привязанности были изменчивы не только две тысячи лет назад и не только по отношению к одному Спасителю. Я мог бы показать подобные примеры и из истории родной нашей Руси; но, за недостатком времени, я умолчу об этом. Хочу лишь обратить ваши взоры на предстоящие дни Страстной седмицы, и вы тогда, быть может, увидите, что и мы можем сегодня кричать «осанна», а завтра «распни Его».
Вот наступают великие дни страданий Спасителя. Святая Церковь воплотила каждый момент жизни Иисуса Христа в особых службах, молениях и обрядах. Но особенно подробно и живо вспоминаются события из земной жизни Христа в Страстную седмицу. Все, что Он говорил и делал, и вся последовательность Голгофских событий в ярких красках возстает в эти дни перед нашими глазами. Вся Страстная неделя так чудна по своему богослужению и обстановке, что лучшаго церковнаго времени и отыскать нельзя. Совершающияся священнодействия велики и знаменательны, песнопения трогательны и выражают сущность воспоминаемых событий. В великие Четверг и Пятницу, например, перед нами так живо раскрывается вся чудесность нашего спасения и неизмеримая великость и ценность Крестной Жертвы. Мы видим: как современники глумятся над Великим Праведником, как Иуда целует и предает своего Учителя, как Его распинают и как Он предает Богу дух Свой. Мы это так живо представляем себе, как будто сами являемся очевидцами Евангельских событий, слышим Его молитву за Своих врагов: «Господи, прости им: не ведят бо что творят»; видим гвозди, вбиваемые в Его руки и ноги, зрим пролитую пречистую кровь. Мы чрез символы богослужения присутствуем около Христа до последняго Его вздоха, погребаем вместе с Никодимом и Иосифом Его пречистое тело…
Наступает Великая Суббота. Не испытывали ли вы, что в этот великий день как будто вы потеряли нечто незаменимое, часть дорогого существа? Спаситель во гробе… Вы ждете и надеетесь, что смерть не может победить Безсмертнаго и что временное ея торжество должно разрешиться победой жизни. И действительно, Христос воскресает и побеждает смерть и ад. Теперь все преображается. Где та печаль, которая сковывала лица всех? Она претворяется в радость с воспоминанием о великом священном дне. Вот когда христианин чувствует всю силу и божественность своей религии! Вот когда в нашем сердце напечатлеваются светлыя чувства, которыя остаются на всю жизнь! Спросите кого-нибудь: какия у него от детства сохранились самыя лучшия воспоминания? Он вам укажет на Страстную и Пасхальную седмицы. О, если бы подобныя священныя воспоминания сохранились во всей чистоте и во всю нашу жизнь! Если бы этот чистый пламень разгорался все больше и больше! Если бы наш дух, поднятый священными воспоминаниями на небесную высоту, постоянно находился на ней! Но, к сожалению, огонь религиозной жизни скоро потухает, когда нас объемлет житейская суета. И часто сердце наше, которое, казалось, было полно неизмеримой любви ко Христу, объемлется пустотою. Наш ум, познавший Христа в таинстве Крещения, в житейской суете легко забывает, что он облекся во Христа, и естественную преданность Ему вторично заменяет криком: «распни Его».
Евреи кричали при встрече «осанна», а чрез несколько дней «распни Его». Они в знак своего восторга пред Мессией срывали пальмовыя ветви, снимали с себя одежды и постилали ими дорогу, а чрез короткое время били Его тростию, срывали с Него одежды, издевались над Ним. Мы также в знак нашего приветствия «грядущему на вольную страсть» Спасителю получаем ветви, хотя и не пальмовыя. Но есть ли наше торжество — искреннее влечение сердца и начало нашего душевнаго обновления? Вчера я был свидетелем, как вы восторгались Спасителем, стараясь получить маленькую веточку; пот лился с ваших лиц; получался иногда от скопления людей даже некоторый безпорядок, но он в такия минуты простителен; и я умилялся, видя желание каждаго иметь в своих руках освященную веточку вербы. А вот сегодня я не вижу уже столь много народа, — храм начинает пустеть, и, быть может, в ближайшие дни я не увижу здесь уже никого. Те, которые еще вчера кричали «осанна», не придут в эти великие дни в храм и через то выразят сочувствие распинателям Христа, крича вместе с ними: «распни Его». А между тем, в эту неделю совершается чудная служба, при чем в некоторые дни она бывает ночью и мало кто посещает ее. В самые святые часы церкви пусты и народа нет, — он или спит, или занимается житейскими делами. Вот, например, в Великую Субботу мы начинаем службы при малом числе молящихся. А между тем это единственная в году служба по своему символическому значению, когда, так сказать, жизнь борется со смертию, свет со тьмою; когда половина службы посвящена воспоминаниям о смерти Спасителя, а половина Его славному воскресению, — и в это время мало бывает народа. Только проезжая к себе после богослужения, вижу на улицах множество людей, а кругом открытыя лавки и бойкую торговлю. Тяжело бывает смотреть эту житейскую картину. Неужели трудно почтить страждущаго и умершаго Спасителя один раз в год? Неужели трудно оставить всю обычную суету, никому и не нужную, и принести песнь исходную Христу?
Итак, когда Спаситель плакал в воспоминаемый сегодня день об Иерусалиме, не плакал ли Он и о нас? Да, и о нас плакал, о наших изменчивых сердцах. Потому я желаю, чтобы священные восторги пред воспоминаемыми евангельскими событиями не остывали в ваших сердцах и чтобы вы не были подобны Иудеям, которые сегодня кричали «осанна», а чрез несколько дней «распни Его». Желаю и молюсь, чтобы мы, как во все дни эти, так и во всю свою жизнь воспевали: «осанна Сыну Давидову. Благословен грядый во имя Господне».
