Пяток первый Великого поста

Слово священномученика Серафима (Чичагова), митрополита Петроградского (+1937г.), к говеющим перед исповедью

О покаянии

Какая теперь радость на небе! Отец Небесный со святыми Ангелами радуется о кающихся грешниках! Иисус Христос сказал, что бывает радость у Ангелов Божиих и об едином грешнике кающемся (Лк. 15, 10).
Все вы как дети Отца Небесного пришли в дом Божий и Отчий, чтобы испросить себе прощение. Если вы плачете, вам страшно, больно и стыдно, тем лучше, ибо радость у Ангелов Божиих полнее и совершеннее. Если вы смущены холодностию сердца вашего, неимением духа покаяния, недостатком слез или неуверенностию, что ваше сокрушение и покаяние истинное и будет спасительное, то не отчаивайтесь, будьте только искренними детьми своего Отца Небесного. Смущение есть уже недовольство собой, а детская робость — признак смирения.
Спасительно то, что вы себя сознаете и чувствуете детьми Божиими, но не мечтайте при таком чувстве быстро вырасти духовно, ибо вам неизбежно пройти еще юношество, чтобы войти в зрелый, духовный возраст. В духовной жизни требуется постепенный рост, как и во всякой другой жизни, но еще более осторожный, ибо сила духовная возрастает только соразмерно собственным трудам и зависит от укрепления добродетелями и развития чистоты в сердце. Чем чище сердце, свободнее от страстей, тем оно ближе к Богу, тем благодатнее и дерзновеннее в мольбах и прошениях ко Господу. Если же вы будете продолжать работать на духовном пути, без саможаления, то сокрушение и дерзновение сами явятся в вас.
Что требуется от приступающего к таинству покаяния? Требуется главным образом твердое намерение впредь исправить свою жизнь. Такое намерение может явиться только тогда, когда человек ясно сознает весь ужас своих грехов. Поэтому свт. Василий Великий и говорит, «что не тот исповедует грех свой, кто сказал, — я согрешил — и потом остается во грехе, но тот, кто, по слову псалма, обрел грех свой и возненавидел!» Следовательно, для покаяния нужно обрести или сознать свой грех и его возненавидеть! Но кто возненавидел грех, тому нетрудно сказать искренно своему любящему Отцу: прости, не буду! Какие же дети затруднятся произнести эти два слова, а они быстро пройдут небеса и явятся ходатаем у Престола Божия!
Кто предстоит Отцу Небесному с детскою робостью, тот должен сознавать, что ему не утвердиться своей силою в намерении исправить свою жизнь. Некоторые люди думают, что от нас самих зависит жить праведно и не совершать беззаконие, так как человеку даны и воля и свобода; грех же не отымает свободы. Но так размышляют только те, которые не принимались еще за духовную жизнь, не испытали скорбен и болезней и не чувствовали на себе силу покаяния. Влечение к страстям до такой степени извращает человеческую волю, что люди часто не могут отказаться от греха. Хотя грех не отымает свободы, но он делает из человека слабого ребенка, своего раба, и для него невозможно без чужой помощи не только восстать, но и помыслить об исправлении.
Те же люди, которые чувствуют свое бессилие, начинают понимать истину Святого Евангелия, и им ясно представляется, что человек своей силой ничего не может достигнуть, а только одному Богу все возможно. И намерение исправиться заставляет их неотступно просить силы и помощи у Христа Спасителя и Его Пречистой Матери. Какое дитя убоится взывать о помощи и спасении, когда находится в опасности, и каким родителям было бы трудно кинуться на родной и дорогой зов?!
Покаянию мешает еще иногда сознание, что вслед за прощением неизбежно новое падение. Но Господь допускает падения только тех людей, которых труд был недостаточен и они прибегали к Его помощи с маловерием и без упования. Кто еще несовершенно познал свою немощь, тот непременно совершит падения, ибо надеется еще на себя, свой ум, свои силы.
Но если вы сознаете себя детьми в духовной жизни, то боязнь упасть и согрешить снова не должна смущать вас. Это неизбежно. Кто же опытен, возрос духовно, тот хорошо понимает, что от падения зависит преуспеяние, восстание и, наконец, совершенное освобождение от страсти.
О, безумие! У многих сила покаяния уничтожается чувством страха и стыда пред духовным отцом. Это последнее средство борьбы врага спасения. Кто же не знает, что непризнание греха пред духовным отцом ведет к неизбежному признанию его пред всем миром на Страшном Суде! Кто может сомневаться, что за собственное присуждение себя к малому наказанию, уязвлению самолюбия мы немедленно получаем оправдание и свободу! Этот безумный страх пред духовным отцом является лишь у тех, кто плохо приготовился к исповеди. Но верьте, возлюбленные, что пребывшие в посте, в уединении, в бдениях и молитвах, без чего нельзя приобрести сокрушение и покаяние, готовы всегда объявить свои, оплаканные и возненавиденные грехи, не только пред духовником, но и пред целым светом!
Пред смиренным и немощным человеком восстает образ Спасителя, единой Надежды, единой Истины, единой Любви, и тогда он говорит: «Ты Сам, Отче, знаешь и видишь, что я бессильный и немощный, ненавижу свои страсти, свои грехи, что искренно хочу победить себя, что я плачу и все-таки оскорбляю Тебя своею нечистотою, неисправимостью! Сколько раз я решался не повторять греха ради Тебя, Твоей любви, Твоего неизреченного милосердия ко мне! Сколько раз я временно удерживался и затем как бы еще с большею силою и страстию совершал падения. Все мои слезы, просьбы, страхи за будущую жизнь, боязнь наказания и болезней — все было напрасно, грех победил меня! Не остави же мя, Твое создание, Твое дитя! Ты в одно мгновение можешь меня сделать сильным, любящим и праведным!»
О, если бы мы все молились так, со слезами и искренним покаянием, то велика была бы радость святых Ангелов на небеси! Аминь.

Слово святителя Филарета (Гумилевского), архиепископа Черниговского и Нежинского (+1866г.), в пяток первой недели Великого поста, на утрени

Святая церковь призывает нас ныне к исповеди. Она желает, она требует, чтобы мы не только пред лицем своей совести каялись в грехах своих, но принесли покаяние и пред служителем Божиим. Полезного ли для нас требуют от нас? Необходимое ли дело возлагают на нас?
Для чего исповедь пред подобным нам человеком? Конечно не для Господа. Он знает грехи наши даже и тогда, как скрываем их не только от других, но и от самих себя. Он знает наши тайны сердечныя. Но знает ли каждый, что кроется в сердце его? В состоянии ли каждый дать подробный и верный отчет в делах своих? А покаяние необходимо требует полного и верного осмотра не только делам, но и побуждениям нашим. Правда, кому ближе знать себя, как не самому себе? Но нужно ли говорить, что целыя тысячи между нами таких, которые слишком мало способны входить в себя, мало знают закон Божий, а еще менее способны поверять себя законом Божиим? Кто-ж им покажет их самих, как не служитель Божий? А не должен ли каждый сознаться, что слишком много обманываемся мы в себе самолюбием; многое видим в себе не в надлежащем виде, а многого худого совсем не видим. Итак, благодарение Господу, что Он дает нам помощника, при испытании нашей совести.
Почему тебе не хочется говорить другому о грехах своих? Стыдно? О, если бы это было так! Тогда оставалось бы сказать: потому-то и должен ты открыть все священнику, не исключая никаких дел, чтобы в душе твоей мог пробудиться спасительный стыд, которого ты дотоле, быть может, и не чувствовал, или чувствовал, но не столько, сколько заслуживают дела гнусныя. Потому-то и должен ты исповедывать все служителю Божию, чтобы стыд, который пробудится в тебе при исповеди, мог послужить вперед стражем душе твоей против низких дел. Но стыд ли; или, один ли стыд удерживает тебя открыть священнику грехи твои? Будь искренен к себе: гордость живет во всех нас; это — общая наша собственность. А, по ея милости, не любим мы думать о себе низко, не любим казаться даже себе, не только другим, в черном виде. Согласитесь же, может ли быть приятно для гордости нашей исповедь? Если так, то исповедь — дорогое, неоцененное лекарство, когда она смягчает самую опасную болезнь души нашей — гордость. Смирение — основа добродетелей; без нея совершенство духовное в человеке — мечта, и мечта пагубная. Исповедь, заставляя нисходить в глубину души и извлекать на свет один за другим пороки и нечистоты сердечныя, сокрушает гордость нашу и засевает в душе смирение.
Земные власти могут класть оковы на руки и ноги; у них есть темница, заточение: но все это связует ли душу? Нет. Гордость не ставит выше себя ничего человеческого. Другое дело — власть не земная, а небесная. Злодеи, которых не могли исправлять никакия казни, пред смиренным служителем Божиим приходили в глубокое сокрушение, и раз навсегда отказывались от прежней жизни. Хищник возвращал чужое, непримиримый враг мирился с врагом, тяжущиеся прекращали тяжбу, ссорившиеся супруги забывали ссору, по внушениям служителя Божия, — потому что он не слуга человеков, а слуга и посланник Божий. О, мудрость земная! как слепа она, отвергая помощь неба, столько полезную даже для земли!
Рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви (Псал. 31, 5), так говорит кающийся Давид. Что это значит? Означает ли только сердечное сознание в беззаконии своем? Но об этом он уже сказал, когда сказал пред тем: беззаконие мое познах и греха моего непокрых. Если говорит Давид: исповем на мя беззаконие: то, и по значению слов, он говорит не о сознании греха в своей совести, а о поведании, обнаружении беззакония пред другим. Поверим слова песни Давидовой историею Давида, и найдем то-же. Пророк Нафан обличал Давида в грехе с Вирсавиею, и Давид не ограничился тем, чтобы сознать грех в душе своей; он исповедал беззаконие пред Нафаном, сказал в слух его: согреших ко Господу (2 Цар. 12, 13). Заповедь Божию о исповеди видим еще в законе Моисеевом; там Бог повелел возвестить Израилю: Муж или жена, иже аще сотворит от всех грехов человеческих, и презирая презрит Господа, и преступит душа óна: да исповесть грех, егоже сотвори, и да отдаст преступление истое (Числ. 5, 6-7). Известны различныя жертвы за грехи; принося их, исповедывали над ними грехи свои в присутствии жреца, который молился, дабы, для веры в будущую всемирную жертву, не взыскано было за согрешения (Лев. 4, 1-26). Предтеча Иоанн крестил во Иордане только тех, которые, приходя к нему, исповедали грехи свои. Он давал при том особенныя наставления мытарям, особенныя воину, и особенныя людям простым (Лк. 3, 10-15; Мф. 3, 6); а эта частность наставлений, конечно, сообразна была с тем, что неодинаковые открываемы были грехи, или неодинаковое положение душ открывалось исповедию. Что исповедь пред Иоанном не была делом произвола человеческого, о том ясно сказано. Фарисеи не хотели исповедывать Иоанну грехов своих и креститься от него, — и слово Божие говорит о фарисеях: совет Божий отвергоша о себе, не крещшеся от него (Лк. 7, 29-30).
Не понятно, как могут сомневаться в святости исповеди, когда не сомневаются, что покаяние в грехах должно быть искреннее? Если ты искренно каешься, если душа твоя полна скорби о грехах: при таком состоянии чего естественно ожидать от души твоей? Вопли и стон, горькия жалобы на потери, — вот что льется само собой из души скорбной! По крайней мере, тогда как свято чувство души, не может быть грешным выражение чувства; когда свята скорбь о грехах, свято и исповедание скорби о грехах. Напротив, нежелание открыть грех есть признак того, что грех еще нравится душе, что к нему не чувствует она отвращения, что скорбь о нем еще неискренна, неполна и неглубока.
Кто может оставляти грехи, токмо един Бог? В Его деснице — жизнь и смерть наша, пред Ним мы грешники. Он только и может простить, или не простить нас. Согрешил ты пред человеком? В его воле или предать тебя во власть суда, или примириться с тобою. Точно то же пред Богом. Кайся, сколько хочешь: но, пока не скажут тебе, что ты прощен, ты остаешься под ответственностию; — если-ж скажешь сам себе, что прощен ты: это будет новая дерзость, которая не останется без наказания. Правда, и в ветхом завете говорено было, что Бог готов простить кающегося грешника. Но решительный ответ на исповедь зависел тогда от будущего времени, от времени явления Примирителя. Тогда, как явился на земле Сам Сын Божий для примирения правды Божией с виновным человечеством, тогда Сын Божий возвестил людям, что Он, как Бог и примиритель, имеет право прощать грехи, и в Своем же лице Он передал Божественную власть своим рабам Приимите Дух Свят, сказал Он апостолам, имже отпустите грехи, отпустятся, и имже держите, держатся (Иоан, 20, 22-23). Поймите, как установление особенной власти прощать или не прощать грехи людей всего мира соответствовало времени самого полного откровения любви Божией к людям, самой полной близости Бога к человечеству. То, что передано было апостолам в отношении к грехам людей, передано было всем преемникам их, так как не для одного апостольского времени учреждал церковь свою Христос Господь, и так как не для одних апостолов дарован был Дух Святый, действием коего должно совершаться разрешение или неразрешение грешника. И в писаниях апостольских видим, что апостолы Христовы заповедуют преемникам своим продолжать дело примирения грешников с Богом, вручают им власть вязать и разрешать совести, с наставлением о употреблении сей власти. Вспомните, например, как не доволен был святый Павел пастырями коринфскими за их слабость в отношении к открытому грешнику (1 Кор. 5, 2). Итак, вот кто из людей имеет власть прощать, или не прощать грешника. Это те, кому передана сия власть самим Богом, искупителем — Сыном Божиим. Что же сказать о тебе, не призванный пастырь раскола, который сам на себя принимаешь власть Божественную, облекаешь себя правом, которого тебе не дали? Горе слепой дерзости твоей! А спасение ли и тем, которые ожидают от тебя того, чего дать ты им не можешь? Так — преступно, страшно пренебрегать богоустановленною властию, не обращаться к ней за выслушанием приговора грехам своим! Нет, идите к приявшему власть над совестию вашею, идите не как на суд человеческий, но как на суд Божий. Не человек будет произносить приговор вам; он — только слуга Божий, которому поручено именем Бога прощать, или не прощать грешника.
Служитель Божий, прияв власть прощать, или не прощать грехи, не может располагать этою властию ни по своему произволу, ни по произволу людей; он должен будет дать строгий ответ в употреблении сей страшной власти. Потому, он должен во первых внимательно осмотреть, достоин ли, или недостоин грешник прощения грехов?
Дать благодатное прощение недостойному означало бы подвергнуть себя осуждению; да и не означало бы спасения для того, кто примет благодать недостойно. Если же священник должен видеть, достоин или недостоин прощения грешник, а как человек, он может знать это только тогда, как открыто ему будет самим грешником, при пособии испытания, внутреннее состояние души грешной, ея дела, ея мысли, ея расположения: то исповедь пред священником столько же сообразна с волею Божиею, сколько несомненно Божественное установление власти прощать грехи. Итак, исповедь пред священником есть установление Божией воли. Страшись, грешная душа, скрывать дела свои пред служителем Божиим: он принял власть от Бога быть судиею всех дел твоих. — Если ты и успеешь обмануть его, как человека, в положении души своей: то не обманешь Бога, Который, зная все тайное, не оставит без грозного наказания твоего дела, не оставит потому, что ты оскорбляешь собственно не человека, а Бога и Духа Святого, действующего чрез Божиего служителя.
Служитель Божий приял власть над совестию, для спасения грешника от греха; он врач и учитель грешника. Смотря по состоянию душевной болезни, должен он подать и врачевство; смотря по ошибкам и недостаткам, он должен преподавать и наставления. Если же так: то искреннее желание грешника исцелиться от душевных болезней, искреннее желание идти прямым путем к спасению должно побуждать его искренно исповедывать грехи свои пред душевным врачем и учителем; точно так, как больной телом, искренно желая исцеления от болезни, сам рассказывает врачу о состояниях болезни. Итак, скрывать от священника грехи свои означало бы, кроме дерзости против воли Божией, слепую вражду против своего спасения.
Нужно ли после того говорить, что в первыя времена христианства исповедь была святым делом для всех? Ах! разве для того, чтобы обличить нашу холодность к святому долгу? Так как тогда сердца всех горели любовию к Господу: то имевшие несчастие впадать в грехи исповедывали тогда грехи не только вслух служителя Божия, но и вслух целой церкви, и исповедывали их не один час, но по несколько недель выставляли себя пред всеми, между кающимися. О, Боже мой! как далеки мы от лучших рабов твоих.
Словом апостола заключаю: час уже нам от сна востати. Отложим убо дела темная, и облечемся во оружие света (Рим. 13, 11-12). Аминь.
1846 г.

Поучение Схиигумена Саввы (Остапенко) (+1980г.) об исповеди

Одно из главных действий покаяния есть исповедь. По­сле того, как грешник придет в себя, подобно евангель­скому блудному сыну, испытает слово и совесть, познает свои грехи, обратится к Богу с сокрушенным и смирен­ным сердцем, укорит, осудит и оплачет себя перед Ним, он должен чистосердечна исповедать грехи свои перед священником, обнаружить свое греховное состояние.
Приступая к исповеди, надо выполнить три условия:
— надо примириться со всеми, кто тебе в тягость и кому ты в тягость. Если не успел лично примириться, значит, мысленно от всего сердца прости, оправдай их, а себя обвини. При встрече с ними проси прощения и веди себя соответственно своему покаянному чувству;
— надо иметь сокрушение сердца и смирение. Кающийся должен и наружно показать свое смирение, встать на колени;
— нерассеянно помолиться.
Итак, прежде всего ты должен примириться со все­ми, кто тебе в тягость и кому ты в тягость. Возможно, ты скажешь: «Что ходить и примиряться, я ни на кого не cержусь. Кто на меня сердится, тот пускай просит прощения». А почему на тебя сердятся? Значит, чем-то ты огорчил их. Проверь-ка совесть свою! А если совесть окажется действительно чистой, если ты ни­кого ничем не обидел, то ради любви к ближнему ты все же подойди и попроси прощения у всех, кто гне­вается на тебя по зависти, по ревности или по другой причине. Ведь они в большой опасности. В Евангелии говорится: «Всякий, гневающийся на брата своего на­прасно, подлежит суду» (Мф. 5, 22), осуждению Божию. И если ты не приложишь усилия, чтобы они помири­лись c тобой, значит, ты сам окажешься нарушителем заповеди Божией о любви. Как ты будешь подходить к Чаше жизни?
Некоторые говорят: стыдно, унизительно просить прощения. Стыдно в чужой карман залезать, а доброе дело сделать никогда не стыдно. Этим человек показы­вает свое смирение, а смирение и любовь — это самые высшие добродетели. Кому стыдно в том, значит, не из­жита страсть гордости, от нее-то и надо избавляться, надо силой воли принуждать себя просить прощения. Иногда задают вопрос: «Батюшка, что делать, когда не хотят мириться?»
Не хотят мириться только с теми, кто просит проще­ния и в то же время оправдывает себя.
Души человеческие понимают друг друга, как говорит­ся, с полуслова, сердце сердцу весть подает, так что, если мы искренне прощаем, не обижаемся и во всем обвиняем только себя, а других оправдываем, то непременно при­мирятся с нами даже самые непримиримые враги.
Ну, а если даже при таких условиях не захотят прими­ряться, тогда «добро творите ненавидящим вы» (Мф. 5, 44). Если мы будем делать добро обижающим нас, то эта ми­лость более всех других добродетелей защитит нас на мытарствах и Страшном Суде.
Не будем, друг мой, никого унижать, ни перед кем не будем возноситься, будем помнить, что мы хуже всех, потому на каждое укоризненное слово будем искрен­но говорить: прости. Это слово отгоняет смущение от души, подавляет гнев, истребляет несогласие, водворя­ет мир, так что злая сила не имеет возможности вредить тому, кто от сердца говорит: «Виноват я, прости меня».
На исповеди не надо ждать вопросов духовника, а надо самому исповедывать свои грехи, не стыдясь, не скрывая и не умаляя их важности. Если исповедь общая, то надо все грехи, которые перечисляет священник, до­вести до сознания и чувства и признать себя виновным во всем, ибо если какие грехи мы не совершали делом, то могли совершить словом или помыслом. Слово «гре­шен» надо произносить с чувствам глубокого раская­ния, а не машинально.
Исповедь есть подвиг самопринуждения. Многие не могут избежать соблазна самооправдания и на испове­ди часто говорят духовнику, что, дескать, согрешить-то я согрешил, но тот-то вынудил меня на грех… Особенно, когда каются в ссоре, гневе, раздражительности, обя­зательно осудят других. Тех обвинят, а себя выгоражи­вают. Такое покаяние фальшивое, ложное, лукавое, ли­цемерное, противное Богу. В этом признак самолюбия и отсутствия личного глубокого покаяния. Иногда гово­рят:
— Батюшка, у меня слабая память, я не могу вспомнить грех.
Смотришь, молодой здоровый человек и жалуется на плохую память.
— Нет, — говорю, — дело не в памяти.
— Правда, батюшка, я ничего не помню.
— Верю, верю! Но это не потому, что память плохая, потому, что живешь невнимательно и рассеянно и не придаешь грехам серьезного значения. Ты не останав­ливаешь своего внимания на грехах серьезного значе­ния. Ты не останавливаешь своего внимания на грехах, не фиксируешь их в памяти, поэтому и забываешь.
Вот и тебе. Д., надо обратить на это серьезное внима­ние, у тебя тоже есть пробел в этом.
За трапезу сесть мы не забываем, потому что есть хо­тим… Вот если бы мы с такой же силой алкали и жаж­дали небесной пищи, то грехи свои мы тоже не забыли бы. За стол не садятся с мешком на плечах, в тулупе рукавицах. Прежде сбрасывают груз, освобождаются от него, ибо он помешает трапезе. Так и Небесной Тра­пезой мы не сможем насладиться, если не сбросим гре­ховную тяжесть покаянием. Ежедневно душа обременя­ется грузом греховным; ежедневно надо и сбрасывать его покаянием.
Исповедывайся Богу перед крестиком своим. Кто по условиям жизни не может часто исповедываться и причащаться, для тех это крайне необходима. Господь принимает и такое покаяние. Так ты привыкнешь и за­помнишь свои грехи и будешь пребывать в постоянном спасительном покаянии. Пример — преподобная Мария Египетская.
Привычка [навык] — вторая натура человека. Она, как говорится, входит в плоть и кровь его и становится неотделимой от человека, у него вырабатывается так называемый рефлекс. Много действий человек делает по привычке, не задумываясь: моргает, совершает рит­мичное движение руками при ходьбе и пр.
Привычка моргать сохраняет роговицу глаз от вы­сыхания, привычка махать руками при ходьбе помо­гает человеку сохранить равновесие; так и в духовной жизни, например, у преподобного Макария Египетско­го выработалась благочестивая привычка на все вещи перед началом каждого дела полагать крестное зна­мение, то есть ничего не начинать без благословения. Однажды бес думал искусить его. «Залезу, — думает, — в рукомойник и наведу на него забвение, он забудет перекрестить рукомойник, а я тогда… ох, и подшучу же над ним!» Так он и сделал. Преподобный Макарий под­ходит к рукомойнику, по привычке перекрестил его крестным знаменем запечатал беса в рукомойнике. Беса ожгло крестное знамение, и он стал умолять пре­подобного Макария, чтобы тот выпустил его.
Видишь, Д., как дорог для нас благочестивый навык, а вообще-то говоря, надо так настроить себя, чтобы со­гласиться лучше не грешить, чем согрешив исповедо­вать грехи.
Какая бы ни была полная и искренняя исповедь, но на одежде души все еще будут заметны следы от пятен греховных. Окончательно изгладятся они только тогда, когда с радостью примем от Бога и епитимию (наказа­ние) за грехи свои. Но кто из нас радуется скорбям и бо­лезням? Единицы! Итак, изо дня в день, из года в год грехи наслаиваются в душе, и от такого груза бывает тяжело не только самому человеку, но и духовному отцу. Бесы обычно внушают нам или совсем не исповедывать согрешений отцу духовному, или исповедывать как бы от лица другого, или складывать вину своего греха на других. Я, дескать, выругался и наговорил много лиш­него потому, что М. и П. вывели меня из себя, натолкну­ли меня на эта.
Исповедь с самооправданием — мерзость перед Бо­гом! Где сокрушение о грехах, где самоуничижение? Вместо них — осуждение! К прежним грехам приложи­ли новый грех… смешали кашу с разбитым стеклом (Та­инство очищения с грехам осуждения) и вместо оздо­ровления получили новые язвы и болезни душевные: омрачение совести, стыд и укор, тяжесть в душе.
Нет! Это не исповедь. Это извращение святого Таин­ства. Оправдываться в любом случае не полезно: если совесть чиста, то о чем и беспокоиться, рано или поздно Господь выведет правду наружу, оправдает, а если со­весть обличает, тогда тем более нельзя оправдываться, потому что к тому греху прикладывается новый грех — ложь. Если обличает совесть или духовный отец, то надо прислушаться и исправиться. Надо проявить интерес к делу спасения, тогда и без дополнительных приемов будешь помнить грехи свои. Чем человек интересуется, про то он не забывает
Если ты едешь в поезде и с интересом смотришь в окно, то ничего не пропустишь незамеченным. Кажая мелочь, каждый штрих останется в твоей памяти, ты сможешь подробно рассказать все другим. А если смотришь в окно безучастными, ничего не видящими главами, если ты поглощен своими мыслями, то рассказ твой о поездке будет сухим, кратким, в общих чертах, без подробностей. А то и вовсе вынужден будешь ска­зать: «Да я ничего не помню! Все забыл!» Вот так и бывает на исповеди.

Слово протоиерея Михаила Труханова (+2006г.) перед исповедью

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
«Се, чада, Христос невидимо стоит, приемля испове-­дание ваше…».
Помните, рабы Божии, о Боге — Спасителе нашем всегда. Помните, как Свят Господь Бог наш и каковы мы сами, — грешники великие, согрешающие и делом, и сло­вом, и мыслию, и всеми нашими чувствами. Мы гордым своеволием уклонились от исполнения воли Божией всегда во всем благой, совершенной и желанной. Мы преступили и нарушили все заповеди Божии. Смирен­ной молитвой испросим у Бога прощение своих грехов… Прости нас, Господи, прости!
Господь прощает наши грехи при условии, что мы прощаем ближних, согрешающих против нас, — проща­ем тех, кто нас обижает, ругает, клевещет на нас и кто де­лает нам какое-либо зло. — Простим всех враждовавших и враждующих против нас, памятуя грозные слова Хри­стовы: если вы не прощаете, то и Отец наш Небесный «не простит вам согрешений ваших» (Мк. 11, 26).
Наше покаяние тогда истинное, действительное, вер­ное, когда, раскаиваясь в прошлых грехах, мы не Будем их повторять, но станем приносить плоды, достойные покаяния: преуспевать в благочестии и в творении до­бродетелей христианских.
Что нам нужно делать, чтобы не впадать в грех, не на­рушать заповедей Божиих, не преступать закона Божье­го? — Любить Бога всем существом и ближнего, как само­го себя. Нам сказано: «любящий другого исполнил закон» (Рим. 13, 8). Не делай другому того, чего не желаешь себе… А так как каждый из нас желает себе добра, любви, радости, то и всякому другому человеку нам должно эта же желать.
Я не хочу, чтобы вы меня обманывали, значит, и я не дол­жен обманывать вас. Я не хочу, чтобы вы на меня клеветали, значит, и я не должен клеветать на вас… И так во всем…
Господь говорит: «Молитесь, чтобы не впасть в искуше­ние» (Мф. 26, 41). Человек, смиренно молящийся Спасите­лю Христу, получит благодатную силу, делающую его побе­дителем в искушении, исходящем от плоти, мира и дьявола. Поэтому и будем по примеру святых отцов навыкать творить по­стоянно краткую молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!».
Творите ее всегда, чем бы вы ни занимались, где бы вы ни находились.
Помолимся же:
Господи Иисусе Христе Сыне Божий! Прости наши про­шлые грехи: делом, словом, помышлением и всеми нашими чувствами. Укрепи нашу волю, чтобы мы жили в послушании Твоей Святой воле — исполняли заповеди Твои и все, все делали во славу Твою.
Прости всех согрешающих против нас — прости тех, кто нас чем-либо огорчил, обругал, оклеветал… прости их! Мы их прощаем. Помилуй их и нас, Господи, по велицей милости Твоей.
И сподоби, Господи, впредь нам жить без греха, призывая Твое Всесвятое Имя в помощь и спасение. Аминь.
15.07. 1979 г.

Слово святителя Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического (+1857г.), перед исповедью в пяток 1-й недели Великого поста

Опять день покаяния и исповеди!
Еще раз раскроем мы пред Всеведущим мрачный свиток наших деяний, еще раз услышим от лица Его прощение во всем содеянном нами и пойдем в дом свой оправданными! Так неистощимо милосердие к нам Господа нашего! Правда Его могла бы совершенно отвергнуть нынешнее покаяние наше, могла бы сказать нам, что поскольку мы, приносив столько раз покаяние и принимав столько же раз прощение, не перестаем оскорблять ее грехами нашими, то и ей остается уже не миловать напрасно рабов преступных и лукавых, а вооружаться против них судом и казнью. Но так не поступят с нами: пред престолом сей Правды и ныне мы обретем ту же милость, ту же любовь и всепрощение!
Чувствуешь ли ты это, душа грешная? Чувствуешь ли, что ты давно стократ достойна ада, а тебе снова отверзут рай и царствие? Блюдись же, чтобы эта милость не была явлена тебе в последний раз!
Да, братие мои, на земле нет никого, кто бы мог сказать нам наверняка, что настоящая исповедь наша не есть для нас последняя. Это мог бы сделать Един Тот, в деснице Коего ключи ада и смерти (Апок.1, 18), о Нем же мы все живем, движемся и есмы. Но, Он Сам, в ограждение нас от безпечности, благоволил возвестить нам в Евангелии Своем, что день и час, как Его к нам пришествия, так и нашего к Нему отшествия, должны оставаться тайной для нас.
После сего каждый, кому дорого спасение души своей, принося ныне исповедь, должен принести ее так, как будто приносит ее в последний раз в жизни.
Как бы мы исповедывались, находясь на одре смертном? Исповедывались бы с глубочайшим сокрушением духа и нераскаянным омерзением ко греху, который тогда потерял бы для нас всю прелесть, исповедывались бы всецело, ничего не скрывая: ибо что таиться пред смертью? Исповедывались бы с твердой решимостью не уклоняться более на сторону лжи и беззакония, ибо тогда во всей силе открылась бы пред нами необходимость для человека жизни чистой и святой.
Поступим же теперь так, как мы поступили бы на одре смертном. Раскроем пред Всеведущим всю душу и сердце, все тайны страстей и греховных вожделений. Пусть милосердие Божие узрит все язвы и всю гнилость нашего внутреннего человека. Оно узрит их только для того, чтобы тем прочнее исцелить их. Приняв прощение во грехах, немедленно изгоним их не только из жизни и деяний — из самого воображения и памяти нашей. Пусть они остаются долей врага нашего, который подвигал нас на грех и радовался, когда мы преступали заповеди Господни. Дав перед Святым Крестом и Евангелием обет вести жизнь чистую и благую, будем повторять себе этот обет утром и вечером, в часы радости и печали, в храме Божием и дома, сидя на трапезе и покоясь на ложе, чтобы дело нашего спасения никогда не уходило от нашего внимания и обратилось в главное дело нашей жизни.
А для утверждения себя в этом необходимом подвиге, для ограждения себя от новых соблазнов жизни, от новых нападений со стороны страстей, возьмем с собою от святого аналоя в напутие жизни память смертную, ибо не напрасно сказано Премудрым: поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир.7, 39)! Аминь.

Беседа протоиерея Александра Ельчанинова (+1934г.) в пяток 1-й седмицы Великого поста

Беседа перед исповедью

«Се время благоприятно, и день очищения». Время, когда мы можем отложить тяжкое бремя греховное, разорвать вериги греха: «скинию падшую и сокрушенную» нашей души увидеть вновь обновленной и светлой. Но к этому блаженному очищению ведет не легкий путь.
Мы еще не приступили к исповеди, а душа наша слышит искушающие голоса: «Не отложить ли? достаточно ли приготовлен, не слишком ли часто говею?» Нужно дать твердый отпор этим сомнениям. «Если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению» (Сирах, 2, 1). Если ты решил говеть, — явится множество препятствий, внутренних и внешних: они исчезают, как только проявишь твердость в своих намерениях.
В частности, вопрос о частой исповеди: надо исповедываться много чаще, чем это у нас принято; по крайней мере во всех четырех постах. Нам, одержимым «дреманием леностным», неискусным в покаянии, необходимо вновь и вновь учиться каяться; это, во-первых; а во-вторых — необходимо тянуть какую-то ниточку от исповеди к исповеди, чтобы промежутки между периодами говения были наполнены духовной борьбой, усилиями, питаемыми впечатлениями от последнего говения и возбуждаемыми ожиданием близкой новой исповеди.
Другой смущающий вопрос, это вопрос о духовнике: к кому идти? Держаться ли одного во что бы то ни стало? Можно ли менять? В каких случаях? Опытные в духовной жизни отцы утверждают, что менять не следует, даже если это только твой духовник, а не духовный отец, руководитель твоей совести. Бывает, правда, что после удачной исповеди у священника, последующие исповеди у него же выходят какими-то вялыми и слабо переживаются, и тогда является мысль о перемене духовника. Но это — недостаточное основание для такого серьезного шага. Не говоря уже о том, что наши личные ощущения на исповеди не касаются существа таинства, — недостаточный духовный подъем во время исповеди часто бывает знаком нашего собственного духовного неблагополучия. Об этом о. Иоанн Кронштадтский говорит: «Покаяние должно быть совершенно свободное и никак не вынужденное лицом исповедующим». Для человека, действительно страдающего язвой своего греха, — безразлично, через кого он исповедует этот томящий его грех; лишь бы как можно скорее исповедать его и получить облегчение. Другое дело, если мы, оставив существо таинства покаяния, идем на исповедь для беседы. Вот тут-то и важно различать исповедь от духовной беседы, которая может совершаться и вне таинства, и лучше, если совершается отдельно от него, так как беседа, хотя и о духовных предметах, может рассеять, расхолодить исповедующегося, вовлечь в богословский спор, ослабить остроту покаянного чувства.
Исповедь не есть беседа о своих недостатках, сомнениях, не есть осведомление духовника о себе и менее всего — не «благочестивый обычай». Исповедь — горячее покаяние сердца, жажда очищения, идущая от ощущения святыни, умирание для греха и оживание для святости. Раскаянность — уже степень святости, и бесчувственность, неверие — положение вне святыни, вне Бога.
Разберемся, как нам относиться к таинству покаяния, что требуется от приходящего к таинству, как к нему готовиться, что считать важнейшим моментом (в той части таинства, которая касается исповедующегося).
Несомненно, первым действием будет испытание сердца. Для этого и положены дни подготовки к таинству (говение). «Видеть грехи свои в их множестве и во всей их гнусности — действительно, есть дар Божий», говорит о. Иоанн Кронштадтский. Обычно, люди неопытные в духовной жизни, не видят ни множественности своих грехов, ни их «гнусности». «Ничего особенного», «как у всех», «только мелкие грехи» — «не украл, не убил» — таково обычное начало исповеди у многих. А самолюбие, неперенесение укоров, черствость, человекоугодие, слабость веры и любви, малодушие, духовная леность — разве это не важные грехи? Разве мы можем утверждать, что достаточно любим Бога, что вера наша действенна и горяча? Что каждого человека мы любим, как брата во Христе? Что мы достигли кротости, безгневия, смирения? Если же нет, то в чем заключается наше христианство? Чем объяснить нашу самоуверенность на исповеди, как не «окамененным нечувствием», как не «мертвостью сердечной, душевной смертью, телесную предворящей»? Почему святые отцы, оставившие нам покаянные молитвы, считали себя первыми из грешников, с искренней убежденностью взывали к Иисусу Сладчайшему: «Никто же согреши на земли от века, якоже согреших аз окаянный и блудный», а мы убеждены, что у нас все благополучно! Чем ярче свет Христов озаряет сердца, тем яснее сознаются все недостатки, язвы и раны. И наоборот: люди, погруженные в мрак греховный, ничего не видят в своем сердце; а если и видят, то не ужасаются, так как им не с чем сравнивать.
Поэтому прямой путь к познанию своих грехов, это — приближение к свету и молитва об этом свете, который есть суд миру и всему «мирскому» в нас самих (Ио. 3, 19). А пока нет такой близости к Христу, при которой покаянное чувство является нашим обычным состоянием, надо, готовясь к исповеди, проверять свою совесть — по заповедям, по некоторым молитвам (например, 3-ья вечерняя, 4-ая перед причащением), по некоторым местам Евангелия (например, По. 5 гл., Римл. 12 г., Ефесс. 4, посл. Иакова, особенно гл. 3).
Разбираясь в своем душевном хозяйстве, надо постараться различать основные грехи от производных, симптомы от более глубоких причин. Например, очень важны, — рассеянность на молитве, дремота и невнимание в церкви, отсутствие интереса к чтению Священного Писания; но не происходят ли эти грехи от маловерия и слабой любви к Богу? Нужно отметить в себе своеволие, непослушание, самооправдание, нетерпение упреков, неуступчивость, упрямство; но еще важнее открыть их связь с самолюбием и гордостью. Если мы замечаем в себе стремление к обществу, словоохотливость, насмешливость, усиленную заботу о своей наружности и не только своей — но своих близких, обстановке дома — то надо внимательно исследовать, не является ли это формой «многообразного тщеславия». Если мы слишком близко принимаем к сердцу житейские неудачи, тяжело переносим разлуку, неутешно скорбим об отшедших, то, кроме силы и глубины наших чувств, не свидетельствует ли все это также о неверии в Промысел Божий?
Есть еще одно вспомогательное средство, ведущее нас к познанию своих грехов, — вспоминать, в чем обычно обвиняют нас другие люди, особенно бок-о-бок с нами живущие, близкие: почти всегда их обвинения, укоры, нападки имеют основания.
Необходимо еще перед исповедью просить прощения всех, перед кем виновен, идти к исповеди с неотягощенной совестью.
При таком испытании сердца нужно следить, чтобы не впасть в чрезмерную мнительность и мелочную подозрительность ко всякому движению сердца; ставши на этот путь, можно потерять чувство важного и неважного, запутаться в мелочах. В таких случаях надо временно оставить испытание своей души и, посадивши себя на простую и питательную духовную диэту, молитвой и добрыми делами упростить и прояснить свою душу.
Приготовление к исповеди не в том, чтобы возможно полно вспомнить и записать даже свой грех, а в том, чтобы достигнуть того состояния сосредоточенности, серьезности и молитвы, при которых, как при свете, станут ясны грехи. Иначе — приносить духовнику надо не список грехов, а покаянное чувство, не детально разработанную диссертацию, а сокрушенное сердце.
Но знать свои грехи, это еще не значит — каяться в них. Правда, Господь принимает исповедание — искреннее, добросовестное, — когда оно и не сопровождается сильным чувством раскаяния (если мы исповедуем мужественно и этот грех — наше «окамененное нечувствие»). Все же «сокрушение сердца», скорбь о грехах своих, есть важнейшее из всего, что мы можем принести на исповедь. Но что же делать, если «иссохшее греховным пламенем» наше сердце не орошается живительными водами слез? Что, если «немощь душевная и плоти неможение» так велики, что мы не способны на искреннее покаяние? Это все-таки не причина откладывать исповедь — Бог может коснуться нашего сердца и в течение самой исповеди: само исповедывание, наименование наших грехов может смягчить наше сердце, утончить духовное зрение, обострить покаянное чувство. Больше же всего к преодолению нашей духовной вялости служат приготовления к исповеди, пост, который, истощая наше тело, нарушает гибельное для духовной жизни наше телесное благополучие и благодушие, молитва, ночные мысли о смерти, чтение Евангелия, житий святых, творений св. отцов, усиленная борьба с собой, упражнение в добрых делах. Наше бесчувствие на исповеди большею частью имеет своим корнем отсутствие страха Божия и скрытое неверие. Сюда и должны быть направлены наши усилия. Вот почему так важны слезы на исповеди, — Они размягчают наше окаменение, потрясают нас «от верху до ногу», упрощают, дают благодетельное самозабвение, устраняют главное препятствие к покаянию, нашу «самость». Гордые и самолюбивые не плачут. Раз заплакал, значит — смягчился, истаял, смирился. Вот почему после таких слез — кротость, безгневие, умягченность, умиленность, мир в душе у тех, кому Господь послал «радостотворный» (творящий радость) плач». Не нужно стыдиться слез на исповеди, нужно дать им свооодно литься, омывая наши скверны. «Тучи ми подаждь слез в поста красный день, яко да восплачу и омыю скверну, яже от сластей, и явлюся тебе очищен» (1-ая седмица Великого Поста, пон. вечера).
Третий момент исповеди — словесное исповедание грехов. Не нужно ждать вопросов, надо самому сделать усилия; исповедь есть подвиг и самопринуждение. Говорить надо точно, не затемняя неприглядность греха общими выражениями (например, «грешен против 7-ой заповеди»). Очень трудно, исповедуясь, избегнуть соблазна самооправдания, попыток объяснить духовнику «смягчающие обстоятельства», ссылок на третьих лиц, введших нас в грех. Все это признаки самолюбия, отсутствия глубокого покаяния, продолжающегося коснения в грехе. Иногда на исповеди ссылаются на слабую память, не дающую, будто, возможности вспомнить грехи. Действительно, часто бывает, что мы легко забываем свои грехопадения; но происходит ли это только от слабой памяти? Ведь, например, случаи, особенно больно задевшие наше самолюбие, или, наоборот, польстившие нашему тщеславию, наши удачи, похвалы по нашему адресу — мы помним долгие годы. Все, что производит на нас сильное впечатление, мы долго и отчетливо помним, и, если мы забываем наши грехи, то не значит ли это, что мы не придаем им серьезного значения?
Знак совершившегося покаяния — чувство легкости, чистоты, неизъяснимой радости, когда грех кажется так же труден и невозможен, как только что далека была эта радость.
Раскаяние наше не будет полным, если мы, каясь, не утвердимся внутренне в решимости не возвращаться к исповеданному греху. Но, говорят, как это возможно? Как я могу обещать себе и своему духовнику, что я не повторю своего греха? Не будет ли ближе к истине как раз обратное — уверенность, что грех повторится? — Ведь, опытом своим, всякий знает, что через некоторое время неизбежно возвращаешься к тем же грехам; наблюдая за собой из года в год, не замечаешь никакого улучшения, «подпрыгнешь — и опять останешься на том же месте!» — Было бы ужасно, если бы это было так. Но, к счастью, это не так. Не бывает случая, чтобы при наличии доброго желания исправиться, последовательные исповеди и св. Причастие не произвели бы в душе благодетельных перемен. Но дело в том, что — прежде всего — мы не судьи самим себе; человек не может правильно судить о себе, стал ли он хуже или лучше, так как и он, судящий, и то, что он судит, — величины меняющиеся. Возросшая строгость к себе, усилившаяся зрячесть духовная, обостренный страх греха могут дать иллюзию, что грехи умножились и усилились: они остались те же, может быть, даже ослабели, но мы их раньше не так замечали. Кроме того, Бог, по особому Промышлению Своему, часто закрывает нам глаза на наши успехи, чтобы защитить нас от злейшего греха — тщеславия и гордости. Часто бывает, что грех-то остался, но частые исповеди и причащение Св. Тайн расшатали и ослабили его корни. Да сама борьба с грехом, страдания о своих грехах — разве не приобретение? «Не устрашайся», говорил Иоанн Лествичник, «хотя бы ты падал каждый день, и не отходил от путей Божьих; стой мужественно и Ангел, тебя охраняющий, почтит твое терпение.»
Если же нет этого чувства облегчения, возрождения, надо иметь силы вернуться опять к исповеди, до конца освободить свою душу от нечистоты, слезами омыть ее от черноты и скверны. Стремящийся к этому всегда достигнет того, чего ищет.
Только не будем приписывать себе свои успехи, расчитывать на свои силы, надеяться на свои усилия. — Это бы значило погубить все приобретенное. «Рассеянный мой ум собери, Господи, и оледеневшее сердце очисти; яко Петру, дай ми покаяние, яко мытарю — воздыхание и якоже блуднице — слезы».

Комментирование запрещено