Вознесение

Слово протоиерея Всеволода Шпиллера (+1984г.) в праздник Вознесения Господня

Господь Иисус Христос еще на Тайной Вечере говорил ученикам, что Он идет ко Отцу приготовить им место. «И лучше если Я пойду, потому что если не пойду, то не пошлю Утешителя вам. А пойду — придет к вам Утешитель — Дух Святый.» Эти слова относились не только к той ближайшей разлуке, которая ожидала учеников в крестной смерти на Голгофе Господа Иисуса Христа, они относились также и к Вознесению — последней разлуке. Эти слова не могли быть поняты учениками тогда, они их и не приняли. Но вот пришла смерть, пришло Воскресение… Наконец — 40 дней, в течение которых Господь Иисус Христос оставался на земле в этом мире и подготавливал учеников своих. В этом таинственном сорокодневии были еще откровения Божии, раскрывавшие тайны домостроительства нашего спасения. И ученики шли к Елеонской горе, уже гораздо больше зная и понимая, в чем состоит домостроительство спасения человеческого рода.

Они знали, что Господь, Сын Божий, воплотился для того, чтобы земное соединить с небесным. Они уже понимали и знали, что Царство Божье не от мира сего, что все, о чем говорил им Спаситель, все, что Он обещал, все относится совсем к другому миру — духовному, Божьему, к жизни в Боге, а не к здешней. И поэтому ученики уже не спрашивали Его у Елеонской горы: «Зачем Ты от нас уходишь, почему не остаешься здесь, на земле, в этом мире, которому же Ты обещал Царство Небесное?»

Такие вопросы возникают у людей и сейчас: «А почему Он ушел из этого мира? Но они возникают у людей недостаточно глубокой веры. Им обязательно нужно опереться здесь на какую–то силу. Если бы остался Христос здесь на земле, тогда эта сила, свидетельствующая о себе (и не только о себе!) была бы здесь. И авторитет… Божья сила была бы здесь рядом, в этом царстве владычествовал бы Царь, не было бы зла, все было бы хорошо… Но Царство Христа — Царство не от мира сего. И вот они прощаются с Ним на Елеонской горе — Христос возносится.

Что значит Вознесение Христа, братья и сестры? Возносится, уходит из этого мира в плоти, в теле человеческом, уносит его туда. А куда? — В Божий мир! Вознесение есть прежде всего прославление человеческого естества, человеческой природы. Вознесение это — сила Рождества Христова, свидетельствующая о нерасторжимости земного с небесным. Именно для того, чтобы соединить небесное с земным, земное с небесным, для этого и пришел Христос, для этого Сын Божий и родился, принял нашу человеческую природу, человеческое естество. Вознесение — это сила Воскресения Христова. Почему? Потому, что воскресший Христос должен был обрести силу, власть вознести воскрешенную Им плоть в другой, Божественный мир. Это — сила Вознесения… Вознесение Христово есть, повторяю, прославление человеческого естества. И какое прославление — оно возносится и садится одесную Отца! В недрах Пресвятой Троицы — человеческое естество, человеческая природа, человеческая плоть Воскресшего и Вознесшегося! Господь говорил: «Славу, которую Ты дал Мне, Отче, дал Я им — ученикам, последователям своим. Я хочу чтобы они были там, где — Я!» А Он — одесную Самого Бога Отца! И там с Ним человеческая природа, плотское естество.

Вот почему, когда апостол Павел был в Афинах и держал речь в Ареопаге, как вам известно, он говорил о том, что Христос есть Бог, а мы, люди — род Его, Божественный род. «Вот Кого я проповедую перед вами.» Мы потому — Его род, что даже тело человеческое, природа — там, у Бога, вознесенная Господом Иисусом Христом. Вот что ученики узнали и поняли, и вот почему возвращались они с радостью, хотя и разлучившись со Христом. Окончательно? Совсем? Нет, потому что они слышали и другие слова — слова другого обетования Христа: «Не оставлю вас сиры!»

Непреходящее значение Вознесения Христа в домостроительстве нашего спасения и прославления именно в этом и заключается. Вознесение пролагает путь сюда, в этот мир третьей ипостаси Пресвятой Троицы — Духу Святому. Почему? Почему сказано, что «если не пойду, то не придет Дух Святый? А если пойду — придет к вам Утешитель?» Какая связь между одним и другим? Это — тайна! Притом, тайна внутрибожественной жизни. Перед этой тайной изумевает и останавливается ум человеческий, не будучи в состоянии ее постичь, войти в нее. Изумевает… И пусть изумевает! Мы с вами слишком привыкли все, все тайны бытия нести на суд своего ума, который, мол, может все постичь, все рассудить и поставить все на место…

Но что такое этот ум человеческий? Он дает очень много для устроения нашей жизни здесь, на земле. Но должны быть — и они есть — тайны другие. И перед ними ум изумевает. И пусть изумевает! Не на суд ума мы будем притягивать факты и истины богооткровения, а наоборот: на суд тому, чему учит нас откровение и о чем говорят нам факты, изложенные в Священном Писании. Вот на их суд мы будем привлекать свой разум, ум свой, а не наоборот! Поэтому пусть наш ум не смущается, не изумевает перед этой тайной зависимости ухода из мира Христа в Вознесении и ниспосланием сюда Духа Святого, тем более, что мы знаем, что Дух Святый был ниспослан ученикам, и вошел в этот мир. И вошел Он как раз для того, чтобы земное сделать небесным, небесное — земным, чтобы освящать и одухотворять эту здешнюю жизнь. И мы знаем, как Он действует в этом мире, как одухотворяет нашу жизнь, и как ее освящает, и как действительно земное превращается в небесное.

Когда человек смотрит в небо, то душа его расширяется, мысли его направляются горе — наверх, и он видит духовными своими очами что–то, что не может увидеть простыми глазами. И он знает, этой душе открыто, что есть еще другое небо, кроме того физического, которое над нами распростирается. За ним есть («за» — «мета» по–гречески), за этим физическим небом есть еще другое — метафизическое небо, та другая, духовная действительность, Божественный мир, куда и ушел Христос.

И мы с вами сейчас, стоя и взирая на небо у горы Елеонской, можем увидеть след в этом небе, оставленный Вознесением Господа Иисуса Христа. И мы знаем, что Он ушел туда, но оттуда идет Дух Святый! А придет и Сам Христос во славе — И это обетование нам известно… След от Вознесения, от уходящего туда Христа и говорит нам о том, что Он опять придет сюда. И первоначальная Церковь Христова — первые христиане — имели молитву и молились ею постоянно: «Господи Иисусе, гряди к нам!» И этой же самой молитвой пусть каждый из нас сумеет научиться молиться Христу, ожидая с надеждой, чая Его пришествия, живя здесь в одухотворении силою Духа Святаго, превращающего все земное в небесное, и нас самих — в настоящий род Божий, о котором говорил апостол Павел.
«Ей гряди, Господи Иисусе!» Аминь.
1979г.

Слово святителя Иннокентия (Смирнова), епископа Пензенского и Саратовского (+1819г.), в день Вознесения Господня

Господь же по глаголании, вознесеся на небо (Мк. 16, 19).

И так нет нужды оставаться долее на земле. Вождь и глава наша восшел в горняя; свет истинный, просвещающий землю и весь мир, взятся, хлебь сшедый с небесе (Ин. 1, 9), питающий в жизнь вечную, паки на небе; надежда и радость наша, наставник и друг, Судия и утешитель и спасение и жизнь вознесеся; и облак скрыл Его.
Но не будем, Христиане, праздными или печальными слышателями сего возшествия. Им утверждается слава великих подвигов на земле; и земнородным возвещается радость небесная. Путь от яслей до гроба, исполненный скорбей и страданий, путь крестов безчисленных, сосредоточившийся во единый крест на Голгофе, отныне прославляется небесною славою; поелику им прошел на небо Иисус Христос. Человек перстный, изгнанник Рая сладости (Быт. 3, 23) всюду преследуемый пагубою и клятвами, кроющийся на земле в трепете смерти временной и вечной, отныне имеет дерзновение восходить на небо путем новым и живым, который прославлен вознесением Господа. Иисус Христос, сый образ ипостаси Отчей (Евр. 1, 3) и образ наш, как наименовал Сам Себя, образ дах вам (Ин. 13, 15), вознесся ныне с плотию распятою; и, как Царь неба, усвоенному человечеству даровал небесное царство; как Господь славы, облек его Своею славою; как Бог всяческих, спосадил на престол Божества — вознесеся и седе одесную Бога (Мк. 16, 19). И так Его Божественный восход есть образ нашего восхождения; Его слава одесную Бога есть образ нашего прославления, или прославления тех, которые под Его Крестом воинствуют на земле и побеждают, веруя обетованию — сести на престоле (Апок. 3, 21) по образу победившего и седящего со Отцем Иисуса Христа.
Видите, Слушатели! какою славою утешает Христиан торжественное вознесение Господа; и, если кто еще не вступил на путь Господень, медля на распутиях мира, коликим обетованием и какою силою влечет от земли на небо! Повинемся и мы сему влечению силы Божией от неба, касающейся ныне каждого слышателя о вознесении. Но, дабы не суетно было наше повиновение, воззрим на то, куда от земли возноситься должно, и изобразим пред собою хотя слабую тень нашего во времени возвышения.
На земле размышлять о небе, на которое восшел Иисус Христос, и земным языком изрекать тайну седения одесную силы, стольже было бы суетно, как слепорожденному размышлять о цветах, и немому повествовать о духе. Восхищенный до третиего небеси, впрочем восхищенный токмо в рай, слышал глаголы неизрекаемые (2 Кор. 12, 4) языком человеческим; как же можно человеку, пригвожденному к земле, повествовать о том, чтó превыше всех небес? Но если глас слова Божия, никогда неумолкающий, и глас Церкви, выражаемый в многообразных действиях и знамениях, внушают искать вышних, идеже есть Господь одесную Бога седя (Кол. 3, 5), горе иметь сердца (Литург. Злат.) и возвышаться к небесным; то не помышлять о небе, на которое возноситься должно, и не говорить о нем, как о тайне, превышающей мудрость мира, значило бы заключать небо всем отверзтое. Не дерзая касаться третиего небеси, коснемся первого, которое может быть к нам столько же близко, как и земля нами обитаемая.
Будет время, когда сие небо и земля прейдут, когда звезды небесныя (Ис. 34, 4), удивляющия землю величием, как листвие, спадут с небесе, и все стихии сожигаемы разорятся (2 Петр. 3, 10); но человек никогда не прейдет от бытия своего и среди всеобщего разрушения, хотя бы восхотел тлена, и поискал смерти могущей уничтожить его, не истлеет и не умрет (Апок. 9, 6), По сему излишне было бы ныне собирать множество земли, воздвигать горы на горы, или устроять крыле, дабы возноситься к видимому небеси. Оно, поколику носит в себе тление, низко для нетленного духа человеческого. Дух бессмертный ищет и неба бессмертного; действующий разумом и волею устремляется туда, где истина и свобода, где премудрость и блаженство. Есть другое небо для духа нашего, нетленное и вечное, или высота духовная, которая на языке человеческом, по некоторому сходству, именуется небом.
Если бы внутреннее око наше не помрачалось суетою и страстьми: то видимое небо и видимая земля были бы для нас отверзтою книгою, в коей можно читать невидимая Божия (Рим. 1, 20), поучаться тому, как духовное солнце, освещая вся, питает, растит и привлекает к себе души человеческия; поелику мир вещественный, сотворенный тем же словом и по тем же законам, как мир духовный, есть образ духовного, и, если можно уподоблять более, есть покров его, как тело есть покров души нашей. Но земный разум, опирающийся токмо на чувственных опытах, носится на единой поверхности неба и земли, и кроме вещества не видит в них ничего. В самом небе обретает землю; когда земное измерение путей и времени относит к светилам небесным.
Бог наш есть Бог небесный (Ин. 5, 45), живый и царствующий на небесех (Пс. 2, 4), небо имеющий престолом (Мф. 5, 34) Своим. Но если, по словам премудрого, и небо небес (3 Цар. 8, 27) видимых не довлеет Ему; то не стихийная высота, удаленная от взоров человеческих, служит престолом Господу, но святость от Него Самого исходящая, и к Нему же возвращающаяся. Бог седит (Пс. 46, 9), восклицал единый из тайновидцев, на престоле святости Своея (2 Кор. 11, 31). Вечно Сый никогда не исходит из Себя, из Своего неприступного света (1 Тим. 6, 16), коим облекается; из блаженной вечности, в коей почивает; из безпредельного величия, по коему ни в какой твари, ни во всем мире не вмещается. Следственно там есть небо, где Бог неприступный и безпредельный; там небо, где открывается Его святость всеосвящающая, где является истина вечная, так как Он есть истина (Ин. 14, 6), где обитает любы совершенная (1 Ин. 4, 13), которую Он дарует и совершает; где почивает мир всяк ум превосходяй (Флп. 4, 7), который от Него исходит, и Сам Той мир есть (Ефес. 2, 14); где избыточествует духовная радость, которую раждает Дух Утешитель (Ин. 14, 26): словом, там есть небо, где Господь Своею силою, благостию и Божественностию открывается, действует и царствует.
Первосозданный человек видел сие небо; по мере правды и святыни, вмещал его в себе, и жил на нем, доколе силы вышнего (Лк. 1, 35) действовали в нем так, что он не препятствовал их действию, покаряяся весь без останка: но вскоре заключил оное небо, когда свою волю поставил преградою воле Божией, свой разум простер завесою вечной премудрости; или, по образу денницы, мечтая свои силы сравнять с силами Вышнего, мечтая быти, яко Бог, пал с оного неба на землю, и низверг с собою весь род человеческий. Отселе в каждом человеке, что ни находится собственного, есть плоть, рожденная от плоти (Ин. 3, 6), и земля, заимствованная от земли. Сердце, соделавшееся источником злых помышлений, столь на низкой степени поставило человека, что он, когда творит своими силами и по своей воле, творит токмо противное и враждебное Господу. Бог есть истина; а все дела человеческия лжа суть, хотя бы многие им верили как несомненной истине; поелику древний корень лжи, неизторгнутый из сердца, произращает их. Бог есть любы, а дела человеческия суть зависть, хотя бы многими опытами доказывалась их любовь, так как в них созревают плоды Едемской зависти. Господь мир есть, а дела человеческия суть возмущение и мятеж, хотя бы примирялись ими целые народы; поелику возмутитель царствия Божия тайно внушает их, в чаянии достигнуть своего намерения. В Господе радость, а в делах человеческих печаль и скорбь, хотя бы на вся дни увеселялися ими светло; потому что на них лежит печать небесного осуждения: в болезнех и скорби жить на земле (Быт. 3, 16), и в довершение всех болезней умирать смертию (Быт. 2, 17). Таким образом дух человека и весь человек, погрузившийся в себя, сколько бы своими силами ни возвышался в очах человеческих, есть земля неустроенная, и дотоле останется землею, доколе паки весь не покорится силам Вышнего; или снидет в бездну грехов последнюю.
Навсегда сокрылось бы от нас блаженное небо, если бы Иисус Христос не приклонил его нисшествием Своим, и не отверз всемощным Крестом, убив вражду на нем. Во Христе блогоизволи Бог всему исполнению Божества вселитися, и тем примирити к Себе всяческая, избавить нас от власти темныя и преставить в царство Сына любве Своея (Кол. 1, 19). Отец, почивающий в Сыне, почивает и там, где Иисус Христос вселяется, где кровь Его (Ефес. 1, 7), погашающая пламень вечного гнева, течет во исцеление; плоть, распятая и погребенная, приемлется в одежду нетления и святости: ибо Иисус Христом восставляется святыня, правда, любовь, мир и радость Божественныя. По сему там отверзается и есть небо, где Иисус Христос.
Святые Божии, победив на земле мир, под завесою сиречь плотию (Евр. 10, 20) Иисуса Христа приступили ко свету неприступному, возшли во святая, во Христе и со Христом торжествуют ныне; и потому суть небо.
Живущие на земле, когда собираются не во имя земли и человека, но во имя Господа Иисуса, — составляют небо: тогда Он пребывает между ними: идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их (Мф. 18, 20). Убо в каждом собрании во имя Христово на земле, есть небо.
Сердце человека, если столько укрепляется в вере и возрастает в любви, что все отверзается для Иисуса Христа, и Он нисходя к нему, Своею святостию творит обитель Себе (Ин. 14, 23); то и сердце человеческое есть небо.
Слово Божие уверяет нас в тайне пребывания Христова на земле до скончания всех времен: Се Аз с вами есмь во вся дни, до скончания века (Мф. 28, 20). По сему и небо с нами и посреде нас, хотя бы мы не касались его. Если сие Божественное небо может отверзаться когда либо в чувственных образах и для чувственного человека: то здесь, когда преломляется хлеб небесный и подается чаша жизни, некоторым образом край оного неба отверзается и для нас.
Но размышляя о небе, если мы возводим к нему только умственные взоры, оставляя на земле желания наши; то усвояем себе укоризненный вопрос, слышанный некогда свидетелями вознесения: Мужие Галилейстии, что стоите, зряще на небо (Деян. 1, 11). Христиане! почто размышляя о небе, не желаете его; взирая на его славу и величие, не возвышаете к нему сердец ваших?
Столь близко приклоненное к нам небо, не для того ли всюду простирается, чтобы от всех стран и мест можно было восходить к нему, и не в чувственных токмо действиях, но и в сердце полагать (Пс. 83, 6) непрестанныя восхождения? Столько благ вечных, которыя обемлет небо, и из коих каждое превышает цену всего видимого, предлагается на земле, дабы там было сердце ваше, туда стремилось и там успокоивалось, где сие вечное сокровище. Идеже сокровище ваше, ту будет и сердце (Мф. 6, 21).
Но сколь близко к нам небо, столько, по видимому, мы далеки от него, и столь же трудно к нему восхождение. Раждаются иногда желания к сему возвышению; но, как слабыя искры в густой мгле, в тоже время, как возгараются, погасают. Усиливается иногда ум отвлечь хотения от суеты; но, как темничный узник, пременяет только место темницы, а не освобождает. Подлинно, тяжелыя узы пригвождают вас к земле, и столь же многочисленныя, сколько земных предметов нами желаемых; столь же крепкия, сколь крепка любовь к ним возбуждаемая. Но, если ничто земное само собою к воле нашей не прилепляется, — напротив мы прилепляемся ко всему земному; если твари превратностию и тлением, удаляют нас от себя, прекращая наше к ним стремление, напротив мы не престаем устремляться к ним своими желаниями: то не земные предметы, но желания в воле нашей раждающияся, суть узы наши, пригвождающия к земле. Апостол в наставлении искать вышних, все сии узы рассекает единым словом: жить не человеческим похотем, но воли Божией прочее во плоти время (1 Петр. 4, 2).
И так, не от внешних сил, не от насильственного влечения зависит то, чтобы от земли разрешалися сердца наши: но от внутренней силы воли, которая может разрешать узы ею составляемыя; может пресекать желания от нея раждающияся. Впрочем, сия великая мощь ничтожна, когда мечтаем силами нашего разума подкрепить ее; но тогда делается истинно великою, крепкою и непреодолимою, когда одушевляется верою, могущею победить не себя токмо, но царствия; когда подкрепляется упованием всесильной помощи; приобретается и возобновляется в молитвенных подвигах.
Маловерие колеблет нас между небом и землею, между похотями человеческими и волею Божиею, и потому мы ни студены, ни теплы (Апок. 3, 16); но тот, в чьем сердце возгарается пламень веры, дабы пресечь в себе похоти человеческия, и волю свою истощить до того, чтобы в ней действовала токмо воля Божия, вступает на путь Иисуса Христа, с Ним нисходит в ясли, уничижением всего собственного; с Ним восходит в пустыню, туда, где искушается сила веры и упование; с Ним алчет и жаждет, по вся дни умерщвляя плоть свою; за Ним следует в пусто место, или в гору для молитвы; Его крест приемлет на рамена свои — в любви терпения и скорби; с Ним погребается в умерщвлении всего человеческого. Сей путь Иисуса Христа есть единственная на земле стезя, ведущая на небо; Он есть воля Божия, открытая в действиях Христовых.
Нам неизвестно, когда приходит всесильная помощь от Господа к тем, которые вступают на путь сей, впрочем не таится от нас, что житие их на небесех (Флп. 3, 20), хотя телом на земле пребывают, и поелику Иисус Христос в них есть (2 Кор. 13, 5); то в них и небо.
Отселе обращаясь к себе и миру, что можем найти столь славного и великого в себе и на земле, по чему отлагаем восхождение на путь небесный? тлен земли, превращающий все во изтление; суетность мира, как вихрь кружащая мысли и хотения наши; бренность тела непрестанно разрушающегося и умирающего; низость ума в самых великих деяниях не восходящого выше самого себя; повреждения воли, коею любим только себя и сею любовию, как льстивым лобзаниен сами себя предаем врагам нашим: сии ли преграды удерживают нас от пути небесного, ведущего к вечному торжеству и церкви первородных на небесех написанных (Евр. 12, 23)? Но если подвижники неба слышат, что вся тварь совоздыхает с ними и сболезнует, чающи их всыновления и своей свободы (Рим. 8, 20-23); то сия же тварь воздыхает и от нас, порабощающих ее суетности, и тело наше, как твари повинующаяся нам, воздыхает о своем и нашем порабощении.
Наипаче же сколь многими и сколь сильными воздыханиями, иногда укоризнами и обличением, иногда стенанием и воплями убеждает нас искать свободы от рабства тлению, тот останок небесного в нас дыхания, который ничем временным и земным не насыщается?
О если бы хотя превратность всего видимого волнения мира, воздыхания внешния и воздыхания внутренния, совокупно поражая, и взаимно усиливаясь, наконец подвигли нас искать покоя от земного смятения, внутри и вне нас непрерывно увеличивающегося; и подвигли так, чтобы не языком токмо, но и сердцем от всея силы и от всея крепости возопили ко Господу: Христе вознесшийся! Твоею силою вознеслися от земли нам подобнострастные человеки (Иак. 5, 17); даждь и нам крыле, да от сея суеты, от сих мятежей полетим к Тебе по стезям Твоим, и на них почием (Пс. 54, 7)! Аминь.
Говорено 17 Мая 1815 года.

Беседа архимандрита Антонина (Капустина) (+1894г.) в четверток шестой седмицы по Пасхе

Что вы стоите и смотрите на небо? (Деян. 1, 11)

Знаменательные четыредесять дней, предшествовавшие вступлению Господа нашего Иисуса Христа в служение людям, предшествовали и Его исходу от людей. Великая тайна земной жизни Богочеловека скрывается и в той, и в другой Четыредесятнице. Но мы не смеем коснуться ее после того, как Слово Божие покрыло ее молчанием. Скажем о том, что не есть тайна.
В течение 40 дней внимая проповеди о Царстве Божием, ученики Господа имели довольно времени усвоить ее и зрением, и слухом. Один способ помогал другому. Небесно-земное, духовное Царство это начало делаться им понятным после того, как несколько раз их Учитель то вдруг являлся им, то делался невидим. Они должны были заранее приучить себя не видеть Господа и думать, что Он с ними; разлучиться с Ним и не скорбеть о разлуке. Мы видим, что они приучили себя довольно. В самые первые минуты своего лишения они уже радовались. Без сомнения, и благословение возносящегося Господа вносило в их сердца начатки того мира, который Он обещался оставить им (Ин. 14, 27). Без сомнения, и само обетование Утешителя уже служило им утешением. Но, как сейчас увидим, и того и другого было мало для их полного успокоения. Они нуждались в особенной, чрезвычайной помощи, которая могла бы в первые же минуты сиротства уверить их, что они продолжают оставаться под тем же особенным вниманием и попечением Божиим, каким они пользовались и при Учителе, Который видимо оставлял их навсегда.
С неизъяснимым чувством должны были они смотреть на последнее совершавшееся перед ними чудо Его — видеть, как всё далее и далее скрывался Он от них в высоте небесной, и, конечно, не могли отвести очей своих от сладчайшего зрелища. Может быть, Его уже и не было видно, но взор их еще стремился за Ним, еще искал Его. В этом общем напряженном внимании к совершавшемуся неизглаголанному и неизъяснимому последнему таинству Евангелия вдруг их поражает голос: Мужи Галилейские! Что вы стоите и смотрите на небо? Как? На небо? — могли бы возразить они, если бы способны были беседовать в то время. Никто из них и не думал видеть неба. Все смотрели на Господа, восходившего где был прежде (Ин. 6, 62). Однако ангельское слово не бывает напрасно, а голос тот был голос двух ангелов, неведомо как и когда очутившихся между апостолами. Видно, что Возносившийся не был один, когда благословлял учеников и отступал от них, и что неболествичная гора была наполнена множеством иных зрителей, приникавших в завершавшееся таинство Евангелия. Только после этого нежданного вопроса ученики, может быть, действительно заметили, что они смотрят на небо. После этого, если бы они и пожелали еще посмотреть на Господа, перед ними было бы уже одно небо.
Это самое небо с тех пор для всякого ученика Христова стало, с одной стороны, стеной между ним и Учителем, а с другой — дверью к нему и сделалось, таким образом, вдвойне достопримечательным для христианина-мыслителя.
1. Земля и небо в слове Божием и в обыкновенной речи человеческой очень часто принимаются как две составные и как бы равномерные части одного целого для показания всеобщности бытия и делят, таким образом, весь видимый Мир на две половины — верхнюю и нижнюю, земную и небесную. При таком взгляде на вселенную — чем кажется человеку небо? Отдаленным сводом, со всех сторон объемлющим землю; сводом, по эту сторону которого — наш мир, или «сей мир», с землей, воздухом, облаками; по ту сторону другой мир, или «тот свет», жилище Бога, ангелов и праведных душ. Сам свод небесный, таким образом, представляется уже не небом, а только границей неба, его началом, за которым предполагается несколько высших степеней — до самой высшей, где живет Бог. Этот простой взгляд на небо и землю, несмотря на то, что вводит их как смежные и совокупные части одного великого целого в общий союз, полагает между ними не переходимую черту. Как граница мира духовного, небо не может принимать в себя ничего телесного, а с другой стороны, как граница мира телесного, всё, идущее из того в этот мир, заставляет принимать чувственный образ.
Если бы, остановившись на одном этом понятии неба, мы, подобно апостолам, устремились взором вслед возносящегося в небесную высь Господа нашего Иисуса Христа и не имели их утешения, с каким нетерпеливым чувством смотрели бы мы на небо, ставшее стеной между нами и нашим Господом, закрывающее, от нас Бога и вообще не дающее нам составить никакого понятия о многотаинственном будущем Мире! Но зато как просто, ясно и отчетливо отвечало бы это распростертое над нами покровом небо на многие другие вопросы сердца! Недоступное телесному и умственному зрению, как близко и доступно оно было бы взору веры! Как бы всё живило и утверждало, сводило к порядку и единству! Седяй одесную Отца, Господь с небес призирал бы на сынов человеческих (Пс. 13, 2) милостью, и правдой, и всякой благодатной помощью. Человек восходил бы от земли к Богу любовью, размышлением, говением, молитвой, чистотой, святостью — в ожидании часа, когда наступит его полное вознесение на небо. Чем разделеннее, таким образом, представлялось бы небо от земли, тем ближе был бы к христолюбивой душе Христос. Вера святая была бы живее, любовь теплее, надежда вернее, чувство благоговейнее, мысль сосредоточеннее, характер крепче, настоящее спокойнее, будущее отраднее. Всё было бы хорошо, потому что всё было бы определенно и твердо в душе христианина. Но…
Точно ли земля и небо делят собой на две половины вселенную? Долговременное и тщательное изучение видимого мира показало, что земля не только половины, но и малейшей части его, сколько-нибудь заметной, не составляет в цепи всего творения Божия. Свидетельство нашего зрения получило другое изъяснение. Вместо «свода небесного» представилось одно беспредельное пространство, в котором совершают свое течение великие светила, гораздо большие нашей земли. Ни начала их сонму, ни конца нельзя ни видеть, ни знать, ни даже, может быть, предполагать. Земля наша в их ряду оказалась столь ничтожной, что если бы мы не были земнородными, могли бы вовсе не знать о ней. Вместо половины всего она стала почти ничем. Вместо середины мира ее место оказалось в стороне, и даже в своем, так сказать, углу ее место не представляется ни первым, ни последним, ни средним, наконец!
При таком понятии о мире, нами обитаемом, что должно сказать о небе? Может быть, покажется странным, но остается признать, что или неба нет, или и мы — со своей землей — на небе. Ибо если небо есть только пространство от поверхности земной всюду, вверх, в беспредельность, то и сама земля, конечно, должна быть представляема на небе. Нет никакой ни между чем границы. То вещество, которое мы видим на земле, могли бы увидеть и повсюду, сколько бы ни уносились в высоту и даль воображаемого неба. При таком всеобъединяющем понятии о Мире, по-видимому, должно бы исчезнуть всякое средостение между нами и Богом и мы ближе должны, так сказать, подойти ко Христу, — но выходит иначе. Заменившая свод небесный безграничная пустота влечет нас неизбежно к вопросу: где же то веруемое небо, жилище Божие, куда вознесся Господь наш Иисус Христос и где восседает Он одесную Бога? В той пустоте, которую простое зрение принимает за распростертый над землей покров, должна рассеяться всякая мысль о небе. С ней рассеивается более или менее и наша живая и оживляющая вера во всё небесное, на место которой также является в душе безграничная, безвидная, бескачественная, беспредметная пустота. В этом случае видимое нами небо становится действительным средостением между нами и Иисусом Христом. Не говорим более. Кто привык раздроблять небо частными наблюдениями и верит более в свой рассудок, нежели в Божию непостижимость, тот знает, какая бездна отделяет благую, светлую, теплую, утешительную веру в Богочеловечество Христово от страшного своей пустотой и темнотой, холодного, бесчувственного неба звездочетцев.
Братия! Что вы стоите и смотрите мысленно на небо? Небо так много говорит сердцу в то время, как мы его не знаем, и отказывается вовсе говорить, когда мы начинаем понимать его! Небо, взявшее от очей апостолов Господа Иисуса, ищет как бы взять Его и от нашего ума! Небо, предназначенное поведать славу Божию, вводится в необходимость утаить славнейшее для нас дело Божие — восстановление нашего богоподобия. Небо, к которому мы так часто возводим молитвенный взор и возносим молитвенный вздох, на теплейшее устремление души отзывается бездушной и бесчувственной пустотой! Чего нам ждать от него? Чего искать, в самом деле, от такого неба? Должно ли, несмотря на свидетельство науки, представлять его в соответствии с простым взглядом другим миром, Царством Небесным, чтобы не охладить веры, или, несмотря на чаяние сердца и на призыв веры, признавать его пустотой, чтобы не уничижить науку? Искать, братия, чтобы чем вернее мы будем узнавать его, тем ближе оно сходилось с верой, чтобы оно не было ни в каком случае ни мнимым, ни действительным средостением между нами и Христом, как оно не было таковым в преславную минуту вознесения Христова. Как же это сделать?
Во-первых, той границы миров видимого и невидимого, которой не напрасно так упорно ищет глаз и так томительно чает сердце человека, не отрицать, а искать всё далее и далее — далее всего, что доступно вооруженному всяческим искусством опытному познанию.
Во-вторых, не держаться рабски той мысли, что малое есть вместе и маловажное, не главное есть вместе и несущественное, ибо и то и другое суть равно дело Творческой воли, неизвестно где и в чем положившей свою окончательную цель.
В-третьих, величия Божия не измерять по человеческим, и притом односторонним, понятиям; изумевая перед непостижимыми делами творения, не менее того благоговеть и перед неисследимыми путями Промышления Божия.
В-четвертых, не гаданием и соображением поверять действительно бывшее, а на суд действительного призывать только достоверные и несомненные выводы здравого разума.
В-пятых, наконец, иметь всегда некоторую степень недоверия и к выводам разума, как и вообще к тому, что человек думает и как бы неизбежно нудится думать о вселенной, зная только малую часть ее, и ту — внешним образом.
При таком смиренном и осмотрительном воззрении на небо оно не перестанет быть для нас всё тем же небом, и носящаяся в нем мысль наблюдателя не возвратится в ковчег свой, не найдя ничего. Господь Бог не только будет на небе, но всё небо явится в соответствии со словами Его одним Его престолом (Ис. 66, 1), и ограниченная мысль устыдится спрашивать; где же именно, в какой части неба пребывает Господь? Здесь задача науки — оправдать веру. Отнимая у зрения свод небесный, она в то же время открывает уму невозбранный доступ в неисходные области небесные и заставляет лучше и очевиднее понять безмерное величие Божества, всюду присущего в Своей твари и всюду имеющего при Себе небо. Таким образом, эта высокая пограничная черта, которая отдаляла бы Бога от земли настолько, насколько способно к тому воображение, при лучшем уразумении неба приближается к земле до того, что не кажется удивительным, как святые люди в восторге духа, не отрешаясь от тела, досягают до третьего неба (2 Кор. 12, 2), как с земли видят Самого Господа Иисуса, стоящего одесную Бога (Деян. 7, 55), и почему всем христианам заповедано на всяком месте земли призывать в молитве Отца, сущего на небесах (Мф. 9, 6).
Сведение неба на землю воплощением Бога Слова и возведение земнородных на небо доступнее разумению человека, не признающего никакого средостения между всем, что он видит, и не принуждаемого думать, что вещество земное недостойно неба и противно ему. Самая томительная и невместимая для ума мысль о пребывании Бога в одно и то же время на земле в образе Человека и на небе в неописанности Божества делается для него более легкой и удобоприемлемой. Наконец, вознесение Иисуса Христа на небо и вечное пребывание Его с нами на земле до такой степени уясняется, что наполнявшая апостолов радость не кажется неестественной. И снова всё приходит в порядок и стройность, но уже с большей полнотой и отчетливостью. Земля и небо суть уже не только одна, но и одна и та же обитель Божества. Человек оказывается живущим с Богом и перед Богом, и само жительство его указывается на небесах (Флп. 3, 20). Евангелие после этого не отделяется от жизни, жизнь от науки, наука от богопочитания и т. д. Обыденный ход жизни делается важным, возвышенным и как бы торжественным. Последняя участь людей менее страшит боязливую и страстную плоть, а любознательному духу и прямо кажется вожделенной. Так, чем более созерцаешь небо, тем менее видится само небо, и чем далее отодвигается предел земного, тем ближе он становится к нам. Восшедый превыше всех небес, дабы наполнить все (Еф. 4, 10).
2. С тех пор, как ученики Иисуса Христа в первый раз искали Его взором в небе, для всех людей, для всех времен и мест еще более стало законным и без того всем общее убеждение, что Бог живет на небе, где и следует искать Его. Повсеместный опыт согласно свидетельствует, что человек, обращаясь сердцем к Богу, вместе с тем обыкновенно обращается взором к небу. Небо для нас есть первый и как бы необходимый представитель и глашатай Божества. И человек по непонятному некоему побуждению придает ему это самое значение, и само небо как бы также в свою очередь выдает себя с первого раза за то же самое. Между человеком и небом, кроме стихийной, есть еще другая, более глубокая связь; это связь молитвенного обращения, с одной, и благоволительного внимания, с другой стороны. По небу, как по лествице, восходит мысленно человек всякий раз, как пожелает быть услышанным от Бога.
Бога как Существо всевысочайшее естественно не искать нигде, как только наверху и, следовательно, не на земле. Земля, родившая, носящая, питающая нас, непреодолимо влекущая к себе, печатлеющая своим образом, опутывающая дух наш неразрешимыми сетями наших телесных потребностей, часто не производит в душе нашей ничего, кроме тяжести и томления; и сердце отдыхает только тогда, когда взираешь на небо, читаешь его древние письмена, слушаешь его чудное исповедание, исчезаешь в его необъятности и забываешь свою ограниченность, слабость и бренность. Всё, всё в нем восторгает нас и заставляет с сожалением думать: почему мы не там? Как должно быть хорошо там! Но где — там, об этом мы всего менее думаем, ибо совершенно уверены, что там значит на небе, а на небе значит у Бога. Но…
Здесь-то нас и останавливает холодный и не увлекающийся рассудок. Он находит, что если бы мы и получили возможность воспарить туда, куда с такой охотой стремится взор и вздох молитвенный, сомнительно, чтобы мы были там, то есть на небе, у Бога, ибо видимое нами там есть один только призрак. Столь великолепный вид неба есть не более как обман зрения, говорят нам от имени науки: на самом деле нет там ни свода, ни лазури, ни даже радующего дневного света, а только одна повсюдная, беспредельная, глубочайшая тьма, кое-где освещаемая неугасимыми искрами, то есть весьма отдаленными светилами, подобными солнцу. Но если и видимый круг, и цвет, и сам свет небесный есть обман, то не обман, по крайней мере, тьма. Довольно и этого. Значит, выше или, точнее, далее земли есть область бесконечно-великая, недоступная человеческому взору; назовем ли ее мраком или светом — всё равно. От имени истины мы утверждаем, что эта самая премирная область и есть небо. И чем оно повсеместнее, беспредельнее и безвиднее в наших представлениях, тем более подходит к христианскому понятию неба — жилища Бога неописанного, невместимого, никакому подобию не подобного (Ис. 40, 18). Что же такое эта глубокая лазурь дня, этот мрак ночи, эти изумляющие миллионы солнц, никакого отношения не имеющие ни к нашему дню, ни к нашей ночи? Слабые и неясные черты Божества, тусклый для взора, но светлый для ума облик Вседержителя, для нас начертанный, нас вразумляющий, нас зовущий, влекущий от тесноты в пространство, от частностей — к целому, от преходящего — к вечному бытию. Потому влечет к себе нас небо, что им свидетельствуется высочайший, чистейший, совершеннейший, нетленный и неизменный, единый преблаженный Бог, Которого присно чает и ищет наш дух, потому, что Ему приписывается, в Нем ищется и Им объясняется тайна жизни обитаемого нами мира и нас самих; потому, наконец, что Он есть видимый источник множества естественных явлений, в которых усматривается перст милующего или карающего Промысла Божия; одним словом, потому что в наших понятиях Бог наш есть Бог небесный.
На земле, слишком грубой, дробной, изменчивой, близкой и как бы уже до конца известной нам, труднее видеть совершенства Божий в богоприличных очертаниях; по крайней мере, нелегко видеть их тому, в чьих мыслях земное и смертное, земное и грешное, земное и человеческое привыкли сочетаться в одно представление. Теперь, чем далее мы идем от земли, тем ближе думаем приходить к Богу, потому что чем менее видим перед собой частное и многообразное, тем более способны созерцать Единое. Сущий повсюду, следовательно, и на земле Господь Бог пребывает, или живет, то есть в наибольшей полноте боголепия является действующим, не в пределах той или другой части земли, а во всеобщности Своего творения, которую по преимуществу выражает для нас небо. Когда благоугодно Ему бывало и у нас на земле явить Себя живущим, Он обыкновенно облекался в наш земной образ и из беспредельности небесной вступал к нам в виде, доступном земным существам. Совершив дело Своего благоволения, снова явился удаляющимся в небо и исчезающим в нем. Не одни апостолы стояли в изумлении или томлении, смотря на небо. Весь Ветхий Завет смотрел на небо, ища в нем живого Бога, потому что многократно видел Его приходящим с неба и восходящим на небо. И тогда оно как жилище Божие влекло к себе людей — еще закрытое, еще заключенное; с тех же пор, как стало отверсто над Сыном Человеческим (Ин. 1, 51) и приняло Его в себя, оно непрестанно и неумолкаемо всех нас зовет вслед Его, в себя, как в нашу область, нашу собственность — в наследие всех сынов человеческих. Куда в себя, оно опять не говорит прямо, но ясно дает разуметь, что «в себя» для нас значит от земли, от всего нашего, здешнего, теперешнего. И действительно, кто, живя телом на земле, духом постоянно стремится от земли, для того есть возможность быть увлеченным в небо. Свидетельством этому служат Энох, Илия, Павел и множество других тайновидцев, более или менее возносившихся от земли в безвестное нам небо.
Братия! Что стоите и смотрите очами мысли вместе с самовидцами вознесения Господня на небо, которого нельзя ни узнать, ни найти, ни достигнуть? Что это за небо, которое видится нам только под образом непроницаемой и нескончаемой тьмы? Что это за рай, в котором ничего не предполагается, кроме несчетного множества таких же миров, как обитаемый нами? И какая это лествица к Богу, которая поставлена только как бы для вида, для показа и действительным образом не возводит никого? Однако, христиане, не ложно слово Христово: где Я, там и слуга Мой будет (Ин. 12, 26). Христос вознесся на небо; следовательно, вознесемся и мы туда же. Если не бывает этого вознесения нашего при жизни, то, значит, оно будет после жизни. И точно, для него иного пути и иного способа не может и быть, как указанный в Самом Себе Господом нашим, глашающим вслед Себя Своих слуг, — Господом умершим, воскресшим и вознесшимся. Итак, со смертью должно открыться нам, что такое небо, что — земля и что — мы сами со своим таинственным телом и еще более таинственным духом. Только смерть в состоянии разрешить томящую загадку вечного бытия в бытии конечном и только ее поражающее явление может несколько сблизить нашу мысль с тем, на что никакого, по-видимому, примера не представляет свидетельство жизни, а именно, с представлением безграничности небесной, объединяемой, оживляемой, носимой и движимой Вечным Духом, немыслимым без ограниченных представлений ума, воли, силы. Ощупью ходящий рассудок готрв бывает иногда спросить, какое понятие выше: понятие ли о беспредельном мире (то есть небе) или о Боге, в определимости представляемом и действующем? Смерть научает, что вещество в некотором отношении более духа, как протяженное, но в то же время менее его настолько, что без него оно — ничто.
Но не смерть как прекращение бытия, а смерть как начало иного бытия собственно учит нас о небе. Ибо к чему мы готовимся, — ожидая разрешения телесного состава? Что разумеем под бессмертием и чем представляем себе вечную жизнь? Не бытием ли без границ пространства и времени? Не преобразованием ли существа своего в дух, не подходящий ни под один образ чувственного представления? Не совокупным ли блаженным созерцанием всего, что есть Божие? Припомним слова Господа, предварившие Его вознесение на небо: Дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18); восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20, 17). Он говорил это как Человек, ибо как Бог всякую власть имел на небе от века или, лучше, прежде век, и Сам никогда не отлучался от неба. Припомним, что и о нас сказано: Знаем, что… будем подобны Ему (1 Ин. 3, 2).
Да! Смерть есть великая и всеоткрывающая тайна. Стоя на границе временного и вечного, призрачного и действительного, вещества и духа, она служит теперь нам дверью в небо. Разрешая нас от покровов плоти, держащих душу нашу в неизбежном ослеплении насчет всего или, по крайней мере, весьма иного, что подлежит нашему ведению, она дает нам мгновенное прозрение, в самом естестве нашем открывает таящуюся беспредельность. Один миг, и то же самое место земли превращается для нас в небо. Высокое и далекое, различаемое и отделяемое теперь, оно — по смерти нашей — должно нам показаться совсем иным. И мнимая предельность и предполагаемая беспредельность, и частность и общность его должны исчезнуть. С минутой последнего дыхания нашего мы выйдем из области земли и окружающего ее призрачного неба, и вступим в истинное, теперь немыслимое небо, и неудержимо повлечемся по его неведомым степеням туда, где всё умершее человечество и где Глава его — Иисус Христос, Первенец из мертвых (Кол. 1, 18).
Много чудного и страшного встретит на этом пути трепетная душа. На тех ступенях нас ожидает особенная власть, которую небошественник апостол обозначил под именем воздушной, действующей и ныне на земле в сынах противления (Еф. 2, 2), — власти злой и враждебной нам, одержимой особым князем с сонмом едино-мысленных ему духов злобы поднебесной (Еф. 6, 12). Эта власть будет истязать возносящуюся на небо душу, привязываясь к ней, как к своей собственности — своему, по праву владеемому достоянию; будет возбранять ей вход на небо или на ту ступень дома Отца (Ин. 14, 2) Небесного, на которой находятся уготованные нам обители многие (Ин. 14, 2). Более об этом нерадостном поднебесий мы не знаем ничего. Равно нам неведома и та лринебесная область, в которой умершие в надежде воскресения и жизни вечной будут ожидать Второго Пришествия Господня на землю. Чтобы быть и слуге там, где Господь его (Ин. 12, 26), надобно, чтобы и слуга не только умер, но и воскрес, как воскрес Господь. Для этого обещано человечеству в неизвестном будущем Второе Сошествие Сына Божия на землю — таким же образом, каким оно видело Его восходящим на небо (Деян. 1, 11). Приближение грядущего Судии живых и мертвых при гласе Архангела и трубе Божией (1 Сол. 4, 16) потрясет и разрешит составы земли. Последует всеобщее освобождение, возвращение и преобразование жизни. Все сущие во гробах услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут (Ин. 5, 25) и воскреснут нетленными (1 Кор. 15, 52). Все живые того последнего дня в то же время изменятся, и все вместе восхищены будем на облаках в сретение Его на воздухе (1 Сол. 4, 17). Все вознесемся, преображенные и прославленные, подобно Ему, в самое неб (Евр. 9, 24), небо новое, и так всегда с Господом будем (1 Сол. 4, 17)! Аминь.

Проповедь протоиерея Валериана Кречетова в праздник Вознесения Господня.

Единение людей может быть только в покаянной вере (Лк. 114 зач., XXIV, 36-53)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Вознеслся еси во славе Христе Боже наш, радость сотворивый учеником обетованием Святаго Духа, извеще нным им бывшим благословением, яко Ты есы Сын Божий, избавитель мира.
Так воспевает Святая Православная Церковь в праздник Вознесения Господня. И в апостольских Деяниях, и в евангельском чтении мы слышали о том, как это происходила.
Господь, являясь по Воскресении Своим учени­кам, в одно из последних таких явлений повел их до Вифании. И там, на горе Елеон (она так называется, потому что покрыта маслинами; елей по-гречески — это масло), Господь благословил их и отступил от них, и, когда отступил, стал возноситься на небо.
В апостольских Деяниях повествуется еще о том, что ученики стояли и смотрели на небо, и Он скрыл­ся от их глаз. И, когда они стояли, два мужа в белой одежде, два ангела — они так и изображаются на ико­не вознесения — явились и сказали: Мужие Гали­лейстии, что стоите зряще на небо? Сей Иисус, возне­сыйся от вас на небо, такожде приидет, имже обра­зом видесте Его идуща на небо (Деян. I, 9-11), только уже придет судить.
А перед этим Господь сказал ученикам: Шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк. ХV1, 15). И рече им, яко тако писано есть, и тако подо­баше пострадати Христу, и воскреснути от мертвых в третий день, и проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иеру­салима. То есть, это значит, что Господь пришел для спасения всего мира. Поэтому апостол Павел, про­поведуя Евангелие, говорил, что во Христе, в ис­тинной вере несть иудей, ни еллин; несть раб, ни сво­бодь; несть мужеский пол, ни женский: вси бо вы еди­но есте (Гал. 111, 28).
Эта проповедь — о том, чтобы все были едины — зиждется на проповеди покаяния.
Почему люди разделяются? Разделяет нас, преж­де всего, грех. «Это — твое, а это — мое. Я хочу. Ты хочешь сюда, а я хочу туда». Один говорит: «Я хочу это делать», другой говорит: «Я хочу другое делать». Один — в одну сторону, другой — в другую.
Конечно, что-то нужно делать и куда-то иногда нужно двигаться. Но в общем-та ведь как бывает, если обратиться к нашей повседневной жизни? Можно сходить, а можно не сходить. Ведь живут же люди, которые, к несчастью, почти не могут ходить. По квартире ходят и радуются, и слава Богу. Я уж не говорю о смерти, а хотя бы инфаркт какой-нибудь или паралич — и всё, и уляжешься, и никуда не пой­дешь. А другой, здоровый, не может куда-то пойти, в гости там к кому-та — и он уже раздражается и злится: «Я, вот, хотел туда-та пойти!» Да мало ли что ты хотел? Вот лежит же человек, и ничего же с ним не случается. Значит, если люди начинают между собой ссориться, разделяться, то это не оттого, что один хотел туда-то пойти и это было очень важно, а другой был против. Что значит — важно, если в других обстоятельствах люди без этого обходятся? И вот если просто посмотреть на эти вещи, та скан­далы-то ведь бывают не оттого, что это, действи­тельно, важно, а оттого, что «я хочу».
Святые отцы, воспринимая эту истину, так и го­ворят: не желай, чтобы было по-твоему, а желай, чтобы было, как будет, и будешь со всеми в мире. Вот и все, и просто.
«Давай переставим на это место». — «Давай пере­ставим». — «А может, отдадим?» — «Ну, давай отда­дим». А то — «Давай переставим» — «А зачем? А для чего?» Начинается спор, ругань, и в квартире все передерутся.
То есть, единение людей, действительно, может быть только на покаянной основе, на смирении, на сознании своей греховности.
Поэтому Господь в мир весь послал своих апосто­лов, чтобы люди объединились между собой через ве­ру в единого истинного Бога и через любовь Божию. И эта — истина, потому что люди сотворены по обра­зу Божию, а Бог троичен в лицах. Три Лица Святой Троицы находятся во взаимной любви, во взаимном согласии, в полном внутреннем мире. Так и все со­творенные по образу Божию и старающиеся сохра­нить и укрепить в себе этот образ должны быть в люб­ви, согласии, мире. И никуда от этого не денешься.
Конечно, даже и наше своеволие может быть ис­кренним стремлением кого-то наставить в хорошем смысле. Но стремление это — наше, личное. Мы хо­тим кого-то наставить и научить так, как нам это понятно, как мы себе это представляем. А человек тот не такой, как мы. У него немножечко другой характер, другие представления, одним словом, это другой человек. И когда мы стараемся дать ему ду­ховное наставление, то тем словам, которые сказал Господь, мы невольно даем свое объяснение.
Откуда появляется множество людей, вроде бы признающих Евангелие, вроде бы отталкивающих­ся от апостольских посланий, но объясняющих и применяющих их по-своему?
А ведь понимать это всё можно только так, как должно — Духом Святым, потому что своим разуме­нием человек не может постигнуть слово Божие, Священное Писание.
В сегодняшнем Евангелии совершенно ясно ска­зано, что, хотя апостолы ходили с Господом, посто­янно слышали от Него Божественное слово — Гос­подь все время приводил им примеры из Библии, — несмотря на все это, только уже после Воскресения, перед Вознесением, Он, как сказано, отверзе им ум разумети Писания. То есть, разуметь Писание чело­век может только тогда, когда Господь отверзает ему ум. Просто своим умом, без помощи Божией по­стигнуть слово Божие невозможно. Так же, как вера истинная была открыта Богом, Духом Святым через пророков сначала в образах и подготовительно, а потом в полноте Самим Сыном Божиим, Иисусом Христом, Богочеловеком. И она так и именуется: Богооткровенная вера. Так что и само слово откры­то Богом, и разумение этого слова тоже должно быть открыто Богом.
А все эти новые сектанты, которые появились, они вроде бы тоже берут за основу Новый Завет, пользуются этими же словами и говорят: «Вот, мне открыто, и я вам возвещаю. Мы получаем открове­ние прямо от Бога, поэтому вам это объясняем». То есть, вроде бы говорят о Евангелии, и приводят да­же цитаты из Евангелия, якобы в подтверждение того, что им открыто, но дело всё в том, что сущест­вует свидетельство свыше. Когда апостолам было сказано: проповедите Евангелие, то, сказано еще, они изшедше проповедаша всюду, Господу поспшествую­щу (то есть Господь им помогал), и слово утвер­ждающу последствующими знаменьми. Аминь. (Мк. ХVI, 20). То есть, не просто говорили: вот мне что-то там открыто, а было еще свидетельство от Бога о том, что, действительно, это открыто. А чем? Пос­ледствующими знаменьми, то есть, чудесами, свиде­тельством свыше.
Апостолы проповедовали — и исцеляли, и вос­крешали. Потом святые отцы тоже проповедовали, разъясняли то, что говорили апостолы, то, что на­писано в Евангелии, и свидетельствовали чудесами. И в Православной Церкви всё так и идет И свиде­тельства эти есть.
Я уже не говорю о том, что только на православ­ную Пасху и только у православных сходит Огонь на Гробе Господнем. Это долгое время замалчивали, но это факт, теперь он стал общеизвестным.
В нашей стране есть свидетельство именно того, что все творение прославляет Творца, и многие это видели собственными глазами, и сам я видел: на Пасху солнце играет. Обычно оно ведь стоит неподвижно — а тут прямо играет, радуется: такая, по всем научным понятиям, махина, и так это легонь­ко, как шарик, подпрыгивает. Конечно, могут объ­яснять это какими-нибудь оптическими эффектами или еще как-то, но пока наука об этом молчит, по­тому что, видимо, не может тут ничего сказать. Но факт этот есть.
Ну, ладно, солнце играет эта для кого-то «оп­тический обман». Но какой оптический обман, ко­гда под Введение во храм Пресвятой Богородицы распускается верба? Я сам это видел, и к нам в храм ее приносят и все это видят: она распустится и, если ее сломать, она так и останется. Среди зимы и сне­га — какое растение распускается в северной стра­не, когда всё замирает до весны? Но это — факт.
Свидетельства исцелений — их множество.
Что такое Таинство причащения? Это Сам Гос­подь. Сектанты только пытаются это изобразить. Но у нас ведь есть факты.
Вот здесь, у нас, в Одинцове, в госпитале это од­нажды было. Меня просят приехать и причастить четырех солдат. Трое уже умерли, один — тоже кан­дидат в покойники, троих еще надеются спасти. Они лежат на искусственной почке. одного при мне прямо рвет, с кровью. Потом это прекращается, они причащаются. На другое утро у них у всех начинают работать почки. Они начинают есть. И об этом на­ши врачи свидетельствуют: я захожу, они говорят: «Да-да, всё так, точно». Господь свидетельствует
Или когда крошка причастия принимается чело­веком, который лежит в реанимации, и врач гово­рит: «Несколько часов ему осталось, до утра не до­живет». Через три месяца этот человек стоит здесь, в храме, венчается.
Это — факты. Это — в наше время. Что говорить, когда это есть?
Или же хирург совершает операцию, у пациента останавливается сердце. Час двадцать сердце не ра­ботает. И не просто не работает — его пытаются за­пустить. Сейчас медики скажут: «Оно же подключе­но». Да, оно было подключено во время операции, но его нужно запускать. Все способы запустить сердце безсильны. Вся бригада говорит: «Всё, ко­нец. Нужно его оставлять, уже безполезна, ничего не помогает». Хирург говорит: «Подождите». Отхо­дит в сторону, начинает молиться. Читает Отче наш, молитву Господню. Дочитывает в третий раз — сердце запускается. И начинает работать. Это — факт. Сам он говорил:
— Если бы мне кто-то рассказал, я бы, может, не поверил. Но это у меня было.
Это человек, можно сказать, с мировым именем в своей области.
Или ставят диагноз: всё, онкология, безнадежна. Человек исповедуется, соборуется, причащается. Потом смотрят — что-то непонятное получается, человек выздоравливает
Это — факты.
Одна раба Божия, наша, сейчас уже бывшая, прихожанка, Господь принял ее в иной мир, прохо­дит однажды обследование — у нее находят язву желудка, надо срочно оперировать. Она едет в Тро­ице-Сергиеву Лавру Причащается. Купается в ис­точнике преподобного Сергия. Берет с собой отту­да воды. Потом рассказывает: «Я еду назад — вы­бросила соду», — которую она брала, потому что у нее все время была изжога. Приезжает — никаких проявлений. Ее насильно вытаскивают в больни­цу: «Почему не приходите оперироваться?» Она го­ворит: «А зачем мне?» Ее посылают на рентген. Проходит несколько дней, ей говорят: «Что вы де­лали? У вас — зарубцевавшаяся язва». да, рубцы остались, на язвы нет. Она говорит: «Все равно не поверите». Это было в то время, когда, конечно, не поверили бы, это сейчас мы говорим — и верят. Это была раба Божия Анна, многие ее у нас знают. Царствие ей Небесное. Она сама об этом рассказы­вала, это факт.
Таких примеров множество. И это всё — только то, что мне известно, что была лично со мной и с близкими мне людьми. А сколько еще у каждого священника есть примеров, и просто у верующих!
Вот что значат эти слова: последствующими зна­меньми. И, значит, истина — там, где всё именно так и есть.
Конечно, это не значит, что все, кто обращается к Богу, к таинствам Святой Православной Церкви, обя­зательно должны выздороветь. Иногда Господь заби­рает людей — не потому, что Он не может их излечить. Есть такое выражение: хорошие люди везде нужны. Так вот, бывает, что Господь и забирает к себе. Или же дает поболеть немножечко. Но это — Его святая воля. Это — для очищения от грехов, для спасения души.
У нас был такой раб Божий Афанасий, монах Иоанн, прислуживал в алтаре, христианской жиз­ни был, необычайной доброты, беззлобия, никогда никого не осуждал, уж сколько благотворил. А скончался, тяжело болея. Что ж это, мол? Егоже любит Господь, наказует (Евр. XII, 6). Слово Божие говорит об этом. Так что для свидетельства веры достаточно дается нам примеров.
Но наша вера говорит, прежде всего, о спасении души. Поэтому не здешнее только благополучие нам нужно, не здесь только исправление какое-то, а главное-то — подготовка к будущей жизни. В Еван­гелии сказано: Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит ? (Мф. XVI, 26).
Главное, конечно — спасение души. Апостол Па­вел, которому как сказано, Господь дал премногие откровения, и тот сказал: Аще в животе сем точию уповающе есмы во Христа, окаяннейши всех человек есмы (1 Кор. ХV, 19). То есть, если мы думаем толь­ко об этой жизни, не думая о будущей жизни, то ведь об этой жизни сказано: В мире скорбны будете (Ин. XVI, 33); многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян. XIV, 22). Так что чудеса-то, они есть, Господь показывает Свою силу — это для укрепления веры. А остальное — прежде всего, для спасения души.
И апостолы — кажется, уж они-то и чудеса твори­ли, и умерших-то воскрешали, а все пострадали. Только апостол Иоанн Богослов не пострадал до смерти, но избивать его избивали, так что даже дума­ли, что он уже мертвый. Истинная вера — она не для земного благополучия вообще-то дана. Господь мо­жет дать благополучие, может исцелить, может вос­кресить, что угодна может сделать, и делает это, при­меры тому есть. А если не делает, значит, так нужно.
Мы родились ведь не по своей воле. Если нужно, Господь заберет — значит, хватит, сделал свое дело, уже туда нужно. Так ведь там-то — лучше. И мы всё равно все там будем. Апостол Павел говорит: Мне… еще умрети, приобретение есть (Флп. I, 21), то есть соединение с Господом. Так что и здесь Господь всё посылал ученикам, вернее давал им благодать, и они творили чудеса, и вы знаете, с ними соверша­лись чудеса. В Деяниях апостольских, которые всё время читались в эти недели от праздника Пасхи, повествуется об этом: как, например, узы спали, и двери темницы раскрылись, и ангел вывел из нее апостола Петра.
Нам даны свидетельства того, что Господь может и от уз освободить, и избавить от болезни, от вся­кой беды, может и воскресить. Но апостол Петр был распят, апостол Павел был усечен мечом, пото­му что это нужно было. Они засвидетельствовали этим свою любовь к Богу и верность Ему Не толь­ко тем, что все они были избавлены от многих бед, хотя сказано, что апостол Павел пятнадцать раз был в кораблекрушении, в пучине морской, один раз все спаслись, были выведены из пучины за его молитвы. Помните, ехидна, страшная ядовитая змея, которая повисла на руке апостола Павла? «Ну, всё, сейчас он умрет», — думали иноплемен­ники. А он стряхнул ее в огонь — и всё. То есть, как сказано: Се даю вам власть наступати на змию, и на скорпию, и на всю силу вражию, и ничесоже вас вре-дит (Лк. Х, 19). И это засвидетельствовано. И при­меры эти утверждают истинную веру. Но, чтобы не казалось, что это дано только так, ради власти, но ради любви к Богу, ради верности Ему, апостол Петр был распят, апостол Павел был усечен мечом — по­тому что это нужно было.
Когда апостолы увидели, почувствовали, что то, что Господь говорит, подкрепляется благодатью Бо­жией, чудесами, они сказали Ему: Господи, и беси по­винуются нам о имени Твоем (Лк. Х, 17). Не только змеи или там скорпионы, а даже бесы — это по­страшнее. А Господь сказал им: Обаче о сем не радуй­теся, яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на Небесех (Лк. Х, 20). Раз там записаны — значит, там уже тебе местечко уго­товано, главное-то — вот туда попасть, поэтому и говорит апостол: еже умрети, приобретение есть, потому что это значит: наконец, избавиться от этой юдоли. И, действительно, когда душа разрешается от тела, то в физическом смысле она ощущает лег­кость: Изведи из темницы душу мою (Пс. СХL, 7) — ­если Господь помилует, конечно. И, действительно, сначала испытывается легкость от нашей плоти: и тут ведь жмет, и там какое-то неудобство, — все это, как одежда, снимается. Но самое-то главное, что душа должна быть духовно подготовленной, она должна очиститься от грехов.
Праздник Вознесения призывает нас к тому, что­бы мы готовили душу свою к будущей жизни, к воз­несению на Небо, потому что, если мы ее не подго­товим, то она, хоть от тела-то и освободится, а под­няться от земли не сможет.
Мы слышали в сегодняшнем Евангелии: Что смущени есте, говорит Господь, и почто помышления входят в сердца ваша? Помышления входят в серд­ца, то есть через мысли появляется стремление ко греху. Приходят мысли и начинают тянуть человека вниз, в землю… Апостол Павел говорит: …да не на­деющеся будем на ся, но на Бога возставляющаго мертвыя, еже от толикия смерти избавил ны есть и избавляет, Наньже и уповахом, яко и еще избавит, споспешествующим и вам по нас молитвою (2 Кор. I, 9—11). Избавлял и еще избавит… Не избавит здесь — значит, туда уже пора. Вознесение свидетельствует о том, что рано или поздно всем нам туда нужно.
Поэтому будем мы больше и чаще смотреть ввысь, а не в землю. Всё здесь — преходящее, всё изменяю­щееся. Как часта так бывает в жизни: какие-то пере­живания — смотришь, прошли, и еще прошли… Да, так-то, как вышло, кажется, и лучше. Поэтому-то и говорили люди: что Бог ни делает, всё к лучшему. По­чему к лучшему? К лучшему если не в этой жизни, то в будущей. Если здесь не будет к лучшему, то уж там — точно будет. У Бога слово и дело — одно.
Перед праздником Святой Троицы постараемся ук­репить свою веру и поднять свой внутренний взор от всех этих земных вещей к небесным, к горним. Без этого человеку здесь чем дальше, тем труднее. Всё идет к концу. И если не укреплять веру, то можно прийти в отчаяние. Потому что здесь готовится кончина всего человечества. Суд — будет. И никто не уйдет от этого Суда. Единственное дано в Евангелии спасение: Не су­дите, да не судими будете (Мф. VII, 1).
Но мы все невольно все время осуждаем. Не су­дите вы то, что происходит вокруг, не готовьте себе суд, а лучше пусть каждый занимается своей душой. Потому что этим мы укрепим веру, и даже отодви­нется конец мира, ибо кончина эта известна одному Богу и может быть дальше, может быть раньше.
Видите, всё зависит не от того, что происходит, как нам кажется, а от того, как мы будем к этому от­носиться, какими будут наши души. Господь ради десяти праведников помиловал бы Содом и Гомор­ру. Это — факт. И весь мир стоит только тем, что есть еще люди, Богу угодные. Их молитвами Господь и сохраняет нас, грешных.
Так что возблагодарим Господа, что Он сподо­бил нас быть в лоне Православной Церкви, пока­зал нам знамения и чудеса через апостолов, через святых и показывает до сих пор. И будем стараться жить в любви, в мире, ибо об этом Господь просил перед Своей крестной смертью, этого желает Он всем нам, потому что если мы здесь, в этой жизни постараемся, то там-то уж наверняка будем все вместе. Аминь.
9 июня 1994 г.

Слово архимандрита Иоанна (Крестьянкина) (+2006г.) на праздник Вознесения Господня

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Мы с вами, возлюбленные други наши, находимся еще в переживаниях величайшего события преславного Воскресения Христова.
Еще только вчера, в последний раз в этом году, мы слышали и произносили своими устами слова торжественных пасхальных песнопений. А сегодня мы уже празднуем торжественное событие, имеющее огромное значение для нашей Христианской Церкви, для всего человеческого рода. Сегодня Церковь напоминает нам о Вознесении на небо Господа нашего Иисуса Христа.
Возшед на небеса отонудуже и сошел еси… (См.: Стихира на стиховне, гл. 1-й, на Малой вечерне, и стихиры самогласны на литии Великой вечерни Вознесения Господня) — поет сегодня Святая Церковь, подчеркивая этим величие нашего Спасителя и Господа.
Он был от начала на небесах и сошел на землю, дабы спасти погибающий род человеческий.
Сошел Он на землю по любви к нам. И, завершив великое Свое земное служение, Он опять возвращается к Своему Отцу — туда, где пребывал и раньше.
Отонудуже и сошел еси… Целью воплощения Сына Вожия было возвестить миру Божественную истину, направить людей на путь покаяния и спасения. Даровать людям избавление от вечной смерти.
И вот, совершив дело спасения человеческого рода, примирив Бога с людьми, Господь возносится на небо…
Праздник Вознесения сочетает в себе радость встречи и радость разлуки.
После искупительных Страданий Учителя смерть разлучила апостолов с Ним. В скорби находились они. Но, как мы знаем, после славного Воскресения Своего Господь много раз в течение сорока дней (от Пасхи до Вознесения) являлся им, беседовал с ними, наставлял их. Каждая такая встреча учеников со своим Божественным Учителем, несомненно, была радостью для них.
Но вот наступила последняя встреча. Последняя беседа Учителя с учениками. И за ней последовала разлука на долгие, долгие времена. До самого Его Второго Пришествия на землю.
Надо бы печалиться… А апостолы и ближайшие ученики Христовы — еще маленькая Церковь, которая уже создалась на земле, — находятся в радости…
Евангелист Лука повествует нам, что по Вознесении апостолы с радостью вернулись в Иерусалим (См.: Лк. 24, 52). К этой радости они были подготовлены Самим Господом.
Мы знаем, что ближайшие ученики Спасителя были неразлучны с Ним во все дни Его земной жизни. Наслаждались беседой с Ним. Слушали Его поучения. Видели чудеса, творимые Им…
Правда, тогда они еще не всё полностью и правильно понимали, так как еще не были просвещены Святым Духом. Но им было радостно видеть своего Божественного Учителя, исполнять Его повеления. И потому, когда Он на Тайной вечери говорил им о том, что Ему надлежит и пострадать, и умереть, и в третий день воскреснуть, и затем совсем уйти от них, Он, конечно, заметил, что они опечалились.
Утешая их, Спаситель сказал им: Если бы вы Меня действительно любили, вы радовались бы, что Я иду к Отцу Моему. Для вас же лучше, чтобы Я пошел к Отцу. Потому что Я приготовлю вам место, чтобы и вы были, где Я. Я пошлю вам от Отца Духа Утешителя, Который наставит вас на всякую истину (Ср.: Ин. 14, 28; 16, 7; 14, 3; 16, 7, 13).
Как видите, ученики Христовы были подготовлены к предстоящей разлуке, и потому они радуются.
Радуются они за своего Господа и Учителя, так как знают, что Он возвращается в ту славу, которая Ему принадлежит. Радуются и за себя, и за весь род человеческий.
Что значит для нас с вами, возлюбленные други наши, Вознесение Господне?
Господь вознесся на небо для того, чтобы приготовить его к принятию всех истинных Своих последователей.
Иду уготовати место вам, — говорил Он апостолам, а в их лице и всем нам, — и аще уготовлю место вам, паки прииду, и поиму вы к Себе, да идеже есмь Аз, и вы будете (Ин. 14, 2-3).
Разве это не радость для учеников?
Вдумайтесь хорошенько в эти слова Спасителя! Сколько в них любви и попечительной заботы о людях!..
Он оставил на земле Свое Божественное учение, указал путь, идя по которому мы можем достигнуть вечной блаженной жизни в неизреченном Царстве Божием. Для искупления наших грехов принял человеческую плоть. Освятил ее Своей Божественной силой и с этой преображенной плотью вознесся на небо. На то высшее небо, где особенно пребывает Бог, куда не проникает ни грех, ни смерть, где пребывают только святость и правда, где Бог открывает Свою славу в неприступном блеске. И вот там, в этом месте постоянного присутствия Божия, наш Господь Спаситель пошел приготовить место всем истинным последователям Его. Своим Вознесением на небо Господь с очевидностью засвидетельствовал, что Он воистину Сын Божий и Истинный Бог. Ведь возносился Он на небо Сам, Своей собственной силой, показав при этом Свое Божественное величие.
Святой Григорий Двоеслов говорит: «Спасителю не нужна была колесница, не нужна была помощь и Ангелов, ибо Творец Своей Божественной силой вознесся на Небо. Возвратился туда, где пребывал от века…» (Свт. Григорий Двоеслов, папа Римский (+604). См.: Св. Григорий Двоеслов. Беседа на день Вознесения Господня (Мк. 16, 14-20) // Журнал «Христианское чтение, издаваемый при Санкт-Петербургской Духовной Академии», 1846. Часть II. С. 339-340.)
И святой Иоанн Златоуст говорит о том же величии Спасителя, о Его Божественной силе: «Не при помощи кого-либо, ведущего Его, вознесся Господь на небо, но Сам шел этим путем». (Беседа на псалом 46 (п. 4) // Творения святаго отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольскаго: В 12 т. СПбДА, 1899. Т. 5. Кн. 1. С. 220.)
Небо, на которое вознесся Господь, — конечно, это не то звездное небо, которое мы с вами видим над собой. И не бесконечное мировое пространство, но высшее небо — место вечного пребывания Превечного Бога.
Вознесшись на небо и седе одесную Отца (Мк. 16, 19), Господь Спаситель показал тем самым, что как Сын Божий Он и раньше имел власть единую со Отцем. Но теперь получил ее еще и как Богочеловек, ибо Он вознесся в том самом Теле, в котором пострадал и воскрес из мертвых.
Как Бог Он всегда был на небеси и на всяком месте. А вот теперь Свое Человеческое естество, которое Он принял от Девы Марии, Он вознес к Небесному Престолу Божию.
Это ли не причина радоваться, несмотря на то, что для этого необходимо расставание с Божественным Учителем.
Радость учеников и апостолов еще большая, чем наша.
Они осознали величие Того, с Кем они находились в близком общении как друзья. Вы друзи Мои (Ин. 15, 14), — так называл Господь Своих учеников.
Но и для нас, живущих на земле, великая радость. Вознесся Господь, Плотию Своею вошел в славу Отчую — и теперь мы, как говорит святой Иоанн Златоуст, с ужасом и удивлением смотрим и видим, что в самых глубинах тайны Святой Троицы находится Человек! Человек Иисус Христос!
Да, Он Сын Божий, но и нам Он родной — Человек…
Мы сказали вначале, что Вознесение — это праздник разлуки… Но какая разлука!.. Восходит Господь на небо и с Собою в тайну Божественной Жизни вносит всю тайну человека. Вот что теперь человек представляет собой! И понятна теперь нам радость апостолов.
У них теперь было уже все: было небо на земле, была вечность в них самих и они были в вечности.
Вот и нам, возлюбленные, надо стремиться иметь такое же сознание.
Вознесение Господне на небо имеет ближайшее отношение к нашему спасению, к личному спасению каждого из нас.
В разлуке с Господом во время Его Вознесения мы видим проявление любви Божией к людям, указывающей нам наше человеческое призвание.
Как поучает апостол Павел: вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя: горняя мудрствуйте, а не земная (Кол. 3, 1-2).
Для осуществления этого высокого призвания верный помощник нам Сам Господь. Телом уходя из земного мира, Он не слагает с Себя попечения о Своей Церкви. Он обещал апостолам: И се, Аз с вами… во вся дни до скончания века (Мф. 28, 20).
Все великие наши праздники — это, други наши, не только воспоминание о том или ином евангельском событии или событии церковной истории.
Но это светочи, указывающие нам верный путь к вечной жизни, пути совершенствования наших душ.
Господь все сделал для нашего спасения. Своим Вознесением на небо Сын Божий открыл нам путь в небесные обители. Но пойдем ли мы указанным путем или остановимся где-либо на полдороге — зависит от нас.
Как уже было сказано, по Вознесении Господа на небо теперь одесную Бога Отца находится Сын Человеческий, облеченный нашей человеческой плотию. И Он облекся в нее не на краткое время, а навсегда, явив этим дивную силу и дивные свойства сотворенного Им мира. А именно: все Им сотворенное способно быть духовным и богоносным.
И здесь становится очевидным и величие человека, и то высокое назначение, которое уготовал человеку Бог.
Трудно постичь это нам, простым людям. Трудно подняться до высоты богословия. Но мы веруем! А вера выше знаний, потому что она всесильна, и именно там, где знания бессильны.
Мы веруем, что именно в этот день, день Вознесения Господня, обретена человеком возможность быть всегда с Богом. И путь к этому указан нам Христом Спасителем.
Путь, которым можно достигнуть и нам высоты святой славы, — тот же самый путь, которым восшел в славу Господь наш, то есть путь креста, путь очищения, самоотвержения, путь внешних и внутренних страданий.
Проверим, возлюбленные други наши, себя, идем ли мы на небо путем Христовым? Путь Господень должен быть путем всех и каждого. За всех нас равно пострадал Господь наш. Для всех равно отверсто и небо!.. Истинный христианин во всех обстоятельствах жизни, при всех случаях помнит, что он наследник Неба, сонаследник Христу (Рим. 8, 17) и поступает сообразно своему предназначению.
Но пусть каждый из нас честно скажет, много ли в нем неземного, небесного, Христова?
Вспомните, когда Господь возносился, апостолы по любви к своему Учителю долго стояли, взирая на небо, принявшее их Господа и Учителя. И за это Ангелы, явившись, сказали им: Что стоите зряще на небо? (Деян. 1, 11.)
Но так как мы в большинстве своем склонны к земному и временному, то нам надлежит услышать упрек от Ангелов: «Сынове человеческие, что стоите зряще не на небо, а на землю? Обратите очи свои к небу, воззрите на Спасителя вашего, давно на вас взирающего. Вступите на путь к небу, давно пред вами лежащий».
Когда Христос говорит нам: Отвергнись себя, возьми крест свой и последуй за Мной (Мф. 16, 24), — Он не только говорит о том, что во временном нашем пребывании мы должны отказаться от земных привязанностей и взять на себя всю тяжесть земной жизни в последовании за Ним. Он говорит нам о большем, — о том, что мы призваны следовать за Ним и, по Его Собственному слову, быть там, где Он есть, в славе вечной жизни Божественной (См.: Ин. 12, 26; 17, 24).
Но надо готовить себя достойной жизнью, чтобы быть соучастниками этой славы.
Апостол Павел в Послании к Солунянам говорит, что в последний день Пришествия Господа верующие в Него будут восхищены на облаках в сретение Его на воздусе (Ср.: 1 Сол. 4, 17).
Значит, с истинными последователями Христа должно произойти нечто подобное Вознесению Самого Христа Спасителя.
Вот что Господь совершил ради нас!
Утешая Своих апостолов, Спаситель обещал им послать Святаго Духа, Который будет наставлять их без Него. И, как мы знаем, в день Пятидесятницы сошел на апостолов Дух Святый. Но не только на апостолов, а и на всех верующих. И с тех пор непрестанно пребывает и будет пребывать до скончания века в Церкви Христовой, приготовляя людей для обителей Отца Небесного. Радуясь тому, что сделал для нас Господь, сделаем себе и назидание. Устремим наш дух на небо за Вознесшимся Господом. В своем духовном совершенствовании станем выше наших страстей и пороков, вознесемся на высоту добродетелей и чистоты. Пусть не устрашает нас узкий и тернистый путь к Отечеству Небесному. Этот путь уже не нов! Им прошел Сам Господь и Спаситель наш.
Итак, возлюбленные други наши, во свете Вознесения Христова нам ясен наш земной путь и наше назначение — быть соучастниками славы Божией. Обратим свой взор к Небу, — туда, куда вознесся Христос. Святая Церковь зовет нас всегда, а особенно в этот день напоминает нам, что там, куда вошел Господь, вечные обители праведных. Там радость постоянного лицезрения Бога! Там вечная жизнь!
Как было сказано вначале, в день Вознесения Господь разлучился со Своими учениками надолго — до Второго Своего Пришествия. Но, вознесясь на небо, Господь оставил Церкви Своей драгоценное духовное наследие — Свое благословение. Господь, возносясь, благословлял учеников и не переставал благословлять, пока не скрыло Его облако (См.: Лк. 24, 50-51). Это всеутверждающее и всеосвящающее Божие благословение навсегда запечатлелось в памяти учеников. Его пронесли по всему миру святые апостолы и проповедники христианства. Его чувствуем и мы с вами. И нам, дорогие, надо знать и помнить, что оно всегда живо и действенно, всегда исполнено благодатной силы, всегда несет с собою Божие дарование, возносит наши души и сердца к Богу. В этом благословении наша радость и источник сил. Аминь.

Слово протопресвитера Михаила Помазанского (+1988г.) в день Вознесения Господня

Нелегко отрешиться от чувства грусти, когда только что совершено «отдание» праздника Пасхи и перестали петь «Христос воскресе». А между тем, в праздник Вознесения Церковь зовет к радости: не потому ли только, чтобы утешить нас подобно тому, как мать старается своей улыбкой вызвать улыбку на лице огорченнаго дитяти?
Но призыв Церкви уверенный, громкий, твердый. Видно, Церковь имеет ясное знание о чем то новом, что дано Вознесением. И апостолы быстро победили чувство разлуки и вернулись с горы Елеонской «с радостью великою». Что случилось такое благодетельное, что в нем разсеялась возможность личной грусти?
Ряд великих благодеяний, связанных с Вознесением Христовым, открывается нам в писаниях апостолов.
Первая истина: Господь вознесся, чтобы ходатайствовать за нас пред отцем Своим во имя Своей крестной жертвы. Он есть Агнец закланный за нас, стоящий перед престолом Божиим, и вместе Он Сам Первосвященник — Ходатай, возносящий жертву. «Если бы Он оставался на земле, то не был бы и священником», поясняет апостол, ибо здешния жертвы только образы и тени небеснаго. Но Он, как «Ходатай новаго завета» вошел «в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие» (Евр. VIII и IX гл.). И Отец, любящий Сына, не только принимает Его жертву, как искупление за весь мир, но и отдает Ему власть над миром и суд над миром. Сын Божий взял на Себя весь ответ за нас. «Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. Кто осуждает? Христос умер, но и воскрес: Он и одесную Бога, Он ходатайствует за нас». «Если Бог за нас, кто против нас?» Вот первая наша радость Вознесения.
Раскрывается, далее, перед нами новая истина.
Своим Вознесением Господь соединил небо с землей и открыл людям двери неба и путь в небо. Небо стало для человечества доступным, желанным, своим. «Я вижу небеса отверстыя, и Сына Человеческаго, стоящаго одесную Бога», воскликнул во время своей проповеди св. первомученик Стефан. «Знаю», говорит о себе ап. Павел, «человека, который был восхищен до третьяго неба и … слышал неизреченные глаголы, которых невозможно человеку пересказать». Нет преграды, нет средостения, открыт свободный вход в Царство Небесное.
Углубляемся в эту мысль, и она расширяется в нашем сознании и в наших сердцах в новое торжество. Господь царствует. Он призывает к Себе верующих в Него, Он упокояет их, посаждает их на престолах, делает их Своими сонаследниками, участниками Своей славы. «Где Я, там и вы будете», «иду приготовить место вам», говорит Господь ученикам. «Славу, которую Ты дал Мне, Я дал им», свидетельствовал Он о них в молитве Отцу. Небо стало чертогом пира Жениха с небесной Церковью, Невестой Его. Вместо земного Иерусалима, сияет небесный город, свободный «вышний Иерусалим — матерь всем нам». И верующие, еще живя на земле и сознавая себя членами земной Церкви, уже возносятся мыслью в это Царство славы. «Мы теперь дети Божии; а тогда не знаем, что будем, ибо будем, как Он». «Если терпим, то с Ним и царствовать будем». «Когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный». Так говорит от имени верующих апостол, прибавляя всегда при этом: — «если не ослабеем», «если останемся верными», «только бы нам и одетым не оказаться нагими».
Однако, не опустела ли земля с вознесением Христовым, не оставлена ли осиротевшей? Господь Сам отвечает на это, утешая учеников перед Своими страданиями: «Если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам», Духа Утешителя. С телесным отшествием Сына Божия соединено ниспослание на землю обильных даров Духа Святаго, о чем пророчествовал Иоиль в пророчестве, приведенном ап. Петром в день Пятидесятницы: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут; и на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать». Носительницей даров благодати является земная Церковь Христова. Своим пришествием Святый Дух соделал Церковь на земле небом, и избранных людей земли еще до их кончины Он являет «земными ангелами», светящими миру плодами Духа: любовью, радостью, миром, долготерпением, благостью, милосердием, верой, кротостью, воздержанием; являет «небесными человеками», запечатлевающими веру отказом от мира и всего, что в нем, мученичеством, исповедничеством. Земля стала как бы частью неба, преддверием неба.
Но зло еще действует на земле, воинствует против Христа и Его Церкви; тайна беззакония в действии, и близится время, когда она проявит себя в сыне погибели, антихристе. Земля еще ждет огненнаго очищения и того часа, когда Сын человеческий придет в славе Своей, для суда над миром. Поэтому с Вознесением связывается мысль о втором пришествии Господа. «Что стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, приидет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо».
Не случайное это выражение: «вернулись с радостию великою» — а глубокая мудрость благовестия, выраженная в самой краткой форме. Его смыслом наполнены апостольския писания.
Как же и нам не пожелать приобщиться радости Вознесения Господня?

Слово архиепископа Феофана (Быстрова), Полтавского и Переяславского (+1940г.), на Вознесение Господне и по поводу землетрясения

Когда Иисус Христос возносился на небо, и Апостолы, хотя уже и предупрежденные о Его восхождении ко Отцу Своему, стояли с устремленными вслед Его взорами, в изумлении от дивнаго события и в сетовании о разлучении с Божественным Учителем, тогда успокоить их посланы были Ангелы.
Что же делают сии небожители? Какое употребляют врачевство для уврачевания Апостолов от печали?
Как крепкое врачевство, употребляют они для сей цели, мысль о будущем явлении скрывшагося от Апостольских взоров Господа: «Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, говорят они Апостолам, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо» (Деян. 1, 11). И как верно помогло Апостолам сие духовное ангельское врачевство. «Возвратишася», повествует Дее-писатель о Апостолах, — по вознесении Господнем «во Иерусалим с радостью великою» (Луки 24, 52). Посему-то впоследствии и сами Апостолы, когда нужно было им укрепить слабых или облегчить страждущих христиан, всегда напоминали им о будущем славном пришествии Христа Спасителя, радостном для истинных и страшном для мнимых христиан.
Можно сказать, что мысль об ожидаемом явлении Христовом была в первоначальном христианстве вееобщим основанием, которым поддерживалось все здание христианства, и всеобщею силою, которою одушевлялось все тело его. Но так было, к сожалению, не всегда.
Всякий раз, как ослабевал в последующие века истинный дух первоначальнаго христианства, меркла в сознании христиан и мысль о будущем славном пришествии Христовом. И человечество, под влиянием сего пагубнаго помрачения духовнаго смысла, забывая заповедь Спасителя: «Непрестанно бодрствуйте» (Марк. 13, 37), «ждуще блаженнаго упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» (Тит. 2, 11-13), погружалось в глубокий духовный сон. Забывая о горнем, небесном, начинало оно жить лишь земным (Кол. 3, 2). «Коснит господин мой,» говорит злой раб и начинает «бити клевреты своя, ясти же и пити с пияницами» (Матф. 24, 48-49). «Коснит жених» (Матф. 25, 5), думают юродивыя девы и спят безпечно, между тем как последния капли елея догорают в лампадах их. «Коснит Судия», кричат ругатели Божественнаго Промысла: «Где есть обетование пришествия Его? Отнележе бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания» (2 Петр. 3, 4), и в надежде на сие коснение, или лучше сказать, в отчаянии, начинают ходить по своим похотям: «да ямы и пием, утре бо умрем» (1 Кор. 15, 32).
Что же делает в сих случаях вечно Бодрствующий Святый? (Дан. 4, 10).
«Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками сими» (Быт. 6, 3), говорит Он в Божественном Совете Своем. И там, где безсильна, не по недостатку Божественной силы, а по отсутствию восприемлемости людей, — любовь Божия, начинает вразумлять их глаголами гнева Божия.
Так некогда возглаголал гневом Своим Господь с небес, когда водами всемирнаго потопа потопил все греховное человечество и омыл землю от человеческих беззаконий. Так возглаголал Он, когда огнем небесным попалил греховные города Содом и Гоморру. Так было и на Голгофе. Когда греховное человечество не поняло, Кого оно распинало, заговорила сама природа. «От шестаго часа тьма бысть по всей земли до часа девятаго» (Матф. 27, 45). «Завеса церковная раздрася на двое с вышняго края до нижняго, и земля потрясеся, и камение распадеся, и гроби отверзошася, и многи телеса усопших святых восташа» (Матф. 27, 51-52).
Так и ныне глаголет Господь вам, о братие, очевидно потому, что и вы стали глухи к гласу Божественной любви, вследствие того, что стали забывать о небе и думаете лишь о земном. Коснит Господь приити, думаете и вы в глубинах сердец ваших.
«Нет, лукавые рабы и рабыни, не коснит Господь обетования, якоже неции коснение мнят, но долготерпит на нас, не хотя да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут» (2 Петр. 3, 9). И кто знает, не исполнилась ли уже мера Его долготерпения? Примечайте, христиане, как со дня на день умножаются знамения Его пришествия, Им Самим предуказанныя: «туга языков, глады и пагубы и трусы по местам, множество соблазнов, предательство друг друга, умножение беззакония, изсякновение любви» (см. Ев. Матф. 24, 3-33 и Луки 21, 11-36). Не были ли и мы свидетелями единственной в своем роде великой всемирной брани, когда не в переносном, а в подлинном смысле слова, «востал, по слову Спасителя, народ на народ и царство на царство» (Матф. 24, 7) ? И то уже есть знамение близкаго пришествия Судии Небеснаго, что так многие дремлют, не обращая внимания на поразительныя знамения времени, ибо по преждереченным глаголам от святых Пророков и Апостолов: «приидет день Господень, яко тать в нощи» (2 Петр. 3, 10). «Егда бо рекут мир и утверждение, тогда внезапу нападет на них всегубительство, якоже болезнь во чреве имущей, и не имут избежати» (1 Солун. 5, 3).
Хотим ли мы того или не хотим, но будет некогда время, когда услышим мы сей великий и страшный глас, который с высот небесных возгласит: «Се Жених грядет» (Матф. 25, 6). Се приближается Судия, се является Царь, се Бог всяческих грядет судити живых и мертвых! «Тогда от гласа сего содоргнутся основания земли, и силы небесныя подвигнутся» (Матф. 24, 29). Соберутся лики Ангелов, Архангелов, Херувимы и Серафимы, и все многоочитые с крепостью и силою возгласят: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф, Сый, Иже бе и Грядый, Вседержитель!» (Апок. 4, 8). И всякая тварь на небе и на земле и под землею с трепетом возопиет: Благословен грядый во имя Господне! И подобно страшной молнии возсияет и явится для суда над вселенной Великий и Славный Бог наш!
Святые по знамениям времен узнают это время. Но кто имеет ум обращенным на дела житейския и любит земное, тому не может быть сие ясно, — по слову преп. Ефрема Сирина (Слово на пришествие Господне). Почему таковых и наказывает Господь нарочитыми знамениями гнева Своего. И вас ныне, о христолюбцы, «Призираяй на землю и Творяй ю трястися» (Пс. 103, 32), чрез приключившееся с вами землетрясение, пробуждает от сна греховнаго к духовному бодрствованию и ожиданию страшнаго и славнаго Его втораго пришествия. «Днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших» (Евр. 3,7).
«Се грядет со облаки, и узрит Его всяко око» (Апок. 1, 7). Блажен, кто может от всего сердца сказать: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Апок. 22, 20). Аминь.