День памяти преподобного Серафима Саровского

Слово архимандрита Алипия (Воронова) (+1975г.) в день памяти преподобного Серафима Саровского

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Православная Церковь учит и наставляет нас на истинный путь жизни. Миллионы святых служат для нас примером для подражания. Еще при жизни на земле во плоти Господь наш Иисус Христос сказал апостолам: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода» (Ин. 15, 5). И Господь даровал нам эти ветви, великие и малые: святых апостолов, мучеников, преподобных, святителей и всех православных. Имен святых так много, что их невозможно перечесть. А нас, верующих в Господа, еще в Ветхом Завете Бог назвал виноградом, плодами на ветвях виноградной лозы. Об этом винограде и молится святая Церковь возглашением архиерея Божия: «Призри с небеси, Боже, и виждь, и посети виноград Свой, и утверди, егоже насади десница Твоя».
Об одной из таких крепких ветвей дерева Православная Церковь вспоминает сегодня, а именно о преподобном Серафиме, Саровском чудотворце. Блажен русский народ, что имеет такого светильника из русских людей, который своей святостью и дерзновением к Богу превзошел всех святых.
Преподобный Сергий Радонежский видел Божию Матерь один раз в жизни, видели Ее Антоний и Феодосий Киево-Печерские и другие святые, но видели очень редко. А святой преподобный Серафим Саровский сподобился несколько раз видеть Господа и Пречистую Его Матерь — 18 раз. И всегда, когда Богоматерь являлась ему, Она называла его так: «Любимиче Мой, сей от рода Нашего». Воля преподобного Серафима и воля Господа была одна воля, поэтому Господь и Божия Матерь исполняли все его прошения, и сам Серафим Саровский знал, какая он есть крепкая ветка на стволе дерева и кто он.
Как-то он сказал: «Кто похулит Господа и Божию Матерь и убогого Серафима, тому горько придется». И это было действительно так. Этот великий святой, который читал мысли человека как в книге, привел массу людей к покаянию и исправлению жизни. Приведу вам один пример.
Однажды к преподобному Серафиму пришел один генерал-атеист (и в то время были атеисты, то есть безбожники). Его грудь была в орденах, он не хотел идти к преподобному Серафиму, но его уговорили. Когда генерал вошел в келию преподобного, то увидел сгорбленного старичка — Серафима. Генералу он не понравился, и он думал так о нем: «Что мне может дать этот темный человек, что он понимает?» Преподобный Серафим прочел его мысли и сказал: «Зачем пришел ко мне, темному человеку, что я могу тебе дать?» От этих слов генерал упал на колени и все его ордена упали с мундира. Преподобный сказал ему: «Все твои ордена нажиты неправдою — покайся в делах твоих и исправь свою жизнь». Генерал со слезами покаялся и стал совсем другим человеком, стал искренне верующим. Таких примеров было множество.
Одна сестра из Дивеевской обители, Параскева, была святая, и она знала, что скоро преподобный Серафим умрет. Пришла к нему и сказала: «На кого ты нас, святый отче, оставляешь? Ты уходишь от нас, кто нас утешит?» Преподобный Серафим на это сказал ей: «Не печалься, я не оставлю вас, я всегда буду с вами, только придите на мою могилку и попросите у меня помощи и утешения во всякой нужде, и я исполню ваши прошения, лишь бы только они были на пользу вашей душе. Кто любит и чтит меня, тому Господь простит все грехи, какие он совершил от юности своей и до смертного часа. Все ваши грехи я беру на себя, отвечаю за них пред Богом».
Как это утешительно для нас, братья и сестры! Все наши грехи преподобный взял на себя, даже и те, которые мы еще совершим, лишь бы мы искренне каялись в них и с любовию просили преподобного Серафима ходатайствовать за нас пред Богом, и Господь простит нам все наши грехи по его ходатайству.
Советую вам, братья и сестры, кто не читал жития святого преподобного Серафима, достать эту книгу и прочитать. Знаю, что в наше время трудно достать такие книги, но сам преподобный Серафим вам поможет, если вы будете его просить об этом, он сам вам принесет эту книгу.
Преподобный Серафим Саровский был так свят и совершенен, что во время беседы с Мотовиловым его лицо сияло как солнце. По его молитве лицо Мотовилова также стало сиять, просветилось как солнце, а внутри себя, в своем сердце, он чувствовал такую радость, такой мир, теплоту и благоухание, что не мог рассказать и описать человеческим языком. Такое действие Святого Духа продолжалось в течение двух часов в зимнее время.
«Цель нашей временной земной жизни — стяжать Святого Духа», — говорил преподобный Серафим Саровский. С помощью Божией мы должны приобретать этот дар Божий, совершенствовать себя для будущей вечной жизни непрестанной молитвой, воздержной, благочестивой жизнью по заповедям Божиим.
Итак, братья и сестры, покаемся, проснемся от своих грехов. Покаяться или проснуться — это одно и то же. Голос Иоанна Крестителя звучит и к нам: «Покайтесь, приблизилось Царство Небесное». Иоанн Креститель говорил: «Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Лк. 3, 16). Крещение Иоанново было недостаточным для спасения, оно очищало первородный грех, но чтобы быть достойным членом Царства Небесного, надо креститься еще Святым Духом и огнем.
Вот мы теперь готовимся к великому празднику Крещения Господня, в который освящается вся земля Духом Святым. Этот голос великого пророка Иоанна звучит и доныне и призывает нас к покаянию во грехах наших, чтобы достойно и с чистым сердцем встретить Господа. Нам не нужно креститься в реке Иордан, мы уже крещеные, но мы очень много нагрешили, отдалились от Господа, а чтобы приблизиться к Нему, Господь нам даровал еще второе крещение — это Таинство покаяния. Православная Церковь помогает нам креститься вторым крещением. Она учит и наставляет нас на истинный путь жизни. От нас требуется очень немногое: хотение, усилие и терпение. Будем внимательны к голосу великого проповедника покаяния Иоанна Предтечи, Крестителя Господня, и преподобного отца нашего Серафима Саровского, покаемся и исправим свою жизнь, ибо приблизилось Царство Небесное. Аминь.
2/15 января 1960 г.

Слово архимандрита Исаакия (Виноградова) (+1981г.) накануне дня памяти преподобного Серафима Саровского

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
В то время, когда жил наш великий поэт Пушкин, когда уже строилась первая на Руси железная дорога, когда недавно только отгремели выстрелы на Сенат­ской площади при усмирении так называемого восстания декабристов, многие русские люди устремлялись мыслью и душою на запад, куда прорубил окно еще Петр Великий, заимствуя оттуда, наравне с хорошим, и многое худое и чуждое русскому духу: маловерие, даже неверие, излишнюю роскошь жизни, неуважение к нашей стране. В это самое время в тиши Саровских дремучих лесов жил и спасался великий угодник Бо­жий, преподобный Серафим. Он в одном своем лице соединил все виды труднейших подвигов древности: и пост, и молитву, и отшельничество, и даже столпниче­ство, и молчальничество. Тысячами шли к нему люди за словами наставления и утешения. И всех их принимал он с радостным, светлым лицом, кланялся каждому в ноги, целовал пыльные лапти пришедших к нему бого­мольцев и почитателей и даже среди зимы приветствовал их словами: «Радость моя! Христос Воскресе!»
Он сам был небесной радостью, светлою улыбкою перед тяжелыми испытаниями, постигшими нашу ро­дину вскоре после его кончины в 1833 году. Прозорли­выми очами он видел и неудачу Севастопольской кам­пании, и всю последнюю историю нашу, а чем даже жутко говорить… Он, бывало, говорил своим близким: «Радость моя! Если у тебя будет печаль на сердце или радость какая, — ты после моего кончины приди на мою могилку, расскажи мне все как живому, а я, если будет мне милость от Бога молиться за нас у Престола Божия помогу тебе». (Отец Исаакий плачет.) И мно­гим он действительно помог уже после своей смерти.
Родился святой преподобный Серафим в старинном нашем русском городе Курске, был третьим ребенком в благочестивой семье купцов Мошниных. Отца его звали Исидором, мать — Агафией, старшего брата — Алек­сием, сестру — Пелагией. Отец его кроме торговли брал еще подряды на постройку зданий, по тому времени «высотных» больших домов и церквей. Мальчика назва­ли Прохором по имени святого, в день которого он был крещен. Отец скончался, когда этому ребенку было лет пять-шесть. Мать его, энергичная женщина, взяла на себя постройку тех зданий, которые начал, но не ус­пел закончить ее муж.
К этому времени относится то событие, которое указало ей на особую милость Божию к младшему ее сыну и на особую дальнейшую его судьбу. Осматривая с ним строящуюся колокольню Казанской церкви (и теперь еще существующей в Курске), она не замети­ла, как резвый мальчик подбежал к краю площадки на верху колокольни, еще не имевшей перил, глянул вниз и свалился на землю с большой высоты. Разрывая на себе волосы от отчаянии, упрекая себя за невнима­тельность, сбежала с лестницы несчастная мать, ожидая увидеть на земле бездыханное тельце — и что же! Она не верит своим глазам: ребенок стоит перед ней живой и совершенно невредимый, без единой царапинки. Когда стали его расспрашивать, он мог только ска­зать, что при падении его удерживало что-то упру­гое, как бы крылья выросли у него, и он плавно и спо­койно спустился на землю и стал сразу на ножки. Это было явное чудо, и вся семья прославила Бога.
Вскоре после этого стал маленький Прохор учиться грамоте у ближайшего псаломщика, водя указкой сперва по строкам Часослова, потом Псалтыри, а затем стал читать и жития святых, которые полюбил на всю жизнь.
В возрасте десяти лет он тяжело заболел. Врачи не смогли назвать этой болезни и отказались лечить ее, сказав, что ребенок должен умереть. Время было лет­нее, мальчик находился в полусознательном состоянии и к довершению тревоги матери сказал ей: «Мама, сегод­ня будет у нас в гостях Царица Небесная!». Каждая из вас, матерей, подумала бы так же, как и она: «Видно, не жилец мой мальчик на этом свете, и возьмет его душеньку с Собой Царица Небесная!» Между тем она и не знала, что как раз в этот день по городу Курску носили икону Божией Матери, так называемую «Курскую-Коренную» («Знамение»), которая обычно находилась в монастыре вблизи Курска, но часто посещала дома благочестивых людей, желавших отслужить перед нею молебен. Ее проносили крестным ходом по соседней с домом Мошниных улице, когда внезапно набежали грозовые тучи на безоблачное до того небо разразился сильный дождь. Спасаясь от этого дож­дя, сопровождавшее икону духовенство вошло во двор Мошниных и внесло туда икону. Видя это, мать Про­хора пригласила их войти в дом. Внесли икону, маль­чик оживился, попросил отслужить молебен и по окон­чании его сказал: «Видишь, мама, вот и побывала у нас Царица Небесная». К вечеру Прохору стало гораз­до лучше, а на другой день утром он встал совершен­но здоровым.
Продолжая свое учение, маленький Прохор изу­чил и арифметику, насколько это было нужно для того, чтобы помогать старшему брату Алексею торго­вать в их небольшой лавочке. Занятие приказчика было очень тяжелым крестом для мальчика, всей душой стре­мившегося к Богу. Он за послушание продавал разные хозяйственные товары, не очень умело записывал приход-расход, а мысли его были в это время в Пале­стине или в пещерах Киевских…
Так шло время до семнадцати лет, когда Прохор объявил матери свое решение уйти в монастырь. Не стала возражать против этого умная и благочестивая мать, только сказала ему: «Я не смогу тебе посовето­вать полезного на этот счет. Ты сходи в Киевскую Лав­ру, побеседуй там со старцами и сделай так, как они тебе укажут». Послушался юноша этого совета, взял благословение у матери и отправился с котомкой за плечами пешком в Киев. Там поклонился он мощам Киево-Печерских чудотворцев, со свечкой в руке обойдя пещеры и прося у каждого благословения на пред­стоящий подвиг, а затем обратился н известному в то время схимнику Досифею, жившему недалеко от Лав­ры. Он указал юноше Саровскую обитель в соседней с Курской Тамбовской губернии и сказал, что там он найдет покой душевный и обретет спасение. Вернулся в Курск Прохор, чтобы попрощаться с родными, полу­чил от матери благословение и драгоценнейший пода­рок, который хранил всю жизнь: железный крест и Библию, — и опять отправился в путь.
Звонили ко всенощной 20 ноября, в канун праздни­ка Введения во храм Пресвятыя Богородицы, когда подошел к воротам монастыря рослый, краснощекий, голубоглазый юноша с тем, чтобы провести в этой оби­тели всю свою оставшуюся жизнь и отойти ко Господу в глубокой старости, снискав себе любовь и уважение всей братии и многих тысяч богомольцев. Послушания у него сперва были трудные: он был и лесорубом, за­готовляя дрова для монастыря, работал и в пекарне, начав с печения хлебов и дойдя до высокого звания про­сфорника, пекущего просфоры для Святого Таинства Евхаристии, был и плотником, и столяром. Как человек грамотный, нес послушание на клиросе в качестве чте­ца и певца. Все он исполнил охотно, усердно, с радос­тью, с улыбкою на своем молодом, привлекательном лице. Старшие монахи радовались, гляди на неге. Когда они сами уставали от долгих служб и еле стояли на ногах (у многих старцев от долгого стояниия делается расшире­ние вен), то молодой послушник, бывало, взглянет на них и улыбнется — не с озорством каким, а просто от радости, что и он славит Бога, и этой улыбкой подбод­рит их, и снова они все вместе с воодушевлением поют «Точна Ангел ты у нас», — говорили старцы.
Пришлось ему претерпеть и некоторое испытание. В то время посылали молодых послушников собирать средства на монастырь; довелось и Прохору отправиться со сборам в родной свой Курск. Матери он уже не за­стал н живых, посетил только могилку ее. Брат его был в это время уже зажиточным купцом, хорошо принял его, сам пожертвовал на монастырь значитель­ную сумму денег и у знакомых собрал, так что Про­хор вернулся и Саровскую обитель с более обильным подаянием, чем другие сборщики.
Когда встал вопрос о пострижении в монашество достойнейших послушников, то игумен, мудрый ста­рец Иосиф, предложил постричь Прохора и дать ему совсем новое имя Серафим, что в переводе значит — «пламенный, горящий». Такими изображает Священное Писание высших Ангелов, горящих любовью к Богу и к людям. Это имя действительно очень подходит к препо­добному. Через некоторое время был возведен препо­добный Серафим в сан иеродиакона и мог теперь уча­ствовать в богослужениях, призывая людей к молитве своим диаконским орарем, который и изображает собою крыло Ангела.
Однажды было ему замечательное видение. После малого входа, когда диакон должен обвести орарем всех предстоящих с возгласом: «И во веки веков, Аминь», святой Серафим остановился посреди амвона лицам к народу в изумлении и не мог произнести ни слова. Лицо его то бледнело, то вспыхивало румянцем, глаза были устремлены вверх, к куполу храма, весь вид его вы­ражал глубочайшее благоговение и изумление. Муд­рый игумен велел двум другим диаконам взять его под руки и ввести в алтарь, ни о чем не спрашивая. Всю обедню простоял там преподобный не говоря ни слова, но когда настало время — спокойно причастился Свя­тых Таин. На вопрос игумена он поведал ему, что, стоя на амвоне с орарем в руке и готовясь произнести положенный возглас, он поднял глаза вверх и увидел, что купол храма как бы разверзся и сверху, с голубого небо пускался Сам Господь Иисус Христос, окружен­ный множеством Ангелов, которые «как пчелки» (по образному выражению преподобного) толпились и ле­тали около Него. Спустившись на амвон, Господь на-правился к Своей иконе, находящейся справа от Цар­ских врат, и вошел в нее, как в дверь, но перед тем обернулся и меня, убогого, особо благословил, расска­зывал святой Серафим.
Удостоился он и получения сана иеромонаха и мог теперь не только присутствовать при совершении ‘Га­инства Евхаристии, но сам претворять хлеб и вино в Животворящие Тело и Кровь Христову.
Общительный, даже веселый, отец Серафим боль­ше всего все же любил уединение и молитву. Он об­любовал себе в глухом лесу выстроенную там одним из монахов избушку и попросил разрешении у игумена и архиерея поселиться там. Ему разрешили, и он, затк­нув за пояс свой топорик, взяв на спину котомочку со своей Библией и небольшим запасом хлеба и соли, в самодельных лаптях отправился туда, в свою «даль­нюю пустыньку». Там он читал и молился целыми дня­ми, бродя по лесу и погружаясь в размышления о еван­гельских событиях. Живописная местность давала пищу его воображению и побуждала давать библейские названия любимым местам: ручеек назывался у него Иор­дан, и около него вспоминал он Крещение Господне и пел положенные в этот праздник стихи. Небольшой при­ток этого ручейка был у него «поток Кедронский». Зеле­ный пригорок изображал у него гору Фавор, и, прохода туда, переживал он Преображение Господне; была и «гора Елеонская», с которой возносился Господь наш Иисус Христос. Читал он Библию и вообще духовные книги всегда стоя, считал себя недостойным беседовать с Господом сидя. Так жил он много лет почти в полном одиночестве, приходя лишь изредка в монастырь при­частиться Святых Таин и пополнить свои небольшие запасы хлеба и соли. Некоторые овощи развел он на даль­ней пустыньке сам, собирал и траву «снитку», из кото­рой варил похлебку или употреблял ее в сыром виде.
Появление преподобного Серафима в глухом лесу смутило «настоящего» хозяина этих мест, большого медведя. Сперва он опасливо присматривался к при­шельцу, но потом убедился, что человек не замыш­ляет против него никакого зла. Однажды, проголодав­шись, подошел он близко к келье. Преподобный дога­дался, что зверь голоден, отрезал краюшку хлеба, посыпал ее солью (это угощение любят все живот­ные, и домашние, и дикие) и, осенив крестным знаме­нием себя и зверя, подал ему. Медведь съел и с тех пор стал приходить к отцу Серафиму за подачкой, нисколько не боялся его и даже слушался. Монахини соседнего женского Дивеевского монастыря рассказы­вают такой случай. Однажды они пришли к старцу Се­рафиму. Дело было летом. Они сидели на срубленных пеньках в лесу, и отец Серафим с ними. Вдруг во вре­мя беседы услышали они сильный треск сучьев в лесу и, оглянувшись, с ужасом увидели на опушке леса огромного медведя. Они было закричали, бросились бежать. С удивлением услышали они голос отца Сера­фима, который, обращаясь к зверю как к разумному существу, говорил; «Что же это ты, Косолапый, на­пугал моих сирот? Поди-ка лучше принеси нам чего нибудь вкусного, а то мне нечем их угостить. Ступай-ка, ступай». Медведь тихонько зарычал, как бы согла­шаясь, тряхнул своей треугольной башкой и направился обратно в лес. Беседа продолжалась, и сестры совсем позабыли о медведе. Вдруг опять послышался треск сучьев, и на полянку ввалился тот же медведь, неси в зубах сверток бересты, в котором оказался сотовый мед. Ведь и слово «медведь» означает, что он ведает, где есть в лесу мед от диких пчел, и на этот раз Мишка оправдал свое название. Он положил сверток н ногам преподобного, а тот встал, ушел в избушку и вынес оттуда своему «другу» кусок хлеба с солью, после чего косолапый спокойно удалился.
Мы не должны особенно удивляться этому. В жити­ях святых часто встречаем мы примеры того, что ди­кие звери не трогали их и слушались. Так было и до грехопадения Адама в раю, когда все животные при­знавали над собою власть человека и повиновались ему. После грехопадения человек потерял свой внутренний душевный мир, и звери ощетинились на него и оскали­ли свои зубы. В редких случаях, когда находит снова подвижник этот внутренний мир, когда восстанавлива­ет в первозданной чистоте свою душу, и дикие звери перестают угрожать ему, а становятся его друзьями.
Враг рода человеческого не мог допустить, чтобы такой светоч разгорался все сильнее, и вознамерился погубить его через злых людей. Три злодея подошли к преподобному днем с целью ограбить его избушку. «Ты, монах, верно, много денег накопил, к тебе приходят люди, подают тебе. Говори, где хранишь деньги?» Пре­подобный Серафим в это время рубил дрова. Он был тогда еще не старый, рослый, сильный и мог бы с топором в руках хорошо защищаться и даже прогнать разбойников. Но он прежде всего отбросил свой то­пор, чтобы не было этого искушения, и спокойно от­ветил им: «Денег у меня нет, все мое сокровище за­ключается в Библии и в иконе, которая висит в избушке» (икона эта — «Умиление», где Богоматерь изображена без Младенца, подчеркнуто Девою, со сложенными ка груди руками, вероятно в момент Благовеще­ния). Вошли в избушку злодеи, перевернули в ней все и, не найдя денег, от злобы искалечили преподобного: били его, топтали ногами, ударяли обухом его же то­пора, проломили ему голову и спинной хребет и ушли, оставив его едва живого, истекающего кровью. Немно­го отлежавшись, преподобный Серафим ползком до­брался да монастыря, где привел в ужас всю братию своим видом. Долго проболел он и на всю жизнь остал­ся калекой, горбатеньким, каким вы видите его на иконах. По выздоровлении уговорили его монахи не уходить далеко от монастыря, и преподобный Сера­фим должен был расстаться со своей любимой дальней пустынькой. Поселился он теперь все же не в самом монастыре, а недалеко от него, в «ближней пустынь­ке», и продолжал вести прежний образ жизни.
Не может укрыться город, стоящий на верху горы, светильник ставят на подсвечнике, а не держат его под спудом. Услышал народ, что есть в Саровской оби­тели старец Серафим, который всех с любовно прини­мает, утешает, дает добрый совет — и потекли к нему толпы народа. Трудно себе представить, но в иные дни приходило к его келье до трех тысяч посетите­лей, и никто не отходил от него «тощ». Начались ис­целения таких больных, от которых уже отказались врачи. Так, привезли к нему одного богатого и образо­ванного человека, судью по профессии, Мотовилова, который был болен тем, что все суставы его ослабе­ли, и он несколько лет лежал в постели без движения. «Верите ль Вы, Ваше боголюбие (такое обращение придумал сам преподобный), что может Господь Бог Вас исцелить через меня, убогого Серафима?» И, по­лучив удовлетворительный ответ, поднял его за руку велел идти своими ногами, которые сперва дрожали подгибались, а затем быстро окрепли. Этот Мотови­лов, хотя и светский человек, сделался затем как бы учеником и другом преподобного, часто навещал его и оставил нам замечательные записки, в которых подробно изложены беседы со старцем Серафимом.
Но среди посетителей оказывались иногда и неверу­ющие, и просто любопытные, и все же большинство их, обвеянные лаской старца, возвращались домой ду­ховно исцеленными и возрожденными. Некоторые в про­стоте души приходили даже спрашивать, где найти украденную вещь или как поступить в тех или иных случаях, очень далеких от духовных интересов. Так, пришла однажды к нему одна птичница и поведала, что дохнут у нее индюшата. Выйдут погулять, промочат лапки в росистой траве и гибнут. А барыня строгая, уже предупреждала ее о наказании. «Чем мне их лучше кормить, научи, батюшка Серафим!» Задумался препо­добный. «А ты корми их отрубями, сделай из них шари­ки и корми!» Прошло недели две — приходит та птич­ница радостная, веселая поблагодарить батюшку за доб­рый совет: перестали гибнуть индюшата, и барыня довольна, а все только удивляются. Ликует преподоб­ный, что водворился мир в душе несчастной женщи­ны, всецело зависящей от воли и каприза своей госпо­жи. И когда убеждали его друзья поберечь свои силы и не принимать так много народу, он с улыбкой отвечал: «У всех ведь свои индюшата, всем надо помочь!»
Однако в монастыре стали косо смотреть на такое обильное стечение народа. Другие, более старые мо­нахи говорили: «Мы так же постимся, и молимся, и Богу служим, как отец Серафим. Почему это к нему идут, а к нам — нет? Только лишний соблазн в мона­стыре, и женщины сюда приходят!» Дошло дело до архиерея Тамбовской епархии, и он нашел нужным запретить отцу Серафиму принимать посетителей. Крот­ко и беспрекословно подчинился зтому решению пре­подобный. Но попросился уйти в затвор. Игумен разре­шил ему это, и в течение нескольких лет никто в мо­настыре не видел лица его, не слышал его голоса. На оконце своей келии он молчаливо клал корочку хлеба, или щепотку соли, или капустный лист, показывая этим, что следует ему принести для пропитании. Взгру­стнулось монахам, что не видят они светлого привет­ливого батюшки Серафима. Даже те, которые были против него, начали скучать о нем. И Пресвятая Дева, не раз удостаивавшая Своим посещением келью пре­подобного, явилась ему и повелела выйти из затвора.
Когда уже достиг святой Серафим преклонного воз­раста и созрел духовно, в одном из соседних монасты­рей не оказалось игумена. Никак не могли там решить, кого из братии поставить игуменом. Один казался слиш­ком строгим, другой — слишком мягким, третий был высоким молитвенником, но не умел вести хозяйства монастырского, четвертый был практичным хозяином, но упускал духовные нужды братии, и так далее. Обра­тились к преподобному Серафиму с просьбою принять на себя игуменство, и он даже сам поколебалса и допу­стил ненадолго в себе мысль: «А почему бы мне в самом деле не сделаться игуменом во славу Божию?» Но вскоре понял он, что нет воли Божией на это, и за свой, как он стал считать, «гордый помысел», решил себя наказать. Летом в лесу выбрал он большой гладкий камень, при­бил к соседнему дереву свою икону «Умиление» и, стоя на коленях с воздетыми руками, молился так часами. Зимой он втащил камень чуть поменьше в сени своей кельи и молился там. Если бы сложить все то время, что он провел в такой коленопреклоненной молитве, то получилось бы тысяча дней и ночей, т. е. около трех лет. Так в ХIХ веке возродился в лице преподобного Сера­фима очень древний подвиг столпничества. Об этом ник­то не знал до самой его кончины, незадолго до кото­рой сообщил он об этом своему духовнику.
После своего пострижения в схиму старец Серафим стал вести еще более строгий и уединенный образ жизни. Собственными руками сделал он себе дубовый гроб — колоду. Рубится большое дерево, отрезается нужный размер по длине, а затем отпилилвается одна треть по­перек (это будет крышка гроба), и большая часть вы­далбливается внутри для самого гроба. Опилки кладутся внутрь вместо подушки. В этом гробу и спал иногда преподобный, стараясь приготовиться к смерти.
В канун своей кончины в 1833 году святой Серафим был особенно светел и радостен. Это был Новый год — 1 января. Он вместе с другими причастился в храме Святых Таин и остальную часть дня провел одиноко в своей келье. К вечеру соседи слышали, как он пел пас­хальные стихиры, исполнил весь пасхальный канон. Рано утром 2 января обходивший кельи монахов «будильник» Павел заметил, что фонарь его тускло горит в коридоре, а около двери преподобного Серафима пахнет дымом. По монашескому обычаю он произнес: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Хри­сте Боже наш, помилуй нас!» Изнутри должны отве­тить: «Аминь». Но возгласа не последовало. Тогда он начал стучать в дверь сперва тихонько, потом все силь­нее и сильнее. Опять молчание. Тогда Павел забеспокоился, забил тревогу. Собрались жившие по соседству монахи, без особого труда открыли запертую изнутри дверь, и тогда из кельи в коридор повалил густой дым. Оказалось, что тлеет полотно на столе от упавшей на бок свечки. Это легко потушили, серьезного пожара не произошло. У отца Серафима всегда горело много свечей, воткнутых в песок; эти свечи давали ему посе­тители, прося помолиться о своих нуждах. Он писал, например, на свечке: «О болящей Анне» или «О путе­шествующем Петре», зажигал их и следил за ними во время своего вечернего правила. Если нагибалась свеч­ка, обтекала, почти падала — это было ему знаком, что с человеком неладно. Он усиливал об нем свою мо­литву, пока огонек этот не выравнивался.
Покончив с тушением пожара, вошедшие монахи стали звать преподобного, но он не откликался, стоя на коленях перед иконою со сложенными крестообраз­но на груди руками. Лицо его было бледно, глаза за­крыты, думая, что он уснул на молитве, стали его трогать, трясти за плеча и вскоре убедились, что душа его уже отлетела ко Господу. Весть об этом моментально разнеслась по монастырю, и тут только вспом­нили предсказание преподобного, что кончина его от­кроется пожаром. Так это и случилось. Икона Божией Матери, перед которой скончался преподобный Сера­фим, стала с тех пор называться «Умиление», и ей установлен праздник тоже 2 января, в день кончины преподобного Серафима. Замечательно, что Воронеж­ский архиепископ Антоний в ту же ночь узнал о кон­чине преподобного, хотя тогда не было еще ни радио, ни даже телеграфа. Он сказал утром своему келейни­ку, что старец Серафим скончался.
А через семьдесят лет было торжественное открытие мощей преподобного Серафима и прославление его — уже как святого. Радостно звонили колокола всех церк­вей Саровской обители, десятки тысяч народу собрались на это торжество, и действительно, по слову преподобно­го Серафима, «среди лета была Пасха». На торжестве открытия мощей совершилось много чудес. Камень, на котором молился преподобный Серафим в лесу, был раз­ломан богомольцами на малые кусочки, и во многих бла­гочестивых русских семьях до сих пор хранятся такие кусочки как святыня. Есть и у меня такой, любовью ду­ховных чад моих мне поднесенный. Другой же камень поменьше, на котором стоял святой Серафим зимою в сенях, остался в Саровской обители.
Все зто происходило уже на моей памяти, в 1903 году, когда мне было восемь лет. Но еще раньше про­давали брошюрки о «старце Серафиме», и на обложке было изображено, как он из рук кормит медведя. Я чи­тал это жизнеописание и увлекался им, когда мне было лет пять-шесть. Пытался даже подражать ему. В даль­нем углу сада в нашей усадьбе положил я камушек, повесил вблизи на дереве иконочку и убегал туда мо­литься. О чем молился я тогда? Не помню. Но знаю одно, что та молитва моя была лучше и чище тепе­решней (плачет).
Обращаюсь я и теперь к святому Серафиму, особен­но в настоящие тяжелые для меня дни. Жалею я, что нет у меня такого же камня, на котором должен бы и я стоять в наказание за свою дерзкую мысль, что могу я сменить свою архимандритскую мантию на другую, по­лосатую, и смогу тогда принести какую-то пользу. Вмес­то такого камня будете для меня вы, не любящие меня. Не зная сами того, вы оказываете великую услугу моей душе, исцеляя ее от помыслов гордости, избавляя ее от того, чтобы я ударил своим новым жезлом на вас так! (полушутя ударяет жезлом об пол так сильно, что гул идет по всему храму. Полуглухие, закутанные в шали бабушки смотрят с испугом и спрапшвают друг друга: «На кого это он так рассердился?!»)
Таков был святой, память которого мы сегодня чтим. Святой, особенно любимый нашим народом, можно бы сказать — «народный святой». Будучи в сане священника, он не переставал ходить в лаптях. Как сказал один проповедник, под черной мантией его как бы чувствовались сложенные белоснежные крылья серафи­ма. Да покроют же эти крылья всех, кто его любит и почитает. Аминь.
1/14 января 1956г.

Слово протоиерея Бориса Старка (+1996г.) в день памяти преподобного Серафима, Саровского чудотворца

Празднуемый нами сегодня благостный старец преподобный отец наш Серафим, Саровский чудотворец, является одним из самых близких нам святым. Он жил в России, и не очень дав­но — всего сто тридцать лет назад. Мне в детстве приходилось слушать рассказы людей, лично знавших старца Серафима. Он был современником таких широко известных людей, как Пушкин и Гоголь. Жизнь Преподобного мы хорошо знаем во всех ее деталях.
Детство угодника, названного родителями Прохором, протекало в городе Курске. Его отец был строителем и ныне существующего курского собора. Во время постройки этого собора явно проявилась особая милость Божия к Прохору. Играя на лесах воздвигаемого собора, мальчик оступился и упал с большой высоты. Все думали, что найдут у подножия постройки бездыханное тело, но, к великому удивлению и ра­дости, ребенок остался совершенно невредимым.
Хочется остановиться на одной стороне жизни препо­добного Серафима. Это то, что теперь часто называют «сера­фимовским богословием». Простой старец-подвижник, не проходивший в учебном заведении Курса богословских наук, оставил после себя и устные, и письменные заветы, преис­полненные глубоких богословских истин, оставил после себя науку, и изложенную в теории, и пройденную им самим в жизни, которую можно назвать «стяжание Святого Духа». Преподобный говорил, что стяжание Святого Духа — это цель жизни христианина и все христианское делание сводится к этому. «Стяжи дух мирен — и тысячи около тебя спасутся», — говорил он. Уча других, преподобный Серафим всю свою жизнь посвятил стяжанию Святого Духа, и поделился Им со всеми людьми, и спас около себя многих.
Но достигнуть этого было делом непростым и нелегким. Преподобный не остановился перед многочисленными под­вигами. Например, тысячу дней и тысячу ночей провел он в одиночестве, стоя на камне в пламенной молитве. Пусть лю­дям легкомысленным и недальнозорким это кажется потерей времени, и это не было эгоистическим стремлением в одино­честве спасти одного себя. Именно этот его подвиг был дела­нием социальным, то есть таким, от которого пользу имело все человечество. Богачи, как последние нищие, приходили к убогому старцу, прося у него подаяния — мира душевного. Ученые и мудрецы, не нашедшие в науке ответа на свои вопросы, спрашивали у него, и этот неученый и простой монах давал им советы, и они возвращались умиротворенные, получив от него частицу Духа Божия, который несет в себе всякую истину. Христос сказал: «Я есмь Истина и Жизнь» (Ин. 14, 6). Находясь в Духе, преподобный и весь мир видел в Боге, в каждом человеке видел образ и подобие Божие. Приветствуя каждого приходя­щего, он говорил: «Радость моя!» — и это не было заученной фразой, не было пустым звукам. Действительно, общаясь со всяким человеком, он ощущал эту радость, так как каждый посетитель был для него посланником Божиим, его братом. Он обладал удивительной способностью в каждом человеке видеть хорошие, светлые стороны, которых не могли затмить недостатки. Как-то ему сказали: «Как плохо сегодня пели в церкви!» «Разве? — ответил он. — А мне казалось, что я слышу пение ангелов!» Он сам был в молитве так близок Богу, что и в пении воспринимал только хорошее, то, что приближало его к Господу, и ошибки певчих не мешали ему лицезреть Спаси­теля, не угашали Духа, которым он жил.
Эта удивительная черта объясняет многое в нашей собствен­ной жизни. Однажды в разговоре со своим учеником, образо­ванным и состоятельным помещиком Н. А. Мотовиловым, очень почитавшим старца, Преподобный сам разъяснил ему, как может человек быть «в Духе». В это время они оба гуляли в лесу, дело было зимой, и вокруг них стояли запорошенные снегом деревья. «Посмотрите на меня, ваше боголюбие, — сказал старец. — Что вы видите?» — «Я вижу вас как среди солнца и не могу выдер­жать этот свет. Из глаз ваших как молнии сыпятся». — «А что вы чувствуете?» — «Необыкновенно хорошо, такая тишина и мир в душе, что и выразить словами не могу». — «Что же вы чувствуете еще?» — «Теплоту необыкновенную». — «Как теплоту? Ведь зима на дворе и под ногами снег, да и на нас с вами с неба более вершка снега насыпало. Какая же тут может быть теплота?. — И батюшка, улыбнувшись, сказал: Знаю все это, и я тоже все это чувствую, это потому, что мы с вами оба в Духе сейчас, а если бы вы не были в Нем, то и меня таким видеть не могли бы».
В этой чрезвычайно интересной и поучительной беседе мы задержим наше внимание на одной истине. Человек видит в дру­гом человеке то, что характерно для его собственного состоя­ния. Поэтому праведник видит в других хорошее, а грешнику недоступны эти переживания, и он видит мир в самом дурном аспекте. Позволю себе привести пример. Каждый из нас знает, что от качества радиоприемника, от того, на какую волну он на­строен, зависит то, ЧТО человек слышит. В одной и той же ком­нате, в одних и тех же условиях можно услышать и гениальную музыку, и вой взбесившегося джаза. Если аппарат ваш чуткий и хорошо настроенный, то он будет питать вас возвышающими душу звуками, а если его плохо настроить или же он будет порочен, то и вы услышите звуки, только раздражающие вас, услышите только ложь, зло и пагубу. Так и душа человеческая: когда и ней мир, то и вокруг себя человек ощущает мир. Все люди кажутся нам хорошими, каждый человек — родной и близкий, встреча с ним — для нас РАДОСТЬ. И это не только потому, что судьба нас сводит с такими людьми, но главным образом потому, что мы сами в этот момент находимся в мире и Духе Божием. И общение с нами становится радостью для людей, они идут к нам за утешением, за советом, за любовью. Но вот по ряду причин мы потеряли внутри себя мир, и что же? Все вокруг нас как будто изменилось. Небо заволокло тучами, все нас раз­дражает, люди повернулись к нам своими грехами и ошибками. Мы сами делаемся для окружающих не источником мира, любви и радости, а тяжелым крестом, бременем и обузой.
Братья и сестры! Загляните внутрь себя, и вы увидите разные состояния своего сердца, по-разному окрашивающие жизнь, создающие вокруг вас то мир и радость, то вражду и ненависть. Вы вспомните людей, общение с которыми — ра­дость и обогащение духовное. Вспомните и других, вокруг ко­торых пустота, потому что душа их пуста для мира и любви.
Каждый из нас может быть для мира радостью и приме­ром, но и каждый из нас может своим внутренним состоянием нарушить мир в мире. Тот мир, а котором Христос сказал нам: Мир Мой даю вам (Ин.14, 27).
Дать миру мир может только тот, кто имеет этот мир в своем сердце. И чтобы дать миру братство и любовь, надо иметь все это в своем сердце. Чтобы стать светом для человеков, надо постоянно и напряженно бороться с самим собой, бороть­ся со своими ошибками и недостатками, и отсюда мы должны начинать всякие усилия для создания мира на земле.
Братья и сестры! Слушайте завет праведного отца нашего Серафима! Стяжите дух мирен — и тысячи около вас спасутся. Аминь.
Феодоровский кафедральный собор г. Ярославля
15 января, 1965 г.

Слово архиепископа Нафанаила (Львова), Венского и Австрийского (+1986г.), в день преподобного Серафима Саровского

Веяние преподобного Серафима Саровского в руской церковной истории

Много святых, как чистые жертвы веры и любви, принесло человечество к престолу Божию, мног крин — цветов веры, подвига и любви произросло в бесплодной пустыне «мира сего», в нем, но вне его, ибо жили они не его соками, а благодатью Божией, в подвиге веры и любви ими мудро собираемой и усвояемой.
И все эти святые — крины-цветы, ибо питались одним Хлебом, и каждый из них явление единственное, личное, неповторимое и в каждом свое, ему присущее, благоухание благодати Божией.
Имя преподобного Серафима овеяно благоуханием крина святости и благодати, выросшего и собранного на Русской земле… Воздух русских полей, лесов, рек и озер дал ему свои нежные оттенки и колорит. В нем русская радость весны, радость солнца и жизни. Его имя вызывает в человеке, хоть немного приостановившемся перед его образом, ни с чем не сравнимое и невыразимое нежно-радостное чувство — радости добра, счастья и блаженства добра.
Преподобный Серафим и его проповедь — огромное историческое явление в жизни русского народа. С его именем связан огромный исторический сдвиг в нашем русском духовном росте и религиозном развитии. Этот сдвиг произошел и происходит в наше время, на наших глазах и не может быть русского сознательного верующего православного, который духовно не поклонился бы преподобному Серафиму, не испытал по отношению к нему чувства благодарности за то, что одних он прямо ввел, а другим помог войти в Православие, в Церковь Христову и научил познать Бога.
Столь известное учение преподобного Серафима о смысле жизни, изложенное в его беседе с Мотовиловым, начинается словами, в которых раскрывается историческое значение его учения, его проповеди. «Вас не так учили, как надо Ваше Боголюбие», — говорит он Мотовилову. Другими словами, по мысли великого старца, в его время неверно, неточно, неправильно отвечали на самый главный вопрос человека — о смысле жизни. Или, еще иначе сказать, в русском верующем обществе того времени были распространены мысли неверные, люди жили, руководясь богословскими взглядами, мировоззрением, неправославным.
В чем же эта неправославность?
В беседе с Мотовиловым преподобный Серафим отвечает на этот вопрос.
— Вас учили, что смысл жизни в том, чтобы творить добрые дела.
И дальше объясняет, что смысл не в самых делах, что дела не цель, а только средство к тому, чтобы «стяжать Святого Духа» и что вот это стяжание и есть подлинный смысл, задача и цель жизни человека. Что человек должен опытно познать Бога, Богообщение, и стремиться всегда быть в Нем.
За этим осуждением распространенных, косных, слежавшихся и неправославных мыслей и прямым противопоставлением им православных, нам нетрудно увидеть очертание большого исторического процесса, борьбу двух течений, двух мировоззрений.
Одно, осужденное преподобным Серафимом, привычное и распространенное в обществе того времени, да и не только того, но и позднейшего времени, создалось под воздействием длительного в Русской истории неправославного мировоззрения.
При каком условии, на каком основании, почему сами дела могут быть смыслом жизни?
Только при том условии, при той предпосылке, что Бог дал человеку задание что-то создать на земле из дел человеческих. Что по Божию изволению он должен что-то создать здесь на земле, создать какую-то идеальную жизнь, построить «Царство Божие на земле». Если цель и смысл жизни человека поставлены именно на земле — построить, создать Рай на земле, в условиях земной жизни, если этот «рай на земле» есть цель и смысл жизни, то тогда действительно все дела, которые человек делает в порядке создания этого рая, в порядке осуществления Божией воли и задания, получают абсолютное значение, являются смыслом жизни человека.
Это стройное и динамичное целеустремленние, осмысливающее и освящающее культурное творчество, дающее абсолютное религиозное значение делам человеческим, создающее веру в прогресс, в значение и смысл цивилизации, но неверное, произвольно-искусственное, искажающее очертания всех вещей, всю перспективу жизни, понимание — Православие не приемлет, ибо оно в корне разрушается словами Спасителя о том, что «Его Царство — не от мира сего», что перед Его учениками впереди не оптимистическая перспектива, а «в мире скорбни будете», впереди не розовый прогресс в плоскости земной — ибо «Сын Человеческий прийдя — найдет ли веру на земле?», что Господь пришел на землю не для того, чтобы устраивать общественную жизнь, судить людей в их житейских задачах и «делить» между ними материальные блага и устраивать их общественную, государственную и социальную жизнь. Нет, не в этом всем смысл жизни, а в том, что есть «единое на потребу», что нужно искать «прежде всего»: в приобщении «Царству Божию», которое не вне, а внутри человека, и никто не может указать внешних «приметных» форм этого Царства Божия, ибо оно «внутрь вас есть». По словам апостола Петра «земля и вся дела человеческия сгорят». Вечна только Церковь Христова, которую «не одолеют врата адовы», вечна только жизнь в Боге.
Нет и не будет «Рая на земле». Нет оснований для страстных человеческих мечтаний о прогрессе и абсолютном значении человеческого творчества и дел человеческих. Смысл жизни не сами дела, а в творческом динамическом стремлении к Богу, жизни в вере и любви к Богу, здесь «Его Царство», и оно не во вне человека, а внутри, в сердце, в любви, в искании Бога, в жизни в Боге. Смысл жизни в приобщении Богу, в стяжании Святого Духа.
Преподобный Серафим звал не только веровать в Бога, но учил знать Бога, знать и узнавать благодать Святого Духа каждый раз, когда она благодатно коснется человека, звал быть постоянно в благодати Божией. Стяжание Святого Духа, постоянная жизнь с Ним и в Нем — это начало Царства Божия и вечной жизни, которой человек приобщается уже на земле.
От взглядов, представлений, мировоззрений, философии, угнетенных тремя измерениями, от перспектив в пределах горизонта, преподобный Серафим тихо и кротко-ласково, простыми словами зовет человека к такому дерзновению, о котором не смел и подумать Мотовилов — сын своего народа и русского общества того времени. В тихих и кротких, свято-простых и ласковых словах преподобного Серафима о стяжании Святого Духа, о знании Его и сроднении с Ним — дышит все Православие и под лучами радости смиренно-дерзновенной веры преподобного Серафима оживает русская душа.
Русская жизнь, русское общество, русская религиозная мысль были под длительным не русским и не православным влиянием. Чужая мысль и мировоззрение на многое наложили свой отпечаток. Подлинно православный религиозный церковный опыт всегда был в Русской Церкви, но между опытом и мыслью не было полной симфонии.
Подлинный церковный опыт и подлинно церковные мысли хранились ею по преимуществу в богослужебном богословии, в богатейшем догматическом и нравственно-богословском содержании стихир, тропарей, канонов и пр., являющихся часто сокращенным изложением проповедей или трактатов святых отцов на догматические и нравственные темы. Все это богослужебное богословие, без малейшего изъяна строго православное и богословствование преподобного Серафима Саровского о стяжании Духа Святого абсолютно согласно с ними, насыщено тем же Духом.
В формальном же школьном богословии преподавались совсем иные взгляды, большей частью в полном противоречии с богослужебным святоотеческим богословием.
Именно от этого, в значительной степени неправославного, богословия бежал в 18 веке старец Паисий Величковский, противопоставлял это богословие «Азбуке духовной» святителя Тихона Задонского, чего никак не могло случиться в отношении подлинного церковного богословия святых отцов.
Более того, как отмечают наши церковные историки и особенно ярко о. Георгий Флоровский, лучшие священники XVIII века, получившие воспитание в указанном школьном частично неправославном духе, чтобы стать настоящими добрыми пастырями должны были переучиваться в церковной стихии, в среде верующего народа, пропитываясь подлинно православным богослужебным богословием и конечно в этом процессе влияние преподобного Серафима Саровского было самым духовно авторитетным и действенным, ибо он богословствовал не теоретически, а опытно проверяя свои слова веянием Того Духа, стяжание Которого учил он считать главным и единственным делом жизни человека.
В течение всего XVIII века и первой половины XIX-го оба течения богословской мысли боролись в Русской Церкви.
В 30-х годах XIX века мы видим начало и затем развитие процесса русского православного возрождения. Магистраль его можно наметить именами митрополита Филарета, Хомякова, епископа Феофана Затворника, о. Иоанна Кронштадтского, митрополита Антония Храповицкого. Этот процесс привел Русскую Церковь к Московскому Собору 1918 года, к огненной славе русских мучеников в гонении на Русскую Церковь.
Но в самом начале этого великого и еще недостаточно понятого исторического процесса возрождения Православия в России, освобождения русской души от инославного влияния, возрождения православного единства опыта и мысли, стоит кроткий и смиренный «Убогий Серафим» и всех жаждущих стяжания Святого Духа, он и теперь, как и при своей жизни, приветствует словами «Радость моя, Христос Воскресе!»

Слово святителя Иоанна (Максимовича), архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского (+1966г.), в день преподобного Серафима Саровского

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
«Среди лета запоют Пасху», — сказано было некогда в Сарове. Прошло 70 лет после смерти того, кем эти слова были произнесены, и 19 июля 1903 года вся Русь огласилась хвалебными песнями, прославляющими Бога и Его угодника. Действительно, вся Русь ликовала тогда, как в День Святой Пасхи, даже больше.
Наступили потом страшные дни для России, но не умерла и не ослабела память о преподобном Серафиме. Так же притекают к нему русские люди, прославляют его и на терзаемой Родине, и во всех концах мира, где они рассеяны. С жизнью преподобного Серафима начинают знакомиться и другие народы; его жизнеописание переводится на разные языки, вызывая не только восхищение, но и стремление многих применить в своей жизни уроки, даваемые нам жизнью преподобного Серафима. Так, несмотря на все перемены, происходящие в мире, память преподобного Серафима не только не меркнет, но остается светильником, все ярче светящим человечеству.
Подобное было и в дни его земной жизни. Рушились города, восстанавливались царства, с 12 народами шел в Россию, а потом с позором покинул ее Наполеон, горела и опять восстала из пепла Москва, устраивали восстание и были судимы декабристы, а преподобного Серафима как бы и не касались эти события. Он весь был занят достижением «единаго на потребу», работал над «своим духовным возрастанием». «Эгоист, замкнутый в себе», «невежда, не интересующийся ничем, кроме того, что лично его касается» — так сказали бы про него многие мыслители, не желающие видеть и малейшей пользы в подвигах самоусовершенствования. Но вот умирает инок Серафим. Казалось бы, совсем теперь должен изгладиться из людской памяти облик этого старца, так упорно убегавшего от мира. Но начинается целое паломничество к его гробу, во всех концах России прибегающие к нему получают помощь, утешение и назидание, а почитание его начинает распространяться и среди других народов.
В чем же сила преподобного Серафима? В чем его подвиг? Он стремился к осуществлению заповеди Христовой: Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф 5, 48); он трудился над тем, чтобы восстановить в себе первозданный образ человека, испорченный впоследствии грехом. Преподобный Серафим достиг своей цели: он победил грех и стал преподобным, сделался воистину подобием Божиим. Мы не можем видеть невидимого Бога. Но Господь нам дает видеть Себя в Своих подобиях, в Своих угодниках. И вот одним из таких подобий стал преподобный Серафим. В нем мы видим восстановленную человеческую природу, освобожденную от рабства греху. Он есть воплощенное олицетворение победы вечного над преходящим, святости над грехом, добра над злом. Преподобный Серафим всех призывает своим примером следовать по пути, указанному Христом. Он зовет бороться с грехом и своими недостатками, сам являясь маяком и светильником для всех ищущих спасения. Преподобный Серафим призывает искать высшего блага, плода духовного, о котором апостол Павел сказал: Плод же духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Но для сего нужно распять плоть со страстьми и похотьми (Гал 5, 22-24).
Тяжел путь к Небесному Царству, ибо грех овладел человеческой природой и испортил ее. Имеет каждый из нас грехи личные. Есть и грехи общественные, в которых грешен весь народ. Так, весь русский народ грешен в том, что оставил благочестивую жизнь и обычаи своих предков, начал принимать и искать чуждое ему, неправославное, что верил клеветам, распространяемым про помазанника Божия, и позволил сначала сорвать венец, а потом погубить со всей семьей своего благочестивого царя, первым припавшего к прославленным мощам преподобного Серафима. Преподобный Серафим зовет всех к покаянию и к исправлению жизни, и личной и общественной. Хоть и тяжел этот путь, но угодник Божий поможет идти им. Преподобный Серафим — маяк и светильник на этом пути; он же и помощник.
Молитвами преподобного Твоего, отца нашего Серафима, Господи, даруй покаяние и победу над грехом нам, грешным, и введи нас в Твое Небесное Царство. Аминь.
Сербия, 1928 г.

Слово протоиерея Александра Захарова в день празднования памяти преподобного Серафима, Саровского чудотворца

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Дорогие братья и сестры! Разные люди по-разному пытаются оставить свои имена в мировой истории или хотя бы в истории родной страны: военные люди воюют и присоединяют к своему Отечеству новые территории, путешественники и первопроходцы мирным путем открывают и осваивают новые земли, кто-то трудится на ниве искусства, сочиняет книги, рисует картины, пишет музыку, государственные деятели вершат государственные дела.
Но вот сегодня мы вспоминаем человека, который ничем подобным не занимался и, скорее всего, даже не помышлял оставить свое имя на страницах истории, однако же это имя в истории — по крайней мере, России — столь известно и почитаемо, что такой известности могут позавидовать многие и многие полководцы, путешественники, писатели, художники, композиторы и государственные люди.
Чем же он, не написавший ни одной книги, ни картины, не имевший ни власти, ни богатства, ни знатного происхождения, ни особой телесной красоты, ни даже здоровья, — чем этот «убогий Серафим», как он сам себя называл, снискал такую известность?
Снискал жизнью своей, всецело отданной на служение Богу и людям!
Преподобный Серафим жил в сложное время, в чем-то похожее на наше. Он был старшим современником Пушкина. Главная схожесть того времени с нашим была в прозападных симпатиях большой части образованных русских людей, признанных быть организующей и направляющей силой нации. Эти «мозги нации» были тогда даже прозападней нынешних. Наши руководители разных рангов хоть и выучили худо-бедно английский язык, но все-таки между собой общаются на русском. Те и между собой общались исключительно на французском языке и знали его часто лучше русского. Победоносно завершая Отечественную войну 1812 года, русские прошлись по Европе — и понравилась им Европа. Вместе с родной речью из жизни стали устраняться и родные обычаи, унаследованный от отцов православный уклад жизни, традиционные духовные ценности, неразрывно связанные с церковным мировоззрением. И говорить, и жить, и думать стали на западный манер. На смену церковному мировоззрению и укладу жизни пришли секулярная (нецерковная) культура с таким же нецерковным, светским образом жизни. Вместо Бога и души во главу угла стали поставляться новые высшие ценности: человеколюбие без Бога и материальный прогресс. Такой секулярный образ жизни и мышления делается в великосветских кругах нормой; церковное мироощущение встречается в этих кругах все реже и становится исключением. Знакомство с идеями западных вольнодумцев вызывает брожение в умах, выливающееся в восстание декабристов. Нецерковность постепенно превращается в антицерковность. Название всего вышеописанного можно уместить в одном слове: «расцерковление».
И вот в это время является человек, всей своей жизнью доказывающий, что жить с Богом лучше, чем без Бога.
Преподобный Серафим явился как бы альтернативой декабристам. Те привлекали к себе более всего тем, что объявляли себя борцами за счастье народа. Декабристскому пути осчастливливания ближних посредством общественно-политических преобразований преподобный Серафим противопоставил путь религиозно-духовного делания. Прежде чем преобразовывать мир — преобразись сам. Зачем тебе сразу переделывать мир — по силам ли? И знаешь ли, как переделывать, с чего начинать и чем заканчивать? Для начала переделай хотя бы маленькую частичку этого мира — себя. После этого сможешь быть воистину благодетелем человечества. А без этого при всех твоих благих намерениях, с которыми ты выступаешь воевать за счастье людей, ты можешь доставить этим людям гораздо больше горя и скорбей, чем счастья. Эти твои «благие намерения» могут оказаться как раз теми, которыми, по пословице, «дорога в ад вымощена».
Когда в твоей душе темень — как же ты просветишь душу другого? Сначала обрети свет, мир, покой и радость в своей душе, тогда сможешь поделиться всем этим и с ближними. А чего не имеешь сам — как дашь другим?..
«Просветись сам — и тысячи вокруг тебя воскреснут», «стяжи дух мирен — и тысячи вокруг тебя спасутся», — учил преподобный. Самое же важное заключается в том, что он этому не только учил, но и в собственной жизни осуществил.
Почему это особенно важно? Потому что это самая верная проверка любого учения: как оно согласуется с жизнью? Прежде всего с твоей собственной: твоя-то жизнь счастлива? Или ты только других «ведешь к счастью», а у самого на душе кошки скребут?..
Мы и сегодня имеем много советчиков, как улучшить жизнь. Одни говорят: надо такие реформы провести, другие — нет, надо другие… Многие из этих советчиков респектабельные, обеспеченные люди — уж они-то, кажется, должны быть вполне счастливы, довольны жизнью. Но не веет от них что-то радостью и довольством. Удивительное дело: у них есть все, что теперь полагается за цель жизни, о чем мечтает обыватель: шикарные квартиры, шикарные автомобили, коттеджи — а вот радости и покоя в душе нет. А у преподобного Серафима не было и тысячной доли их «благ» — а радость в душе сияла такая, что прямо переполняла его и изливалась на всех теснившихся возле его убогой кельи. Иных даже смущала такая его всегдашняя веселость. Но преподобный ответствовал: «Ведь веселость — не грех, она отгоняет усталость, а от усталости уныние бывает, и хуже его нет, оно все приводит с собой… Сказать слово ласковое, приветливое да веселое, что-бы у всех пред лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был — вовсе не грешно». Сам угодник Божий постоянно светился этой ласковой, приветливой, мирной радостью и этой духовной радостью с избытком наполнял сердца притекающих к нему. Вот, где было полное соответствие жизни и учения. «Стяжи дух мирен — и тысячи вокруг тебя спасутся…»
Что вселяло и возгревало в его душе такую всегдашнюю радость? Всегдашнее присутствие в ней Духа Божия, Коего он не только другим советовал стяжать, но и сам прежде других стяжал. А, стяжавши, уж твердо знал, всем существом своим чувствовал, что и сам безмерно счастлив, и другие, кто его советам последуют, то же непреходящее счастье обретут. Обретут обязательно, в любой обстановке, как бы жизнь ни повернулась — даже и на смерть пойдут с радостью и ликованием в душе. Ибо, если в душе Бог, что такого человека отлучит от любви Божией? Святой апостол Павел спрашивает об этом в послании к римлянам: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» (Рим. 8, 35). И отвечает: «…все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь… — одним словом — ничто — …не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе Господе нашем» (Рим. 8, 37-39).
Когда в душе Бог, так с Богом ничего не страшно и всегда и всюду радостно. Горюем мы не оттого, что жизнь плоха, а оттого, что мы плохие; оттого, что в душах наших живет не Бог, а демонская гордыня, самолюбие, похоти и страсти. И не думайте вы обрести рай, где бы то ни было, если не обрящете его прежде в собственной душе. Уже здесь и уже сейчас. Если не обрящете рай в душе здесь и сейчас — не обрящете его нигде и никогда. Бог готов и хочет жить в нас всегда. Если же нам по душе более «всякая скверна», мы и остаемся с тем, что нам по душе. И останемся. Бог создал нас свободными; мы лишь страстно ораторствуем о «свободе» и «правах человека», при этом постоянно ограничивая то и другое, ущемляя свободу ближнего и попирая его права; по настоящему уважает свободу человеческой личности Бог: «Когда Я вам не нужен, Я уйду; живите, с кем вам больше нравится…»
Скажешь: «Но я же люблю Бога, и хочу, чтоб Он жил во мне…» Лжец! Когда бы и впрямь любил и хотел — давно бы уже благоухал святостью жизни! Нет, ты любишь сладко поспать, вкусно поесть, выкурить папироску после обеда, побаловаться пивком, оторваться с друзьями в кабаке, любишь, когда тебя чествуют, любишь блудить, одним словом — любишь грешить. Любишь то, чего Бог не велит. А что велит, того не любишь: молиться не любишь, поститься не любишь, в храм Божий ходить не любишь, прощать обиды не любишь… Где же твоя любовь к Богу?!
Представь себе, что тебе кто-то признается в любви, ты получаешь письмо, вскрываешь конверт и читаешь: «Я тебя люблю, очень люблю, но только все буду делать наперекор тебе, и видеть тебя мне что-то не хочется, и вообще не дай Бог когда-нибудь с тобой встретиться». «Вот так любовь!» — скажешь ты. Вот этакой любовью и ты любишь Бога, когда говоришь Ему: «Я тебя люблю, Боже, но только у меня еще так много увлечений, удовольствий, интересов и дел; в храм к Тебе мне прийти некогда, и мысль о смерти и предстоящей встрече с Тобой, Любимым, приводит меня в ужас…» Вот так любовь!
Однажды археологи во время раскопок нашли крест. На нем было начертано:
Я свет миру — а вы не видите Меня.
Я путь — а вы не следуете за Мной.
Я истина — а вы не верите Мне.
Я жизнь — а вы не ищете Меня.
Я учитель — а вы не слушаете Меня.
Я Господь — а вы не повинуетесь Мне.
Я ваш Бог — а вы не молитесь Мне.
Я ваш лучший друг — а вы не любите Меня.
Если вы несчастны — не вините Меня.

Вернемся, однако же, к жизни и заветам преподобного Серафима Саровского. Для современной русской действительности пример его жизни и его заветы не только не утратили своего значения, но стали, пожалуй, даже актуальнее, чем в его дни. Расцерковление — это сегодня уже пройденный этап. То, что сегодня происходит в России, уместней назвать другими словами: расчеловечивание, растление. Вот в этом уже мы переплюнули «западников» времен Серафима Саровского. У тех имелось хоть «человеколюбие без Бога». Теперь не осталось ни Бога, ни человеколюбия. Вслед за христианскими ценностями из России пытаются устранить и общечеловеческие нравственные ценности, искони присущие русской душе: совестливость, сострадание, милосердие, честность, правдивость. Вместо этого насаждается культ наживы, грязных удовольствий, разврата, жестокости и цинизма.
Всегда на Руси «жить хорошо» означало «жить добродетельно». Сегодня «жить хорошо» стало означать «жить богато». Материальный успех и достаток поставляются главными целями жизни. А идти к этим целям можно любыми путями: торговать своим телом, давать деньги в рост под проценты… Всегда это на Руси считалось постыдным, зазорным. Теперь то, чего раньше стыдились, становится нормой жизни, а стыдятся и насмехаются уже над целомудрием, безкорыстием, честностью, совестливостью, называя все это «комплексами». Совестливый и честный человек — это теперь «отсталый» человек, страдающий «комплексами неполноценности». А вот безстыжий прелюбодей и хапуга — это полноценный, нормальный человек. Вот как все перевернулось с ног на голову! Умно и престижно грешить; а жить добродетельно — это удел лопухов и закомплексованных идиотов…
Но так ли уж много радости и счастья доставляет вам такая жизнь? Вот вы освободились от всяких нравственных норм и правил, живете, как хотите, никем и ничем не стесняемые, без всяких «комплексов», но освободились ли вы при этом от нервных стрессов, тоски, уныния, страхов, переживаний, тревог?.. Или всего этого, при такой жизни «без комплексов», стало еще больше? Так, может, опять «закомплексоваться»? И зажить не как Бог попускает, а как Он велит и благословляет…
Родные мои, посмотрите вы хотя бы просто на лица этих людей, «умеющих красиво жить». Можно ли встретить среди них хоть одно светлое, радостное, спокойное, умиротворенное лицо? У них ведь даже улыбки и те будто приклеенные — маски какие-то, а не лица… Так в нужном ли направлении мы шагаем?
В заключение я позволю себе вспомнить случай из древней, еще дохристианской истории. Все вы, наверно, слышали про Александра Македонского.
Двадцати лет от роду он вступил на престол и в продолжение следующих 13 лет покорил своей власти огромные территории с множеством больших и малых народов и народностей. Умер рано, в 33 года, но к этому возрасту успел стать самым могущественным и влиятельным человеком в современном мире.
В одно время с ним жил человек, являвшийся его полной противоположностью. Если Александр обладал всей полнотой власти и несметными богатствами, то у этого человека не было совсем никакой власти и никакого богатства. Бедность его доходила до такой степени, что он не имел даже хоть какого-нибудь дома и жил в бочке. Этого человека звали Диогеном.
И вот эти два человека встретились. Александр, прослышав о Диогене, пожелал видеть его. В сопровождении свиты он подъехал к Диогеновой бочке и широким жестом предложил Диогену:
— Проси у меня, чего хочешь. Я дам тебе все, что ты пожелаешь.
Диоген попросил:
— Отойди немножко в сторонку — ты заслонил от меня солнце.
И все.
Приближенные Александра, удивленные и возмущенные таким ответом, который они сочли проявлением неслыханной дерзости и легкомыслия, ожидали гнева своего повелителя. Но не менее, а, может быть, даже еще более, чем ответ Диогена, удивила их реакция на этот ответ Александра. Тот исполнил просьбу Диогена — отошел немного в сторону и некоторое время стоял в глубокой задумчивости. Потом в раздумье промолвил:
— Если бы я не был Александром, я бы стал Диогеном.
Счастлив не тот, у кого всего много, а кто всем доволен. Вседовольство же может дать душе человеческой только присутствие в ней Бога. С Ним — и в бочке рай, и ничего не надо, а без Него — нигде не рай, и все чего-то не хватает. Александр Македонский в своих раздумьях там, у диогеновой бочки, почувствовал и понял это. Поймем ли мы?..
Помоги, Господи, и нам понять.
Аминь.